Серик Апрымов: «Плохо, когда суть лежит на поверхности»

Интервью ведет Наталья Мазур

Наталья Мазур. Серик, вы родились в 1960 году. Что вы можете сказать о своих сверстниках, которые сорокалетними людьми войдут в новый век? Ощущаете ли вы себя представителем поколения, объединенного общими взглядами на жизнь?

Серик Апрымов. Я и сейчас общаюсь с теми, с кем рос и учился. Что можно сказать о них, о нас, о моем поколении? Мы никогда себя не считали разочарованными или потерянными. Мы не романтики, как те же шестидесятники. У нас нет ностальгии по советским временам, как у поколения наших отцов. А в отличие от пятидесятилетних, от людей, которые хоть и не тоскуют по коммунистическому прошлому, но не смогли встроиться в новые времена, нам это сделать удалось. Я свое поколение считаю поколением прагматиков.

Н.Мазур. То есть вашему поколению удалось ухватить современную жилу?

С.Апрымов. В целом да, так как мы не испытали разочарования в прошлом и, в общем-то, нас не пугает будущее.

Н.Мазур. А что вами движет?

С.Апрымов. Принцип самоутверждения. И если взять бизнесменов, для которых деньги -- самое главное, то надо заметить, что сегодня их заботит не только собственное благополучие -- в этом плане они уже успели многого добиться. В Семипалатинске, где я родился и вырос, мои сверстники -- владельцы крупных заводов, строят спортивные комплексы, финансируют команды спортсменов, устраивают различного рода состязания. То есть они соревнуются между собой и таким образом самоутверждаются.

Н.Мазур. А духовное начало...

С.Апрымов. ...у них есть. Я бы сказал, у них тяга к духовному общению, поэтому, наверное, мы и продолжаем встречаться. Я ведь тоже не могу общаться ни с теми, кто старше меня, ни с теми, кто младше.

Н.Мазур. Почему?

С.Апрымов. Нет точек соприкосновения. Мне легче со своими ровесниками, потому что мы лучше понимаем друг друга.

Н.Мазур. По вашим фильмам не скажешь, что вы прагматик.

С.Апрымов. По фильмам, возможно, и нет, но в жизни я деловой человек.

Н.Мазур. В таком случае, что вы ждете от своих зрителей? Какая реакция на ваши фильмы вас бы устроила?

С.Апрымов. Я очень много думаю обо всем этом. Мое кредо -- говорить и показывать то, что от меня хотят услышать и увидеть, но эти желания я должен почувствовать сам. И то, что мои фильмы хотят смотреть, для меня является доказательством моей правоты.

Н.Мазур.. То есть вам все подсказывает сама жизнь и окружающие вас люди?

С.Апрымов. Да, я всегда отталкиваюсь от реальности и при этом стараюсь не обнажать личные амбиции и принципы. Хотя, наверное, так или иначе они проявляются в моих фильмах.

Н.Мазур. По вашим картинам выходит, что вы абсолютно не злой человек. Вы склонны думать, что доброта спасет мир?

С.Апрымов. Да, конечно. Правда, жена и дети, напротив, говорят, что я очень злой. Но это даже хорошо. Не люблю, когда внешне проявляется то, что я чувствую на самом деле, пусть это лежит в глубине.

Н.Мазур. И в "Конечной остановке", и в "Аксуате" есть все приметы нашего времени, включая даже убийства, которые сегодня стали вполне будничным явлением. Но ощущения чернухи, после которой жить не хочется, нет. У вас нет желания изменить окружающую действительность, воздействовать на нее?

С.Апрымов. Я ничего не хочу изменять, я просто хочу чувствовать саму жизнь, прислушиваться к звукам самой природы... Что же касается крови, то я не смакую такие вещи, потому что просто все это не люблю.

Н.Мазур. На одной из пресс-конференций вы сказали, что национальное казахское кино предыдущих поколений не знаете.

С.Апрымов. Да, это так.

Н.Мазур. А почему вы вообще решили заняться режиссурой? С какими мыслями, желаниями, намерениями пришли во ВГИК?

