Возвращение Одиссея. «Коля — перекати-поле», режиссер Николай Досталь

Авторы сценария Георгий Николаев, Николай Досталь

Режиссер Николай Досталь

Оператор Юрий Невский

Художник Владимир Ярин

Композитор Алексей Щелыгин

Звукорежиссер Дмитрий Назаров

В ролях: Андрей Жигалов, Алла Клюка, Ирина Розанова, Сергей Баталов, Лев Борисов, Анна Овсянникова, Владимир Толоконников и другие

Творческая студия «Стелла» при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии РФ, телеканал «Россия»

Россия

2005

Если случаются в кино чудеса, то таким маленьким, скромным чудом был фильм «Облако-рай», снятый в 1991 году режиссером Николаем Досталем. Как подснежник, выросший на помойке среди крашеного картона и ржавых железок, он был благодарно замечен критикой (о зрителе тогда речи не было), получил все положенные призы и тихо отцвел, не дав ни семян, ни побегов. Чудо и есть чудо. Видно, все счастливо как-то сошлось: странноватый сценарий Георгия Николаева вроде бы ни о чем, балансирующий между «советской» любовью к провинциальным чудикам и перестроечным любопытством ко всяческим фрикам и маргиналам; печальный клоун Андрей Жигалов с кашей во рту и лицом новорожденного младенца — в роли Коли, а вокруг — компания колоритных актеров, все с этаким сдвигом: от незабвенного Шарикова — Владимира Толоконникова до Ирины Розановой с ее русско-народной статью королевы провинци- ального сельпо, от прелестной маленькой кубышки Анны Овсянниковой до юной Аллы Клюки, поражавшей порывами плоти и темперамента… Плюс «синкопированный» отчасти ритм со множеством «пропусков» и зависанием на важных деталях, и оптика, чуть смещенная в духе русского авангарда, и легкий «сюр» вроде облаков, плывущих над оклеенными обоями стенами без потолка… И еще песни, которые поет Коля — хрипловатый, неумело рифмованный лепет под гитару про одинокую звездочку в вечном небе и облако-рай, которое неизвестно где… Наивная тяга к запредельному и острое ощущение пустоты зависшего бытия, когда прошлое вроде кончилось, а новое никак не наступит…

Из всего этого и соткался фильм — незатейливый провинциальный анекдот про бестолкового Колю, который неожиданно для себя соврал, что собирается уезжать, и, движимый вдруг проснувшимся энтузиазмом своих земляков, вынужден был и впрямь уехать неведомо куда, неизвестно зачем. Анекдот, перерастающий в трагедию едва ли не уровня «Сентиментальных повестей» Зощенко, где страдания и муки совершенно ничтожных людей достигают масштабов поистине шекспировских. В трагедию, к коей без кавычек применимы слова Рок, Герой, Жертва.

Первые десять минут действие просто стоит на месте. Коля, вставши рано воскресным погожим утром и выйдя во двор, обстроенный серыми пятиэтажками, мается жаждой общения и происшествий. Но что происходит, о чем можно поговорить? Разве что погода хорошая, а по радио дождь обещали. Он и пристает ко всем с этой погодой, но разговор буксует: да, погода хорошая, да, дождь обещали, и он то ли будет, то ли нет — дальше всё, тупик… «Что тебе этот дождь? — лениво наставляет Колю старший друг Федя (С.Баталов). — Будет он или не будет — тебе-то что? Ты что, уезжать, что ли, собрался?» И тут Коля неосмотрительно делает следующий шаг в развитие, так сказать, разговора, еще не понимая, что это шаг в пропасть: «Да, собрался. Уезжаю я». «Куда?» — «На Дальний Восток. Друг у меня там. Друг пригласил…»

