Каннский и Венецианский фестивали, мокьюментари и постправда: номера 1/2 «Искусства кино»

Квантовая психика: «Думаю, как все закончить» — фильм дальше слов и глубже слез

«Думаю, как все закончить», 2020

На Netflix вышел новый фильм Чарли Кауфмана «Думаю, как все закончить» — запутанная экранизация одноименного романа Иэна Рейда 2018 года. Алексей Филиппов постарался разобраться во всех перипетиях сюжета, многочисленных цитатах автора, а также объяснить, почему это на самом деле неважно.

Осторожно, текст содержит спойлеры.

«Я занимаюсь тем, что пишу тексты, сражаюсь с ними и с самим собой. Кажется, Томас Манн говорил: «Писатель — это человек, которому писать гораздо труднее, чем другим людям». Мне эта фраза кажется очень верной. По сути, так и есть: если относиться к писательству серьезно, оно превращается в настоящую борьбу». (Чарли Кауфман в серии лекций BAFTA)

«Думаю, как все закончить». Начатый текст, тупиковые отношения, жонглирование смысловыми и культурными матрицами, наконец, эту не всегда замечательную жизнь? В оригинале еще более точная абстракция (sic!). I’m thinking of ending things. Чтобы думать о том, как что-то (things) заканчивается, нужно разобраться, как оно начинается.

«Если бы вы были там, вы бы себя не увидели»

Джейк (Джесси Племонс) и Люси (Джесси Бакли) едут в гости к его родителям. За плечами несколько недель совместного общения (пусть будет семь), за окном — буря мглою небо кроет, в голове — мысль, как бы это закончить. Люси, наряженная как детская игрушка, медвежонок Паддингтон в человечьем обличии, хочет бросить Джейка. Джейк, молчаливый папа-медведь из сказки, тень человека, которую как будто отбрасывает неодушевленный предмет, мыслит глобальнее.

Дорога занимает 20 минут экранного времени — но это почти осязаемые часы далекой поездки к родственникам. Приключение, превращающееся в бесконечный разговор под сменяющиеся пейзажи; беседа на двоих, оборачивающаяся едва синхронизированными монологами на фоне сумерек разума.

«Думаю, как все закончить», 2020

Следом застолье с родителями — с дерганой, населенной тиками и проклятой тиннитусом матерью (Тони Коллетт) и словно оловянным, движимым невидимыми шарнирами отцом (Дэвид Тьюлис), который любит фотографическое искусство абстракции и очень хочет, чтобы в каждом пейзаже был человек — агент его самого.

Будет странно: Джейк предпочтет молчать как партизан, изредка огрызаясь на мать; словно приближаясь к ядру вечера, все начнут оговариваться и путать слова, а вскоре — и имена, даты, профессии; Люси успеет превратиться в Лючию и Ивонну, побывать специалисткой по квантовой физике и художницей; как-то мать обронит: «Помнишь, когда тебе исполнилось 50…». Линейность времени тут и правда нарушена: Люси встретит давно покойную собаку породы бордер-колли Джимми, который завис в попытке стряхнуть невидимые капли с шерсти, а родители Джейка на ее глазах будут то молодеть, то стареть — от периода сбора детских игрушек до кормежки с ложечки и предсмертного взгляда в потолок.

Обратная дорога — отправление ровно за час до конца фильма — еще мрачнее, холоднее и заселеннее мыслями. О них — потом; пока — цепи сюжета, которые позволяют проехать даже самую интеллектуальную пургу. Беседа о старении и матерях прерывается покупкой мороженого; слишком сладкий десерт заставляет свернуть возле исполинской старой школы, куда Джейк побежит разбираться с вуайером, якобы подглядывавшим, как они целуются в машине. Люси видела смотрящего, когда они только стартовали — пожилой уборщик стоял у окна и твердил:

«Осталось решить только один вопрос. Мне страшно. Кажется, что я схожу с ума. Не могу рассуждать здраво. Все предположения верны. Чувствую, как нарастает ужас. Настало время для ответа. Всего один вопрос. Ответить всего на один вопрос».
«Думаю, как все закончить», 2020

В финале — вихрь из увиденного и сказанного в течение фильма; в нем же — формальная разгадка: ничего-себе-поездочка не сон собаки (вот она отрицательно машет головой), а фантазм уборщика, который в коридорах ненавистной школы и памяти пытается представить, как жизнь могла сложиться иначе, отважься он заговорить с незнакомкой из кампуса.