С.Апрымов. В школьные годы я хотел быть писателем, но сестра меня сбила с толку, сказала, что пишу с ошибками. Когда служил в армии, увлекся фотографией и было желание стать оператором, но оно тоже как-то само собой отпало. И я начал с того, что стал делать деньги -- занялся торговлей. Было это во времена Андропова, когда все боялись даже дохнуть, а я ездил на Кавказ, возил шерсть на продажу. Меня очень забавляло чувство опасности, и было жутко интересно. Потом это тоже надоело.

Н.Мазур. Вы предприимчивый человек?

С.Апрымов. Думаю, что да, но моя беда в том, что сами деньги мне не нравятся, я от них не получаю никакого удовольствия. Когда они у меня были, я разбрасывал их налево и направо, но в принципе не знал, что с ними делать. Поэтому я бросил бизнес и начал искать нечто такое, в чем практически невозможно было бы достичь цели. По крайней мере, эта цель должна быть настолько далекой, чтобы можно было идти к ней всю жизнь. Вот так я почему-то решил стать режиссером, и мне это занятие понравилось.

Н.Мазур. Вы учились в мастерской Сергея Соловьева. Он оказал на вас какое-то влияние?

С.Апрымов. Да, конечно, и прежде всего своей абсолютной демократичностью. Соловьев сразу сказал, что если кто-то хочет просто научиться зарабатывать в кино, то достаточно знать три правила, которые он сообщит, и можно занимать очередь в кассу за деньгами. А в принципе он не собирается никого учить, а только лишь хочет привить вкус к хорошему кино и помочь проявить то, что заложено в каждом. "Но при одном условии, -- добавил Соловьев. -- У вас не должно быть никаких авторитетов".

Н.Мазур. Насколько я понимаю, так оно и случилось -- у вас ведь и в самом деле нет авторитетов в кинематографе?

С.Апрымов. Абсолютно.

Н.Мазур. А как насчет "уроков французского" в "новой казахской волне", представителем которой вы являетесь?

С.Апрымов. На начальном этапе, когда мы только начинали снимать, нам нравились фильмы "новой волны". И в каких-то технических вещах и даже в драматургии мы, конечно, пытались им подражать. Но это было давно.

Н.Мазур. А совсем недавно вы сказали, что очень скоро режиссеры "новой казахской волны" разойдутся у ближайшего перекрестка. Значит, вас что-то объединяло?

С.Апрымов. Мы ведь пять лет вместе учились у Соловьева, который обещал нам привить хороший вкус к кино и добился этого. И хотя мы совсем разные люди и делаем разные фильмы, наши вкусы очень похожи. Мы не собираемся вместе, не обсуждаем общие проблемы, но я знаю точно, кто из нас не будет делать какие-то вещи, а кто -- будет. А мне хочется от этого знания избавиться.

Н.Мазур. Вам хотелось бы, чтобы и вкусы ваши тоже менялись?

С.Апрымов. Разумеется. Я не хочу все время соглашаться с самим собой, хочу видеть свои недостатки, исправлять ошибки и снова ошибаться.

Н.Мазур. Стилистически ваши картины безукоризненно правдивы, вплоть до ощущения физического течения времени -- такое решение тоже продиктовано самой жизнью?

С.Апрымов. Да, стилистика пришла от моего ощущения действительности. Возможно, поэтому я и не смотрел старые казахские картины. К примеру, когда актриса произносила что-то вроде: "О, жизнь! О, времена! О, народы!", -- для меня это был конец фильма. Ведь, чтобы такое сказать, не знаю, что человек должен пережить, через что пройти, насколько быть глубоким, по сути, как Будда. Меня коробит, когда актриса, которая, уверен, ничего не читает и которую заботят только свои собственные проблемы, говорит подобное с экрана. Пафос меня очень раздражает.

Н.Мазур. Несмотря на жесткость драматургии и вполне определенный финал и в "Конечной остановке", и в "Аксуате", такое впечатление, что вас не столько интересует, что будет с вашими героями и как сложатся их судьбы, сколько то, как человек переживает данный момент, его внутренне противоречивое состояние. Заметно, как меняются представления героев о себе самих. Ведь даже такой, вполне уверенный в себе человек, как герой "Аксуата", перестает быть хозяином своего положения.