Так происходит Событие — ничтожное, как взмах крыльев бабочки, но удивительным образом сдвигающее с места застывший мир. Субстанция жизни приходит в движение. Глобус начинает вращаться. И вот уже снулый Федор стоит на крыльце, браво выпятив грудь, и в глазах у него — огонь, и рыжие усы победно топорщатся. А распатланная жена его Валя (И.Розанова) является с шикарной прической и макияжем, в новом праздничном сарафане. Жизнь вдруг обретает смысл. Есть повод красиво выйти из дома. Совершить поступок неслыханной щедрости, пожертвовав отъезжающему чемодан, как это делает сентиментальный «уркаган» Филомеев (В.Толоконников). Есть повод скинуться, принарядиться и торжественно выпить всем вместе — проводить героя. Есть повод позаботиться о собственном благосостоянии, при-брав к рукам остающиеся бесхозными Колино имущество и жилплощадь…

Есть повод жить, испытывать сильные чувства, реализовывать затаенные желания и насущные интересы… И все эти разбуженные героем желания, чувства и интересы соединяются в неодолимую силу Рока, с железной необходимостью выталкивающего бедного Колю за пределы обжитого пространства — в космическую пустоту, в никуда.

Зачем?! Он не хочет! Куда ему ехать?! Ведь у него здесь все! Друзья, любимая, дом. Он любит этих людей, он ведь хочет, чтобы именно они его поняли и оценили! И они ведь уже поверили в него, они ему искренне благодарны за то, что он — Герой — одолел силу, превратившую их мир в сонное царство. И веснушчатая гордая фифа Наталья (А.Клюка) в модном атласном жакете с плечами тоже уже почти его оценила и страдает по-настоящему ввиду предстоящей разлуки, плачет навзрыд. Но беда в том, что никак не может она связать свою судьбу с прежним, обыденным, «негероическим» Колей, который, по словам ее матери Татьяны Ивановны (А.Овсянникова), «только болтается без толку, как козел на веревке». А стать Героем он может, только если уедет, рискуя потерять любимую навсегда. И она это понимает, и он. И выхода нет, и ничего не поделаешь. Складка глубокой, недетской муки рассекает Колин младенчески выпуклый лоб, в глазах — боль, душа рвется на части. А тем временем грузчики в желтых жилетах — два дюжих молодца, одинаковы с лица, — деловито выносят из Колиной комнаты шифоньер, стулья, столы, кресла. Все меньше шансов отыграть все обратно. Земля из-под ног уходит…

Коля запирает дверь, в отчаянии падает на кушетку под ковриком с горными орлами и высями — единственное, что осталось. Но соседи, друзья, знакомые — вдохновленные и разбуженные им, — ломятся к нему в комнату, за-глядывают в окошко над дверью — ни спрятаться, ни убежать… И Филомеев, явившись со связкой ключей, отпирает дверь, сметает последнюю преграду, защищающую Колю от неизвестного будущего. Федор с женой упрекают его, что он «стал какой-то злой», грубит, прячется от людей, которые все к нему с широкой душой. «Я запутался. Зачем мне уезжать, если все так хорошо!» — «Нет, ты должен. То есть ты не должен ради нас жертвовать новой жизнью». А ушлый сосед Филипп Макарыч (Л.Борисов) уже приводит нового жильца в Колину комнату. И автобус уже вот-вот… И на вечерней заре всей толпой, взяв Колю под белые руки, с песнями и плясками провожают его на остановку, где на столбе означены километры — в одну сторону 1100 в другую — 870, куда ни скачи, ни до какого государства не доскачешь. И вот уже Филомеев истошно орет: «Автобус!», и Колю заталкивают в открытую дверь, и Натаха с перевернутым лицом цепляется, кричит: «Пиши мне!», и автобус уезжает, увозя его в неизвестную даль, одного, без всех самых дорогих и нужных людей. В финале, любовно и ласково улыбаясь, они сидят-покачиваются в автобусе у него за спиной: Натаха с кубышкой-матерью, и Федька с Валентиной, и Филомеев, и сосед, занимавший десятку, и Филипп Макарыч, который оттяпал жилплощадь, и тетка, прибравшая мебель, — все те, кого он лишился, кому принес себя в жертву или, точнее, кто принес его в жертву богам дальних странствий и перемен, чтобы спокойно жить себе дальше, оставаясь на месте, но веруя, что перемены все же возможны.

