Актуальная повестка: форма и содержание фильмов фестиваля «Маяк»

Михаил Местецкий предположил, что сегодня проблема не в глуховатых абонентах, а в отсутствии лимфоузла, «уандер-элемента», мешающего слышать и ощущать связь с Другим. Герой его «Года рождения» — фильма открытия фестиваля и первой за девять лет работы режиссера — донашивает миф о великой панк-банде «Яичный свет» из своего родного Металлогорска. Сыгранный Эльдаром Калимулиным («Лучшая мужская роль») Филипп превратил свою квартирку в музей, где фартук Сопли, фронтмена группы (Юрий Борисов), хранится бок о бок с бензопилой, которой эпатажный музыкант отсек себе голову (не смертельно — выручил клей ударника Костолома). Соседству артефактов с фанатом, лелеющим мечту о первом рок-фестивале в городе, мешают появление Марины (Анастасия Талызина) и положительного теста на беременность. 

На подкасты о творчестве «Яичного света» больше нет времени. Тот самый «уандер-элемент», открытый Соплей для того, чтобы слышать звуки всего — событий, людей, явлений, — остается поврежденным. При посредстве будущего тестя Филиппа идея металлогорского Вудстока быстро фаршируется в предприимчивый «Русский студень» — провинциальную ярмарку мясной продукции. Начинать фестиваль с фильма, где протагонист сам себя обезглавливает, — вполне в духе практикуемых Местецким мокъюментари-техник, самоизобличительных и провокационных. 

Но и забыть о том, что именно этот человек снял «Тряпичный союз» не получается: «Год рождения», мимикрируя то под ромком, то под постмодернистскую оду панк-культуре (привет «Королю и Шуту»), оказывается горькой сказкой об утраченном времени. Где даже грубоватая песенка «Але, Марина» может стать гимном нашего сегодняшнего бегства в эскапизм.

Во второй конкурсный фильм зритель «въезжал» тем же путем, что и в первый. Проникая через арку провинциального двора в пространство мифических 90-х. Здесь обитает большой русский поэт Борис Рыжий, сыгранный лидером группы «Макулатура» (и писателем, о чем часто забывают рецензенты) Евгением Алехиным. Он обильно пьет, держится за друзей и ловит в пейзаже свердловского Вторчермета нужные, единственно точные слова.

Семен Серзин после абсурда гротескного («Человек из Подольска») и готического («Похожий человек») уходит в абсурд бытовой, воскрешая для этого гения. Орудуя, как и Местецкий, VHS, заявляя на экране титанов-маргиналов (в числе самых сочных камео — Иван Пинженин и Леха Никонов из ПТВП), отвлекая главного героя от стихов разборками с бандитами и попытками прокормить семью. Натурализма хоть отбавляй в лицах героев (к животной харизме Алехина прибавляется актерская Евгения Ткачука, Евгения Серзина и Олега Рязанцева), зато соседство Евтушенко (Олег Гаркуша) и Летова (Александр Ильин — младший) становится как раз показателем абсурдности теплой на воспоминания вселенной Рыжего. Где «школьный двор в районе Вторчермета» может вдруг сконцентрировать в себе всю «земную шваль».

В полку поэтических ЖЗЛ («Ника», «На тебе сошелся клином белый свет») прибыло. Серзину и автору сценария Савве Минаеву не удалось только до конца ответить на вопрос: поэта надо актуализировать в угоду ревущей эпохе или мумифицировать ради застойных времен? Творчество, как выяснил еще протагонист «Года рождения», — это маршрут между детской кроватью и письменным столом. И все равно кино дает иллюзию, что мы можем выбирать — двигаться по этому пути вприпрыжку или маршировать.

Муж оставил Марию с двумя детьми в истрепанном наукограде. Куда он испарился? Женщина уверена, что супруг сопровождает ее всюду, просто на мир глядит из другого измерения. Пока наукоград собираются ликвидировать, в город прибывает коллега Машиного мужа, а за ней начинает ухлестывать местный дальнобойщик. Теперь женщине придется выбрать себе жизнь — новую или невидимую? 

Антон Бильжо, заматеревший на съемках странных сказок («Сказание о нас с Евгенией», «Рыба-мечта»), ушел в сай-фай, но себе не изменил. В центре всего — мелодрама, только окружена она атмосферой постсоветского «Твин Пикса» и снята на «рыбий глаз». Гипнотический синий, заполняющий пространство кадра, напоминает о «Синем (же) бархате», как и изъеденное насекомыми лицо Олега Гаркуши, которое рифмуется со знаменитым ухом в траве из фильма Линча. Нарратив крошится на сны и явь, а ландшафт — на трескающиеся НИИ и серые огрызки лесополосы.