Женщина под влиянием

Одноименный роман Иэна Рейда, который выбрал для перевода на киноязык Чарли Кауфман, — идеальное топливо для слоубёрнера: неуютный, постоянно переключающий внимание, но дающий заветную разгадку в лоб, удушая героиню и читателя саспенсом в лучших традициях «Февраля» (2015) Оза Перкинса. Или же готовый сценарий для Ари Астера, из чьей «Реинкарнации» (2018) Кауфман позаимствовал Тони Коллетт вкупе с мотивом «проклятого» семейного дома, воплощающего рок наследственности. Роман позволяет сжульничать и не гадать, что случилось с Люси и уборщиком (хотя для этого достаточно внимательного взгляда), куда ведут кровавые свиные следы и почему девушке с экземой и мороженым «так жаль». У Рейда больше жути и быта — перечень интеллектуальных икон привнес режиссер, выкинув детали душевные и телесные (например, описание мучительного секса), — но Кауфмана и не интересует медленное схождение в ад, минимальная интрига «есть или кажется».

Обложка книги «Думаю, как все закончить», 2018

От сценариста «Быть Джоном Малковичем» (1999) и «Вечного сияния чистого разума» (2004), режиссера «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (2008) и «Аномализы» (2015) странно ждать не теоретической конструкции, эшеровской лестницы внутри чьей-то головы. Иными словами, твист о фантомах и попытке перепройти жизнь — трюизм, пуговица с вензелем, слишком примагничивающая внимание. Можно, конечно, успокоиться тем, что его герои взрослеют, а в головах скапливается все больше вещиц, болей, бед и обид. И в этом смысле история самого пожилого героя Кауфмана — самая объемная, самая туго утрамбованная.

«Редчайшая черта человека — самостоятельность»

Другой не ложный, но холостой путь — примагничивающий уже интеллектуальное любопытство — в коллекционировании кауманофских отсылок, которых он напихал под обложку Рейду несколько шкафов, формально сохранив большинство деталей оригинала и емко визуализировав 80% текста.

«Пусть грехи ваши как багрянец, убелю их, как снег»,

— слышит по радио уборщик в самом начале (Исайя 1:18), оторвавшись перед этим от просмотра анимационных похождений мистера Пибоди и Шермана. Там речь о машине времени — и весь фильм, конечно, она и есть. Беспрестанно идущий снег — в одной сцене даже целенаправленно заносящий только автомобиль на зеленой лужайке — конечно, библейский намек на уборщицкие «грехи» (точнее — на один, но из самых страшных).

Подсказок хватает и раньше.Тревожные обойные паттерны поэта Уильяма Морриса, первым догадавшегося наречь себя дизайнером, перетекая из зеленого в красный, будут сигнализировать о тревоге, как следом — и одежда Люси: от красно-желтого к оранжево-черному, от цвета тины — к абсолютной синеве, perfect blue, как сказал бы Сатоси Кон. Для эмоционального понимания пульсации палитры не нужно ни читать «К теории цветов» (1810) Гете, чья оранжевая обложка ухмыляется с книжной полки в комнате Джейка, ни даже смотреть Антониони или Финчера — любителей многое выразить цветом.

1/4

«Странник над морем тумана» (1818) Каспара Давида Фридриха

Из чистой живописи — «Странник над морем тумана» (1818) Каспара Давида Фридриха. Заявляет густое одиночество, в котором потонут герои. Если у Рейда была лишь одна живописная аллюзия («Рисующие руки» Эшера 1948-го), то у Кауфман — целая картинная галерея: через запятую с Фридрихом идут Эндрю Уайет и его «Мир Кристины» (1948), запечатлевший силу духа на фоне прогрессирующего неврологического расстройства, и тоналист Ральф Альберт Блейкок, чьи пейзажи выдает за свои Люси-Лючия-Ивонна.