Почти через пятнадцать лет Н. Досталь снял фильм про то, как Коля вернулся. Зачем? Чтобы повторить былой успех? Но режиссер пять лет искавший деньги на продолжение фильма «Облако-рай», не мог не отдавать себе отчета, что успех если и будет, то по-прежнему весьма камерный. Разве на паре фестивалей картину покажут и по телевизору, желательно вместе с первой частью, иначе никто ничего не поймет. Так зачем же было так биться? Видимо, историю нужно было досказать до конца. Мифологический сюжет требует завершения: так, Одиссей после долгих скитаний должен вернуться домой, и Агамемнон получить удар кинжалом от руки дочери.

И вот зимним воскресным утром Коля на раздолбанной иномарке с японскими иероглифами подъезжает все к тому же столбику с цифрами: 1100-870. Одет он пижонски, по-иностранному: в белых штанах, в оранжевой куртке, но модные перчатки, как у маленького, пришиты у него к рукавам, и так же нелепо он падает, едва выбравшись из машины, и детская физиономия не изменилась: тот же доверчиво приоткрытый рот, нос уточкой и круглые, младенческие глаза под бровками-запятыми. Пересекши плотину на замерзшей реке, он въезжает в родной поселок и останавливается во дворе, окруженном знакомыми пятиэтажками. Первым замечает его Филомеев, постаревший, но бодрый. Он по-прежнему орет как резаный и тянет Колю в гараж, где у него теперь самогонное производство. Но углядевший всю эту сцену из окна Федька тут же выскакивает на улицу в тапочках на босу ногу, за ним Нинка с Федькиными ботинками и лисьей шапкой в руках, и в результате торжественное застолье по поводу возвращения Коли разворачивается где и положено — на Федькиной кухне. Там ничего не переменилось: те же стены, тот же стол, табуретки, гороховый суп… Только кастрюля новая: «Федя на 8 марта подарил». И дальше все сидят, кушают филомеевский самогон, слушают Колины рассказы о морских приключениях, но чувствуется, что им не до рассказов, их распирает, мучает какая-то тайна — из тех, что не расскажешь без подготовки: «Ты выпей, Коля, выпей! Ты ведь еще ничего не знаешь…» Что за тайна? Оказывается, у Коли есть сын. Натаха родила после его отъезда. А он и не знал. И она тогда не знала, что родит. А потом вышла замуж. И у нее семья. И еще один сын растет от нового мужа — Валерика. И живет она в бывшей Колиной комнате, точнее — в квартире, потому что сосед Филипп Макарыч женился на Натахиной матери и к ней переехал, а вся квартира молодым досталась. Вот. И что теперь делать? Можно, конечно, Коле Натаху с собой забрать, а детей на деда с бабкой оставить или на Валерика. Но Натаха не такая, она детей не оставит. Можно взять только старшего, но младшему тоже ведь мать нужна. И потом, как же Валерик? Можно, конечно, и Валерика взять с собой, но это уже, как все понимают, слишком. Значит, лучше Коле просто уехать и не ломать людям жизнь. На сына поглядеть из окошка, вон он бегает с братом вокруг машины. А с Натахой не стоит ему встречаться. Уехать поскорее, и все дела — будто его, Коли, и не было. Так всем будет лучше. Лучше бы, конечно, ему тогда было и не уезжать. Но кто ж знал. А раз уехал, не стоило возвращаться… И Коля, хоть и подготовленный как следует самогоном, хоть и хмельной, понимает с тоской и болью, что некогда, вытолкав его в дальние страны, у него отобрали, отняли единственно предназначенную ему жизнь, которую он должен был прожить здесь, среди близких людей, с любимой женщиной, с родным сыном. Он — перекати-поле — скитался, надеясь вернуться домой, и вот вернулся, а места ему здесь нет. И никому он не нужен. И даже на один день его не примут в прежний, теплый, родимый мир, куда он так стремился, по которому так тосковал. И тут Коля уже не случайно, а совершенно сознательно прибегает к проверенному рецепту: он врет. Врет, что болен экзотической какой-то болезнью, которую подцепил ненароком у африканских аборигенов-каннибалов, что жить ему месяц от силы и никому и ничему он не угрожает, ни на что не претендует, только хочет познакомиться с сыном и по-людски пообщаться-попрощаться с любимой.

