Сантехника ковчега. Блицкритика

Глоток воды из туфельки. Провинциалка — в столице. Сюжет исхоженный. Так что дьявола надо искать в подробностях.

«Ковчег», режиссер Ю.Кузин

Девчоночка-волжаночка влюбляется в шкипера. Тот везет в Москву сельскую живность продавать на рынке. (Во времена «Волги-Волги» вез бы на Сельхозвыставку, но… к чему бесплодно спорить с веком?) На барже все кудахчет, блеет и ржет. (Юрий Кузин называет свою картину «Ковчег», но я с библейских ассоциаций быстро соскальзываю на более близкие и вполне киношные.) Москва, естественно, предстает в виде Кремля, к нему присовокуплены не только высотки, но и свежеотстроенный храм Христа Спасителя, а также Третье транспортное кольцо. Современность! По улицам разъезжают на иномарках с бультерьерами лица новой русской национальности. Меж тем флотская форма шкипера явно скроена в советские времена. Шкипера играет актер, атлетические стати которого известны всей стране по бандитским телесериалам, так что китель должен бы сидеть в обтяжку, но он на два номера больше и болтается, как на вешалке. Не исключено присутствие беса в костюмерной. Девчоночка-волжаночка бегает в платьице. В обтяжку. Но чтобы ее юные стати были еще более трогательны, ее усердно поливают дождиком. Несомненно, именно тут прячется главный бес. Поддаваясь его провокациям, я только в одном случае осмеливаюсь взбунтоваться. «Гусаря», шкипер пьет спиртное из туфельки своей любимой (не этой, а предыдущей, но суть не в том). Варвар не знает, как это делалось в старину. Спиртное наливали в рюмочку, рюмочку ставили в туфельку и тогда пили. А наш хлещет прямо со стельки. Санитарно необученный. Нет, все-таки в деталях прячется не- чистый.

Других завлекательных оплошностей я в фильме не нашел.

«Смеситель», режиссер А.Шейн

Микс обязывает. Как стало известно из средств массовой информации, автор фильма «Смеситель» Алексадр Шейн заявил, что там смоделировано пограничное состояние, в котором мы все находимся. Смоделировано так. Муж, возвратившись с охоты, застает дом в разоре и жену в истерике: «Меня изнасиловали». Не кладя двустволки, он вышибает дверь к соседям и берет на мушку тихого безумца, которого сразу заподозрил. Приехавшая «скорая помощь» увозит жертву насилия, ей что-то вкалывают, она вырывается от медиков, бежит обратно домой, застает там омоновцев, вызванных мужем, и тут объявляет, что «все придумала», потому что хотела его «испытать».

Хорошо, а где гарантия, что и авторы фильма, в свою очередь, не выдумывают все это, чтобы испытать меня? Уже в качестве испытуемого я продолжаю созерцать серию безумств и насилий, увенчивающихся убийством. Однако веря, что смесь безумия с безумием должна, по традиционной эстетике, как-то просветлить мое помрачение, я начинаю соображать, что означает название фильма. Он снят по рассказу Фуада Ибрагимбекова, меж тем первое, что я в фильме слышу, — это греющий душу прибалтийский акцент и имя героя: Валдис. Такой микс азербайджанского и латышского повергает мою ностальгирующую душу в полный кайф. Даже жаль, что авторы имели в виду нечто куда более простое: деталь сантехники. С помощью этой железяки тому, кого заподозрили в изнасиловании, проломили череп, чтобы он не успел проломить череп тому, кто его заподозрил.

Простите мне этот патологический синтаксис, микс обязывает.