С.Апрымов. Это то, что испытываю я по отношению к старшему поколению, по отношению к родным, близким, к людям кино. Свое состояние мне и хотелось передать через моего героя, который говорит, что мы все лицемеры. Но я верю, что у каждого человека есть еще что-то святое. Андрей Дмитриевич Сахаров как-то говорил о том, что в структуре Вселенной есть эмоциональное начало. Собственно, от этой мысли я и отталкивался в решении предфинальной сцены фильма. Когда я спросил актера, исполнителя главной роли, что или кто для него является самым важным в жизни, он ответил: "Моя бабушка". "Вот так и говори", -- сказал я ему.

Н.Мазур. Опять подсказала жизнь?

С.Апрымов. Я стараюсь не идти от ума, от головы. Считаю, что логическое мышление несколько примитивно. Когда не могу придумать какой-то сюжетный ход, мне нужно прислушаться к самому себе, к тому, что происходит внутри меня. На языке моего девятилетнего сына это называется "выйти из ума". "Папа, я понимаю, почему ты кричишь на меня и на маму, -- говорит он мне, если я бываю излишне эмоционален, -- значит, ты вышел из ума".

Н.Мазур. Насколько я теперь понимаю, очередной ваш "выход из ума" -- это фильм "Три брата", работа над которым, кажется, близка к завершению?

С.Апрымов. Это тот случай, когда я изо всех сил стараюсь, чтобы работа не была завершена и картина просто не появилась.

Н.Мазур. Такое тоже возможно? С чем это связано?

С.Апрымов. Я не удержался от дешевого пафоса. Еще на уровне сценария, когда на худсовете все восхищались сюжетом, я уже понимал, что это не мой материал.

Небольшой поселок, рядом -- военный аэродром, стоянка старых паровозов. Главные герои -- старик, дети. Время от времени старик куда-то отгоняет эти паровозы, детям говорит, что к озеру. Они просят старика взять их с собой, но он постоянно отказывается. Тогда дети сами угоняют паровоз, не зная, что во время военных учений он является движущейся целью для истребителей-бомбардировщиков. И все дети погибают... В результате картина получается, как притча.

Н.Мазур. И поэтому вы не хотите заканчивать работу над фильмом? Неужели притча -- это так плохо?

С.Апрымов. Плохо, когда суть лежит на поверхности, а мне бы хотелось, чтобы она была глубоко спрятана... И в "Конечной остановке", и в "Аксуате" я старался быть жестким, чтобы уйти от поверхностного взгляда на важные вещи. И, мне кажется, меня нельзя обвинить в том, что у меня это не получилось.

Н.Мазур. Действие нового фильма опять происходит в сельской местности. Город вас совсем не интересует?

С.Апрымов. Нет.

Н.Мазур. А с чем это связано? Вы ведь городской человек?

С.Апрымов. Я до десяти лет жил в ауле, потом мы переехали в город, но я его почему-то так и не принял. Правда, однажды даже про город снял фильм -- "Сон во сне", но мне это все неинтересно.

Н.Мазур. Вы считаете, что люди, которые живут в ауле, и те, кто живет в городе, -- это разные люди?

С.Апрымов. Я об этом даже не думаю, просто мое отношение к ним разное. Я городского человека вообще не чувствую, не воспринимаю. Когда аульный человек переезжает в город, он быстро теряет свою естественность. В городских естественности нет изначально, до этих людей невозможно, на мой взгляд, достучаться, докопаться до каких-то глубин, в них много показного. Но я понимаю, что это не проблема городского человека, прежде всего это моя проблема.

Н.Мазур. У вас уже есть новый замысел?

С.Апрымов. Есть только название -- "Сон бабочки". Оно как-то случайно родилось, и с того момента я постоянно выясняю, сколько живут бабочки. Все удивляются, никто не может понять, для чего мне это надо, да я и сам пока не знаю, что из всего этого получится и о чем будет этот фильм. Но, думаю, жизнь подскажет.

Н.Мазур. Значит, спонтанно рождается лишь первая строка, а дальше, что сама жизнь подскажет. Так получается?