Кстати, имя Люси тоже не случайно: Джейк опять же проговаривается, что так звали «прекрасную даму», которой посвятил целый цикл стихотворений Уильям Вордсворт — поэт «озерной школы» и автор оды «Отголоски бессмертия по воспоминаниям раннего детства» (1804). Ее Джейк хочет зачитать возлюбленной, но сталкивается с насмешкой над длиной названия. Хотя финал оды звучит душеспасительно: 

«Тебе спасибо, сердце человечье,
За тот цветок, что ветер вдаль унес,
За все, что в строки не могу облечь я,
За то, что дальше слов и глубже слез» (пер. Г. Кружков).

Вместо этого Люси зачитывает целиком стихотворение «Костяной пес» (Bonedog, 2015) канадской поэтессы Евы Х. Д., опять же, веря, что сама его написала, запечатлев в нем сквозящее экзистенциальное одиночество и обреченность всего сущего.

Так холодом обдает их беседу (еще один кусочек пазла: «Лед» (1967) Анны Каван), в которой еще недавно шел невинный диалог о мюзиклах. По радио звучит песня из «Оклахомы» (1906) — одного из первых образчиков жанра, и Джейк фетишистски начинает загибать пальцы, перечисляя все «немногочисленные» мюзиклы, которые он послушал («Король лев», «Злая», «Король и я»…).

Томик Полин Кейл и фильмотека Джейка

Это не первый и не последний случай, когда в беседе Джейк и Люси идут на встречных курсах: он ей про сборник эссе Дэвида Фостера Уоллеса, автора «Бесконечной шутки» (1966), покончившего с собой (!) мизантропа и большого писателя; она ему — про Ги Дебора и «Общество спектакля» (1967). Хотя мысль как будто одна: про зачарованность людей зрелищем, про силу медиума, который выстраивает со зрителем совсем иной диалог, нежели между человеком и человеком/природой.

Наконец, сцена из «сердца» фильма — цитирование шмата текста из критической рецензии Полин Кейл на «Женщину не в себе» (1974) Джона Кассаветиса, где — и о масках Джины Роулендс («мисс Кассаветис»), и ее трагедии, и избыточности метафор. «Фильм крайне тенденциозный», — метаиронично замечает Люси, которая внезапно начинает курить посреди реплики, подражая Кейл, хотя по логике сюжета не курила вообще.

И тут пора выйти из машины.

«Их мысли — это чужие суждения, их жизнь — мимикрия, их страсти — цитаты»

Увесистый том текстов Полин Кейл придавливает зиккурат кассет в комнате Джейка — «Нечто» (1982) и «Чужие среди нас» (1988) Карпентера, «В случае убийства набирайте «М» (1954) Хичкока и «Маньяк» (1980) Лустига; остальное — нрзбрч. Сверху притулился DVD с «Играми разума», которые вышли в год смерти критикессы (2001) — про него она ничего не написала. (В романе «Муравейничество (Antkind) Кауфман иронизировал над паршивыми гримом в финале фильма — и в «Думаю...» он визуализирует этот гэг, впитав фальшивый финал триумфатора «Оскара».)

1/2

Ернический поклон «Игре разума»

Очевидно, что мнение Джейка о каждом фильме во многом изгибалось в соответствии с могучей прозой Кейл, которая умела возносить и низвергать, задавая самые неудобные и острые вопросы, порой не заботясь о логике произведения. И, кажется, в «Думаю, как все закончить» Чарли Кауфмана интересует, как вообще чужой взгляд/суждение/интерпретация формирует наше видение мира. И фильм, тем более экранизация (то есть собственное прочтение, сформированное жизненным и культурным опытом), идеальный материал для размышления, можно ли с этим — существованием в чужих тенях — покончить. (Абсолютом тут служит буквально синий квадрат — вероятно, отсылка к прощальному фильму Дерека Джармена «Блю» 1993 года, где умирающий режиссер постарался максимально запечатлеть свой взгляд на мир.)

