Матье КассовицМеня-то любят, это я их всех не люблю

— Вы помните, что вами двигало 26 лет назад — ненависть к системе и несправедливостям, из которых она состоит? Желание дать право голоса молодежи из гетто? Другое? 

— Я хотел показать жизнь ребят из banlieu, настоящую жизнь, как она есть.

— Фильм приняли с восторгом, но не единодушно, даже столько лет назад некоторые журналисты писали про апроприацию буржуазным мальчиком «дворовой культуры».

— Ну писали, да. Сегодня, наверное, мне было бы труднее снимать подобный фильм.

— Вам и так было трудно. Ваш продюсер Кристоф Россиньон просил изменить сценарий, отказаться от арго, CNC не нравилось название — «Прямиком из гетто», вы поменяли на «Ненависть», но они хотели скорректировать и сценарий, тут вы уже не пошли на уступки и отказались от так называемого аванса в счет сборов. В целом это — почти попытка цензуры, нет?

— Нет. И название мы поменяли сами, безо всякого давления.

— В 1995 году вы утверждали в интервью, что сняли фильм antiflic (против полицейского произвола), фильм, осуждающий знаменитый проект безопасности Шарля Паскуа, но с годами вы изменили свое отношение и стали называть «Ненависть» просто политическим фильмом. Почему?

— Разве?

— А правда, что у вас были проблемы на красной дорожке в Каннах, полицейские, обеспечивавшие безопасность фестиваля, демонстративно повернулись к вам спиной? Также на знаменитой передаче Бернара Пиво, куда вы пришли с исполнителями главных ролей Юбером и Саидом, вас подвергли специальному досмотру?

— Про Канны помню, да, про Пиво — нет.

— Фильм снимался в 1994-м, еще при Миттеране, президенте из социалистической партии, вышел при Шираке, президенте из партии правых (UMP), сейчас у власти Макрон, нарушивший существовавшее десятилетиями противостояние левых и правых, но в пригородах ситуация не меняется, на кого вы возлагаете ответственность? Раньше всеми этими cite занимались коммунисты, сейчас исламисты, почему так получилось, по-вашему, или это было неизбежно?

— Во Франции нет общественного противостояния, во Франции все нормально. Просто надо сломать эти уродливые постройки.

— А, да? То есть машины больше не жгут? Во всем виноват урбанизм?

— Да.

— Герой Венсана Касселя — еврей, не самая распространенная идентичность в сите, почему вы сделали этот сценарный выбор?

— Чтобы уйти от клише про черных и арабов.

— Белый, араб и черный — это стало клише в 1998-м благодаря рекламной кампании ЧМ, инициированной Шираком. Считаете ли вы, что во Франции сегодня есть серьезная проблема антисемитизма, об этом много пишет Уэльбек. Причем антисемитизма, не связанного с конфликтом между Израилем и Палестиной.

— Антисемитизм это тоже расизм.

— Есть ощущение, что вы во французском кинематографе рубежа десятилетий стоите особняком, вы не принадлежите ни к «новому экстриму», ни к cinema du look…

— Что вы заладили с cinema du look, больше нечего спросить?

— Хорошо, перефразирую: есть ощущение, что вы «недолюбленный», как пел Клод Франсуа, французским киносообществом…

— Меня-то любят, это я их всех не люблю.

— Почему? В чем суть вашей претензии к французскому кино? Разделяете ли вы мнение Кристофа Оноре, написавшего много лет назад программный текст «Об одной тенденции во французском кино», Оноре не устраивала чрезмерная спекуляция социалкой?

— Не знаю, не читал, просто режиссеров хороших мало.

— «Ненависть» — фильм культовый, абсолютно все фильмы о жизни гетто так или иначе соотносят себя с вашей картиной, например «Отверженные» Ладжа Ли…

— Ну соотносят, надеюсь, однажды перестанут.

— Спасибо.

— Вам спасибо.