Александр СеливерстовЛюди, у которых все окей, способны на страшные поступки

— Раньше вы снимали клипы и рекламу. А сейчас вы этим занимаетесь?

— Да, я начинал свой путь в режиссуре с рекламы и клипов. Сейчас — иногда; может быть, один-два раза в год я что-нибудь и снимаю, если, например, очень нравится творчество артиста, как было в случае со Славой КПСС, но в целом больше сконцентрирован на кино. 

— А как вы вообще пришли в режиссуру?

— В самом начале 90-х, когда я был совсем маленький, мама купила мне журнал «Видео-АСС». И с первой его страницы на меня навалился какой-то совершенно незнакомый и прекрасный мир, я был очарован. Потом, в 1994 году, когда мне было десять, у нас дома появился видеомагнитофон. И это был следующий шаг. Одно дело — то, что по телевизору показывали, а другое дело — смотреть на VHS боевики категории Б и всякое такое.

Сначала я хотел быть кинокритиком. Мне было лет 13. У меня даже где-то хранятся на старых кассетах — надо попросить моего младшего брата, который этим занимается, оцифровать и потом куда-то выложить, — видео, где я как кинокритик описываю фильмы. У меня была специфическая шкала оценок: я оценивал фильмы исключительно по количеству драк и перестрелок. Чем больше драк, тем лучше фильм.

А потом, в 14 лет, я посмотрел «Мертвеца» Джармуша и «Апокалипсис сегодня» Копполы с разницей в неделю. И сказал себе: «Да нет, я режиссером хочу быть!» Потом был журнал Premier — я зачитывался рубрикой «Видео», которую вел Станислав Ф. Ростоцкий, и вообще все экземпляры журнала у меня до сих пор на шкафу хранятся.

Дальше меня ждал долгий путь: я учился в других местах, занимался разными вещами. И в 27 лет понял, что пора осуществить мечту. И пошел на режиссерские курсы. В 28 — закончил (там были годичные курсы) и решил все бросить, хотя у меня уже была карьера в другой сфере. 

— В одном из интервью вы сказали, что все что угодно может стать триггером. В этот раз им стал карантин?

— Абсолютно, да. Сама идея фильма родилась впоследствии карантинных событий.

Почти все съемки же были остановлены, и люди в съемочной индустрии не работали. И поэтому появилась возможность собрать команду, просто сказать: «Ребята, давайте мы с вами кино снимем». Это была первоначальная идея — воспользоваться карантином и не просто сидеть дома.

— Это правда, что за девять дней сняли? Как так получилось?

— За девять или десять. Мы заехали в загородный дом, в котором мы и снимали, и жили всей группой. Большой дом. Меня вообще всегда привлекала такая идея — это было еще задолго до пандемии — собрать группу и поехать вот куда-то в одно место, жить там и снимать. Тут как раз это и удалось.

Весь сценарий у меня, когда мы ехали в этот дом, был на семи страницах. Там были только события, которые происходят в фильме: сцены, последовательность. Не было ни одного диалога. Мы исходили из полной импровизации актеров. Этот метод очень интересный, мне очень хотелось это попробовать, — еще со времен, когда я посмотрел документальный фильм про Out 1 Жака Риветта, где описан его подход, полностью построенный на импровизации. И вот здесь как раз мне удалось это попробовать.

— То есть и вы, и актеры импровизировали?

— Актеры импровизировали, я — тоже, но в меньшей степени. Хотя какие-то вещи там были придуманы на ходу. Я ориентировался на то, что говорят актеры, и потом вносил правки, говорил: «Да, вот это вы классно нашли, вот это давайте, может быть, не будем. Давайте мы еще раз эту сцену проиграем и попробуем что-то скорректировать». То есть мы находили материю уже в процессе.

Только потом стало понятно, что некоторые ключевые сцены все-таки нуждаются в четко прописанных диалогах. В итоге финальный сценарий — 20 страниц, с диалогами для нужных сцен. Все остальное — импровизация. Я давал точку входа и точку выхода актерам, то есть с чего они начинают и к чему они должны идти. И старался им подбросить побольше тем для разговоров.

Это вообще для меня очень было интересно. Не уверен, что буду еще так делать в своей жизни, потому что я все-таки люблю, когда написаны диалоги. Но это было прикольно.

— А вот эта бабушка, которая идет, — она просто попала в кадр, или была в сценарии?

— Вот это уже элемент режиссерской импровизации. Мы что-то снимали, и потом кто-то из нашей группы с этой бабушкой столкнулся. И она давай рассказывать. Потом подошел я и слушаю — а у нее желание пообщаться было. Она много очень нам рассказала, и я говорю: «Слушайте, а вы не хотите в кино сняться? Вы сейчас на камеру героям расскажете то, что вы нам рассказывали». Она говорит: «А почему бы и нет? Давайте».

— Мне понравилась музыка в фильме. По ходу сюжета она меняется вместе с героем. Кто был ответственен за этот интересный подход?

— Наша цель была, конечно, подчеркнуть музыкой амбивалентность героя. Музыку для большинства сцен написал мой брат. Он очень крутой композитор. У него иногда бывают концерты, и это такой перформанс удивительный. Ему в инстаграме тут недавно писал Пит Таунсенд из The Who, который входит в топ-10 гитаристов мира в истории по версии Rolling Stone, говорит: «Хочу вам проект предложить, у вас музыка такая крутая».

Я ему высылал все сцены, для которых он должен был написать музыку. Во время съемок я уже понимал, где она нужна будет, и давал ему задачу на каждую сцену. То есть он в голове держал определенную задачу.