С.Апрымов. Так. Поэтому я порой уединяюсь, а временами стараюсь быть больше в толпе. Я постоянно перемещаю свое тело, как бы кидаю его из стороны в сторону, потому что не знаю, в какой именно среде начнет "что-то" расти.

Н.Мазур. Кроме кино, вас больше ничего в жизни не интересует?

С.Апрымов. Ну, если только... Хотелось бы, конечно, влюбиться.

Н.Мазур. Вы ведь женатый человек...

С.Апрымов. Все так быстро обрастает бытом, забивается каким-то мусором, что хочется что-то в себе пробудить, почувствовать какую-то свежесть, испытать новые ощущения. Конечно, у меня есть ответственность перед семьей, и внешне все, что полагается, я соблюдаю. Но бывает, что завоешь, как одинокий волк.

Н.Мазур. А какова степень вашей личной свободы?

С.Апрымов. Внешние атрибуты для меня абсолютно ничего не значат и при малейшем желании могу разорвать все нити. Но вот справиться с самим собой мне гораздо сложнее. Ведь за годы я наработал какой-то вкус, имею определенный взгляд на жизнь, что-то люблю, а какие-то вещи не люблю -- вот от этого всего я несвободен.

Н.Мазур. А как вы вообще воспринимаете жизнь?

С.Апрымов. Жизнь -- это тайна. Просто сказать "люблю -- не люблю" я не могу. Мне интересно.

Н.Мазур. Доставать деньги на очередную картину вам тоже интересно?

С.Апрымов. Я ведь говорил уже, что я прагматик. Поэтому когда вдруг появились люди, которые захотели вложить деньги в картину "Три брата", я им сказал: "О'кей, для вас я закончу этот фильм". Так что какие-то деньги у меня будут. А потом я ведь специально снимаю малобюджетные картины, чтобы ко мне не было никаких претензий. Скажем, на "Фару" потрачено миллион долларов, а на "Три брата" -- шестьдесят тысяч. Понимаете, какая разница? Я всегда говорю, что прошу мало денег, чтобы от меня ничего не ждали: во сколько раз шестьдесят тысяч долларов меньше миллиона, во столько раз будет ниже и качество.

Н.Мазур. Но на самом деле вы очень серьезно относитесь к качеству фильма?

С.Апрымов. Я всегда стараюсь сказать то, что от меня хотят услышать. Это освобождает.

Н.Мазур. Литература, театр, музыка, другие виды искусства -- они вас подпитывают?

С.Апрымов. Безусловно. Но опять-таки я ценю такие вещи только тогда, когда случайно на них набредаю.

Н.Мазур. Вы ведь прагматик, как же так вы доверяетесь случайности?

С.Апрымов. Вот прагматик, а абсолютно доверяюсь случайности. Кстати, мне приходилось наблюдать людей, которые, считая себя прагматиками, всегда старались следовать только логике. И представьте, очень часто они проигрывали. А вот многие творческие личности, которые внешне выглядят такими рассеянными, на самом деле, в глубине души весьма жесткие, расчетливые, точно знают, что делают. Так что понимайте, как хотите.

Н.Мазур. А у вас случайно не возникало желание продолжить историю "Аксуата", или вам больше не интересен этот герой?

С.Апрымов. Я не знаю, что завтра будет, из-под какого куста, как говорится, выскочит заяц. В этом смысле продолжение не исключается. Но искусственно я не цепляюсь за эту историю. Вообще не люблю цепляться. Не хочу быть привязанным ни к кому, ни к какой-либо женщине, ни даже к семье. Боюсь, что тогда многого не узнаю, ведь есть вещи, которые я могу пропустить. Знаете, как в анекдоте про двух хиппи. Они сидят у входа в церковь, и в этот момент к церкви подъезжает "скорая помощь". "Что там случилось?" -- спрашивает один другого. Тот отвечает, что священник ногу сломал в ванне. "А что такое ванна?" -- первый снова задает вопрос. "Откуда мне знать, -- говорит второй хиппи, -- я же не протестант". Так вот, если быть таким хиппи, то можно много чего не узнать, даже самого элементарного, а я не хочу себя ограничивать в познании.