Рашид БушаребМы утонули в буржуазном кино

— Кто задумал этот проект, несколько странный для вас, — вы или продюсеры?

— Я! Это началось четверть века назад. Пришло время признаться: я всю жизнь был фанатом таких фильмов — «Полицейский из Беверли-Хиллз», «48 часов», «Смертельное оружие». И мечтал снять что-то подобное. Ждать пришлось довольно долго. Года четыре назад я решился. Начал с того, что позвонил Ларри Гроссу, сценаристу «48 часов». Он меня консультировал, но дело не шло. Я не могу выдумывать фильмы из головы — мне нужна реальная основа. Она появилась, когда я познакомился с французским полицейским, который работал в Лос-Анджелесе, в консульстве. Впрочем, его работодатель все равно Министерство внутренних дел. Так вот, у французских копов в Майами есть специализация — наркотрафик. Основные каналы доставки наркотиков в Европу проходят через те края. Верьте или нет, но факты в моем фильме правдивы. Французская полиция действительно сотрудничает с американской в поисках наркоторговцев. Тьерри, мой знакомый полицейский, принес мне вдохновение, и так я написал сценарий.

— Насколько далеко вы отошли от реальности ради жанра?

— Довольно недалеко. Проблем действительно куча, и не только психологических. У французов нет права носить оружие, они не могут допрашивать подозреваемых, арестовывать тоже не могут... Сплошная административная работа. А ответственность огромная. Понимаете, реальность фантастичнее любого вымысла. Я давно это осознал. И это помогло мне осуществить мечту, снять полицейскую комедию.

— Но ведь «Миссия в Майами» отсылает не только к голливудскому кино, но и к классике французского кино о полицейских и бандитах?

— Я мечтал снять стопроцентно французский фильм! На каком бы языке ни говорили персонажи, в какой бы стране ни разворачивалось действие. Я не боялся даже клише. Они мне не страшны. Ведь у меня герой нового типа — француз с африканскими корнями. А из постколониальных травм выросло очень многое, включая огромное количество социальных катастроф и преступлений в нынешней Франции. Я перемешал все элементы, и американским полицейским у меня стал испаноязычный актер — прекрасный Луис Гусман. Это тоже реальность: наркотрафиком занимаются именно кубинцы или мексиканцы.

— Обычно криминальные боевики несут вполне конкретную моралистическую задачу: указать зрителю на добро и зло, не позволить перепутать их местами. Но в сегодняшнем мире различать их все сложнее. Взять хотя бы ситуацию с «революцией желтых жилетов», которая вовсю продолжается как раз сейчас, когда мы с вами разговариваем. Кто «злодеи» современной Европы, как вам кажется?

— Финансисты! Капитал. В самом общем смысле слова. Белый капитал, черный, желтый... Разноцветный. Любой. Американский, европейский, арабский. У денег нет цвета. Их власть тотальна. «Желтые жилеты» хотят остановить движение этой денежной машины, которая уничтожает всё человеческое. Они возвращают человека в центр вселенной.

— Очень французская, идеалистическая идея.

— Да, это так! Но и всемирная отныне тоже. Люди в Бельгии, Англии или Америке еще не вышли на улицы, но непременно выйдут, помяните мое слово. Почему Франция начала этот процесс? Не забывайте о нашем революционном прошлом. Такие вещи в ДНК, их не стереть.

— В 1968 году, 50-летие которого мы только что отметили, искусство оказалось очень созвучным революционным идеям. А что сегодня?

— Нет, нынче все иначе. Своих «представителей» в мире искусства, и уж во всяком случае кинематографа, у «желтых жилетов» нет. Кино вообще не представляет себе, чего хочет народ. А «желтые жилеты» — это народ. Есть ведь и те, кто не выходит на манифестации и не бьет витрины. Они надевают жилеты в знак солидарности, когда проезжают мимо на своих автомобилях. Адвокаты, служащие, клерки... Но не кинематографисты. Мы утонули в буржуазном кино. Сами понимаете, кто поступает в киношколы. Я, конечно, тоже учился в киношколе, а я родом из парижских предместий, из семьи рабочих-эмигрантов. Но я там такой был один. А рядом со мной были дети дипломатов, богемы. Мы, конечно, дружили. Однако мои сюжеты — не их сюжеты. Социальные и экономические проблемы всегда были для меня самыми важными. Тогда как мои однокашники решали абстрактные проблемы. Кинообразование должно стать более демократичным, тогда изменится и кино во Франции.

— Франция в «Миссии в Майами» поразительна для приезжего — например, культурного туриста из России. Это плавильный котел, не хуже Нью-Йорка: африканцы, китайцы, арабы, звучат все языки, перемешаны любые нации. Чернокожий полицейский, сын арабской матери, в самом начале фильма упражняется в боевых искусствах и разговаривает со своей девушкой по-китайски!

— Слушайте, я немного исследовал вопрос, изучал китайскую диаспору во Франции. Сколько всего я узнал! Например, во время китайских праздников и парадов под масками дракона — сплошь африканские гимнасты и танцоры, выросшие в тех же кварталах. Они неразрывно связаны. У них уже общая культура. И мы тоже становимся ее частью. Мои герои родились в этих кварталах и выросли там, в Бельвиле.

— Когда я смотрел ваш фильм «Патриоты» 13 лет назад, меня поразило количество молодых французских звезд арабского происхождения, все на центральных ролях: Жамель Деббуз, Рошди Зем, Сами Насери, Сами Буажила. Сегодня я смотрю «Миссию в Майами» и вижу безусловную французскую суперзвезду — чернокожего Омара Си, героя прославленной комедии «1+1».

— Он великолепный актер. Что сказать? Сегодняшнее лицо Франции — африканское. В моем детстве я не помню африканцев; потом их становилось вокруг все больше и больше. Не только актеры — телеведущие, спортсмены, музыканты, даже политики. С алжирцами и марокканцами мы эту стадию уже прошли. Наступило время африканцев. Они выросли, повзрослели, они боролись за свои права, и вот результат. Завтра придет час франко-китайцев. Это нормально.

— Многих во Франции это раздражает? О подъеме националистов мы тоже слышим немало.

— Многих, наверное. Но вот в чем дело: уже несколько лет народное голосование за самого популярного мужчину Франции указывает на Омара Си. А раньше — на Зидана. И что с этим можно сделать, как возразить? Такова Франция, таковы французы.

— Как думаете, а время симпатичных русских когда-нибудь настанет? Хотя бы в кино. Или об этом даже бессмысленно мечтать? Надоело быть вечными злодеями в кино.

— Эти претензии — к Голливуду. Да и там иракцы или арабы всегда будут первыми злодеями, русские идут потом. Не волнуйтесь, это не идеология, это экономика. Дружить с Китаем выгодно, и вот уже ни одного блокбастера не обходится без двух-трех симпатичных китайцев... Но мы — зрители — не идиоты, мы знаем цену штампам. Колесо поворачивается. Сейчас русские — злодеи, года через три могут оказаться героями. А мы и так ценим русскую культуру, литературу, историю. Ценим победу русских над фашизмом. Вы великая нация, и сами прекрасно об этом знаете.