«Мы смотрим на мир через призму, где все истолковано за нас», — звучит ближе к финалу поездки. Ранее Люси чуть неточно цитировала Оскара Уайльда:

«Наши мысли — это чужие суждения, наша жизнь — мимикрия, наши страсти — цитаты».

И вот Кауфман объясняет простые и сложные вещи, прибегая к помощи авторитетов, сформулированных фраз, научных гипотез. В частности, о том, что объективной реальности для квантового мира не существует.

Когда Люси читает Джейку стихотворение «Костяной пес», тот замечает, что эти строки как будто про него. Что образы чужой опустошенности и меланхолии 100% описывают и его существование. Так и работает поэзия, парирует Люси, которой, кажется, такое сродство не льстит. И дело не только в том, что она — фантазия уборщика о лучшей жизни, о спасении от одиночества и интересном занятии в обмен на усердие (ему бы тоже хотелось быть ученым, критиком, поэтом, художником). Это снова всасывание чужих идей вместо формирования своих, которое человек усваивает с самого детства — в исполинской школе (жизни). «Становится ли невысказанное неоригинальным?» Возможно, только оно и является таковым, если все сказанное — тут же тиражируется в чужих жизнях.

«Думаю, как все закончить», 2020

Фильм полнится дискомфортом и отчаянием, в нем почти документальная атмосфера поездки загород и застолья с родственниками, которое сопровождается мемуарами и песками времени. Не мы движемся сквозь время, а «время проходит сквозь нас», замечает Люси, которая только что «прошла сквозь» родителей Джейка, увидела их прошлое и будущее. Она только думает расстаться с ним — и как будто прозревает, что с ним станет, когда они расстанутся (нюанс в том, что расставание случилось без встречи). И лучше всех об этом осведомлен бордер-колли Джимми, который начал мотать головой — и уже не может остановиться, потому что в размышлении нет начала и конца. Оно происходит нон-стоп, гуляем вихрем по разуму, пока голова не взорвется, как у некоторых насекомых.

«Теперь мы оба мертвы», — иронизирует над напыщенным дорожным диалогом Люси. «Мы приехали», — как всегда неожиданно говорит Джейк. Момент «смерти» совпадает с посещением родительского дома. Места, где как будто должны быть все ответы; все, как в «Психо» (1960), на своих местах: в подвале — подсознательное; на втором этаже — супер-эго. Такое прочтение Кауфман тоже предусмотрел — и вывел целый ироничный монолог о допотопном фрейдизме, который весь XX век вешал на матерей беды детей: от расстройств аутичного спектра до гомосексуальности («Это вещи не одного порядка», — замечает Джейк; «До 1973-го гомосексуальность считалась патологией», — снова википедийно парирует Люси).

Фильм Кауфмана — об отношениях в широком смысле: между людьми, их представлениями друг о друге, фотографией и абстракцией, предметом и его идеей, событием и интерпретацией. Все персонажи картины — интерпретации уборщика, сотворенные в его голове десятки раз с косметическими изменениями. Такие же фантазии — как все остальное. И Люси, нареченная разными именами, периодически мимикрирующая под настроение и изредка смотрящая в камеру, как будто пытается вырваться к подлинному; как девушка — из абьюзивных отношений; как героиня — из тенет автора, демиурга, рассказчика. Как образ — из лабиринта разума, который множит и переизобретает его, не желая отпускать и замещать реальностью.

«Думаю, как все закончить», 2020

«Думаю, как все закончить». Начатый текст, тупиковые отношения, жонглирование смысловыми и культурными матрицами, наконец, эту не всегда замечательную жизнь. Думаю, как закончить говорить чужими словами, видеть в окружающей действительности цитаты и референсы, образы из Библии и телевизора, оставаться заложником представлений о семье (бессмертных воспоминаний раннего детства, хеппи-эндливых фильмов Роберта Земекиса или цитат Толстого). Если «мысль ближе к реальности, чем действие», то с этим действительно пора покончить. Хотя остается всего один вопрос: возможно ли?

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Safari