Формальное решение только подчеркивает проблему — отсутствие всяких каналов коммуникации. Не только «тот» и «этот» миры тонут в бессвязности: родители не находят слов для детей, а у номенклатуры кончились рычаги воздействия на тонущих в сюрреальном пространстве уборщиках. Хмарь победит только любовь. Даже почти невидимая ее капля. 

Олег Гаркуша в роли батюшки, перевоспитывающего глухонемую уголовницу (Василиса Перелыгина), кажется столь несообразным прочим главным героям «Маяка», что берет оторопь. Его персонаж, по-балабановски меряющий зиму шагами под «Аукцыон», скучает по попадье, заботится об умирающем старике, нехотя получает по голове квадрокоптером (его две встречи с мальчиком в VR-шлеме — комедия положения в чистом виде). И от Бога получает главный вызов: хочешь, дескать, наладить со мной контакт — научись понимать девушку с инвалидностью, причастную к поджогу церкви. 

Георгий Лялин со своим вторым фильмом (прошлый, «Распутье», набухал суровостью работ Юрия Быкова) идет в сторону «социальных кинозалов» и сужает пространство смыслов до внятных метафор духовного кризиса. Оставляя себе однако возможность похитрить, недвусмысленно обыгрывая дело Pussy Riot и противопоставляя в кадре религию и геймификацию. В этом кино есть что-то наивное, но ценное. Блатная ирония ли, аура ли фильма, найденного случайным переключением ТВ-каналов. Доброта, которую почти-почти, вот-вот, смял арт-мейнстрим. Твердо ясно, что с этим делать; решительно неизвестно — зачем.

В «Контактах» человечество переживает 30-летний период совместной жизни с инопланетянами, но никак не может связать с ними и двух слов. В «Эре» одинокая мать ухаживает за сыном на коляске в ущерб личной жизни. Герои «Королевства» («Лучший дебют»), воспитанники детского дома, не знают, что за причитающимися от государства сотнями тысяч рублей и выпускной попойкой наступает скупое взрослое молчание. 

Дебютанты, как ни удивительно, продолжают все активнее перерабатывать наследие советского прошлого. Именно замшелая партийная система 80-х заперла пришельца «Виталика» в НИИ, именно консервативность науки мешает главной героине — медсестре Нине — наладить с ним контакт. «Эра» — не только название фильма, но и имя главной героини, данное ей матерью-диссиденткой в честь кастомного радиоприемника. Гиперопека и граничащая с маразмом жертвенность есть шлейф той эпохи («раньше, сыночек, все черно-белым было — такой был телевизор»). Про брошенных всеми подростков из «Королевства» и говорить нечего: развал страны повлек резкое заселение детдомов и они стали, по сути, удобным способом игнорировать, но не решать проблему. Казенные барыши пускаются на самотек, социальные лифты гудят о перегрузе, а свалившиеся с неба суммы и свободу никто не готов учиться тратить. 

И пусть в каждом фильме ощущаются разные источники вдохновения. «Прибытие» и «Уховертка» в «Контактах», Муратова и Арно Деплешен в «Эре», Кассаветис (не зря Хамидходжаев за очень точное подражание стилю получил награду «За лучшую работу оператора») в «Королевстве». Но их вновь роднит тема некоммуникабельности, глобальной эрозии слов, символов и смыслов. 

В якутском селе друг напротив друга живут две неполные ячейки общества. Как-то один глава семьи, дерзкий и самоуверенный, избивает другого, робкого. Сын пострадавшего проникается сперва необъяснимой симпатией к обидчику своего отца. 

Стальной монохром, заигранный здесь одним из главных якутских авторов Дмитрием Давыдовым («Лучшая работа режиссера»), может и не бередить нервы, но выносит частную историю на уровень библейской притчи. Монтируя друг с другом сцены взаимодействия отцов и детей на двух кухнях, Давыдов убедительно доказывает: чужеродные субстанции ни смешать, ни склеить не удастся. Вывод, актуальный не только для отдаленного якутского села, но и, судя по новостям, для всей планеты. 

Жаль только, что финал с раскрасившим экран северным сиянием многим покажется чрезмерно дидактическим. Но с чем трудно поспорить, так это с тем, что в извечной борьбе добра и зла локальную победу одержал сам Дмитрий Давыдов, окончательно утвердив себя в звании одного из главных авторов нашего кино.