Тут уже, конечно, все пошли Коле навстречу. Тут, понятное дело, слезы, сочувствие, расспросы, охи, ахи, мексиканский сериал. Жизнь вновь наполнилась высокими переживаниями и смыслом. Все готовы душу раскрыть.

И Наталья пришла, и к детям Колю пустили. Потому как благодарны, ибо он опять соврал в точку. Именно то соврал, что им нужно. Ведь в этом болоте если что и не стояло на месте, так это время. За прошедшие годы юная Наталья превратилась в зрелую тетку, бравый Федор с красавицей женой увяли, поблекли, Филомеев, Макар Борисыч и Натальина мать вошли в ранг окончательных стариков, и всем им — кому раньше, кому позже — предстоит отправиться в последнее путешествие, откуда не возвращаются. А тут вдруг на тебе — Коля, которому, оказывается, на тот свет через месяц. Он уйдет раньше их и как бы вместо кого-то из них, его вновь можно выпихнуть, отправить вперед себя, принести в жертву. И полюбить, как жертву, и пожалеть, как жертву, и порадоваться втайне, что это с ним, а не с кем-то из близких-родных такая беда, и приласкать, прижать к груди напоследок, и оплакать, а самим жить долго и счастливо, потому что все уже как-то устроились, срослись и друг без друга не могут. Не то что он — бродяга, перекати-поле. Да вот еще и машина у него заграничная — можно отобрать, зачем ему на том свете машина?

В общем, «мыльная опера» с Колиным возвращением успешно завершается притворными рыданиями, раздачей подарков (Коля от души привез всем сестрам по серьгам, потратив деньги, что нажил за долгое плаванье) и праздничным фейерверком. В финале салют гремит и полыхает за гаражами, в то время как Коля в легкой курточке, один-одинешенек, раздавший все, с пустыми руками, похлопывая себя по бокам, бежит по морозу на автобус, который вновь увезет его в одинокое странствие. Умрет он или нет — не суть важно. Для земляков он уже умер, причем умер красиво, трогательно, позволив им проявить лучшие чувства и придав новую ценность их устоявшейся жизни. Как тогда, в первый раз, Колин отъезд спас их от смертной тоски и позволил выжить, так что никто, слава богу, не спился, не повесился, никто никого не убил, никто ни с кем не развелся, а некоторые даже переженились — и все только крепче сплотились в теплый, неразделимый ком. Так и теперь, вытолкнув Колю в смерть, они все сильнее и крепче будут держаться друг друга. Значит, жертва принесена не напрасно.

Второй фильм, надо сказать, кондовее, грубее, прямолинейнее первого. Тут уже нет открытий. Сюжет движется по той же легко узнаваемой траектории, персонажи предъявляют все те же характерные черты и пороки; актеры отчасти наигрывают, как в сериалах, и морщины на их изменившихся лицах выглядят выразительнее и «честнее», чем интонации, мимика, эмоциональные всплески. Даже Жигалов не удивляет, хотя по-прежнему демонстрирует редкое сочетание эксцентрики и настоящего драматизма. Но при всех разочарованиях, которые принесло знакомство с вторым фильмом, все равно остается ощущение необходимости этого эпилога, подтвердившего повторяемость и непреложность механизмов судьбы, когда целый человеческий муравейник выживает за счет смиренной и неоцененной, полубессознательной жертвы, которую снова и снова приносит тот, кто в наименьшей степени наделен инстинктами хищника. Да, его «съели» однажды, но он снова готов отдать себя на съедение, чтобы они были счастливы.

Соединение химически чистого альтруизма, который излучает каждая клеточка Колиного нелепого естества, и обыденно-грубой материи жизни, где все перемешано: добро и зло, корысть и тоска по лучшему, — возносит скромную историю Коли — перекати-поле до уровня каких-то совершенно недоступных сегодняшнему кино универсальных, мифологических, вечных коллизий. Мы знаем героев, которые воюют, убивают, самоутверждаются, мошенничают, мстят, пакостят… Но чистых душою младенцев, дыханием которых вращается мир, нет. Они берутся непонятно откуда, из других измерений, из иной жизни. И когда хоть один вдруг попадает в поле зрения нашего кино, иначе как чудом это не назовешь.