Встретились два одиночества — продавец рыболовного инвентаря Ваня и балерина Кристина. Он живет в оставшейся от бабушки квартире, всех женщин зовет «фрау» и обожает пересматривать советскую «Легенду о Тиле». А у нее — уставшая мать и въедливая бабушка, погибший отец и женатый любовник. Странный начинает таскать несчастной цветы после выступления — и вот они уже живут в одной квартире, вместе слушают радиоспектакли, готовятся жениться. Только фрау Кристина как-то грустна, а Ваня как-то «соскучился по одиночеству». 

После нежного, во-многом импровизационного «Дуная» было ясно, что сценарный талант Любови Мульменко («Лучший сценарий») органично сосуществует с открывшейся в ней режиссерской тактильностью. «Фрау» — доказательство нового авторского уровня, проявленное в выстроенности кадров и визуальной драматургии. Советский антураж Ваниной жизни бьется с меланхоличным цинизмом современности, клубящейся вокруг Кристины. Исполнившая ее роль Лиза Янковская («Лучшая женская роль») почти повторяет свой же образ Ники Турбиной, но значительно расширяет эмоциональный диапазон: зритель может застать Кристину и в проблесках почти подросткового счастья (героине по сюжету 29 лет), и в старушечьей усталости от жизни. Ее партнер Вадик Королев тоже выходит из зоны комфорта, предпочтя привычной по прошлым актерским работам отстраненности легкую аутичность — милую, с топориком в рюкзаке, и трагичную, с наушниками на тонком льду. 

Съемки проводились в Перми, но фильм кристаллизовался в сердце. В сердце Любови Мульменко, которое не берут никакие заморозки. Она любит своих героев и носит для них, прямо за пазухой, соленый кусок счастья, которым не гнушается делиться, даже разведя их по разные стороны друг от друга и от современности. А дню сегодняшнему так не хватает хоть одного аккуратного красного абзаца.

Новый фильм Алексея Федорченко с трудом поддается описанию. Надежда Васильева-Балабанова на паблик-токе с жюри, к примеру, назвала «Новый Берлин» и его автора «Моной Лизой». А «Джоконду» не живописуют, к ней на разные лады приглашают. 

Мокьюментари, состоящее из двух больших глав — «Тайна 500 пропавших девственниц» и «Енотовый город», — в которые входят мини-фильм (кажется) учеников Марины Разбежкиной, снятый в Колумбии, и история облюбовавших Антарктиду нацистских енотов. Весьма реалистическая манера съемки в первой половине противопоставлена художественной эквилибристике из наследия ацтеков и эстетики Третьего рейха, бункеров и жертвоприношений — во второй.

Если не купились на описание — можете проворонить логичное продолжение подвигов Федорченко на ниве чудной эклектики. Чуть менее смешно, чем в «Змеях Улли-Калле», но куда безумнее, чем во всех киноэкспериментах этого сезона.

Фильм закрытия, полнометражный дебют Анны Кузнецовой, Гран-при. Неожиданный удар по представлениям об актуальном подростковом кино. Школьный театральный кружок из Калуги едет в Сочи соревноваться в сценическом искусстве. Руководитель и режиссер, молодая девушка Таня (Дарья Савельева), вынуждена соседствовать и работать вместе со строгим завучем Марией Генриховной (Полина Кутепова). Пока дети борются с юношескими противоречиями, женщины пытаются обуздать друг друга и нрав придирчивых организаторов, выдвигающих абсурдные требования.

Анна Кузнецова составила не только эмоциональный актерский дуэт, но и собрала самый честный подростковый ансамбль. Первые сближаются до недопустимой чванливым обществом близости, вторые — учатся радоваться творчеству, даже сквозь ограничения и препоны. Странным образом, содержание фильма оказывается реакцией на его судьбу: ленте дали прокатное удостоверение только на день премьеры на «Маяке». Свобода, с которой камера выхватывает драматичные фразы героев: «А что с нами будет дальше?» (кружок грозятся закрыть по окончании фестиваля), «Я, что, не имею права на творчество?» — манифестирует противоречия между ходульной системой запретов и живым творчеством.

Звание главного фильма фестиваля неизбежно накладывает ответственность — пусть сегодня ее синонимом и становится слово «ограничения». Зато с понятием актуальность, по крайней мере до следующего «Маяка», разобрались.