— Хочу поговорить про амбивалентность персонажа Сергея. Какой вы ресерч делали для персонажа с такой личностью?

— Тут несколько аспектов. Во-первых, я среди каких-то своих знакомых подобных людей встречал. И мне это запоминалось — потому что можно было общаться с человеком и знать его с одной стороны, а потом про него всплывали подробности, которые, скажем, удивляли — какие-то жесткие истории, которые заставляли смотреть совершенно по-другому. А при этом в общении человек был, ну…уравновешенный. То есть это момент очень какой-то ощущенческий. В том смысле, что мы встречаемся много с разными людьми в жизни — и иногда видно, что человек абсолютно адекватный, и от него сюрпризов никаких ждать не стоит. А иногда смотришь на человека и думаешь: «Этот может выкинуть вообще все что угодно». Хотя он, может быть, тоже очень адекватно себя ведет. Это что-то идущее изнутри. И вот мы как раз, как мне кажется, пытались это ухватить, вот эту некоторую подвижность.

Еще один аспект этого персонажа вырос из рассуждений. Мы как-то сидели в дружеской компании, рассуждали о преступлении и наказании. Что если человек, даже полностью вменяемый, будет иметь возможность совершить какое-то преступление и будет знать, что за это не последует наказания, то, возможно, что-то у него и перещелкнет. И в работе над фильмом хотелось заглянуть на темную сторону и посмотреть на то, как у человека может что-то перещелкивать. Как люди, у которых все в жизни окей, нет никакой трагической предыстории и каких-то шокирующих вещей, которые жили вполне себе нормальной, обычной жизнью — с ними что-то происходит, и они способны на страшные поступки. 

Возможно, он думал о том, что его не ждет наказание, и поэтому ступил на темную сторону. Я всегда об этом персонаже немного так думаю, по крайней мере, сам для себя так объясняю. Но это, конечно, не отменяет некой психопатии.

— А как вы работали с актерами? Как объясняли, что происходит в душе их героев?

— Вы знаете, все персонажи и все их мотивации были прописаны изначально. Всем актерам была поставлена определенная задача — Дане одна, Яне, например, — другая. И трансформацию их персонажей и мотивации — почему они поступают так, а не иначе, — я с самого начала всем объяснил, даже на уровне кастинга. Поэтому, когда все ехали на съемку, все уже, в принципе, знали о своих героях очень многое. А потом в процессе съемок, если они задавали какие-то вопросы, я им отвечал. Например, если им что-то было непонятно или они хотели копнуть с какой-то еще стороны своего персонажа, рассмотреть его под другим углом.

У Иры Обручковой была особенно непростая роль — и мы с ней много разговаривали. Перед кульминационной сценой настраивались определенным образом, словами. Было непросто всей съемочной группе, даже мне — потому что я понимал, что сцена поворотная и в то же время должна быть производящей впечатление на всех. Но мы настроились и сняли ее буквально с пары дублей.

— Идея разделить фильм на главы была изначально или появилась, когда вы монтировали фильм? 

— Это пришло в голову в первый съемочный день. Это не было запланировано, но в какой-то момент захотелось делать отбивки. Когда мы приехали снимать, только заехали в этот дом, я вышел обойти и посмотреть его — он интересный, я проезжал много разных дачных поселков, но в России такая архитектура нечасто встречается. И я посмотрел на него и понял, что очень хочется его снять заявочным планом — и это как-то все за собой потащило.

— В фильме есть полицейский, который все про всех знает. Какова его функция в фильме?

— Что касается полицейского, то идея в том, что когда наступила эта пандемия, карантин, то, безусловно, количество преступлений выросло. У меня у нескольких знакомых дачные дома были ограблены в пандемию. И, в общем, когда такое происходит, уровень жизни людей сильно падает. И эту напряженность тоже хотелось передать, которая в воздухе витала. Плюс он в начале фильма ведет зрителя по ложному следу.

— У меня сложилось ощущение, что преступление мы увидели — но какого-то наказания не происходит…

— Собственно, Сергей — он этого наказания на самом деле ждет. Он же специально провоцирует Нику — ждет, что она все найдет, что что-то произойдет. А героиня обманывает его ожидания — и у него начинает внутри раскручиваться механизм самоуничтожения.

Мои знакомые психологи говорили, что человек, который совершает что-то противозаконное, часто ждет, что он за это понесет наказание. Потому что так с самого детства зашито в человеке: если он делает что-то неправильно, то он должен за это ответить

— Сам Сергей очень властный по отношению к женщинам, и это проявляется не только физически. Он сидит на чердаке — то есть на самом высоком уровне дома. Это так и планировалось?

— Да. Эта пирамида — чердак, какая-то средняя часть комната и подвал — в некотором смысле пирамида его доминации. Еще там везде пирамиды, треугольники: и крыша там треугольная, и у девушки татуировка-треугольник — это все отсылки к этой структуре.

Мы придумали это с моим соавтором сценария Гришей Даниловым в первый день или накануне съемки, когда увидели количество этих треугольников в доме и чердак.

— Показанные вами абьюзивные отношения — это достаточно сильный триггер для женщин, вообще для общества.

— На самом деле много людей видели фильм — и со многими я разговаривал, и у кого-то очень неоднозначное впечатление складывается, особенно о герое. Да, он раскрывается с разных сторон, но он, безусловно, если говорить простым языком, отморозок — и мне кажется, здесь нет вариантов другого прочтения. Тут нет ни единого слова защиты в адрес абьюзера.

— Как бы вы описали ваш фильм одним словом?

— Ох… Мрачный. Да, я бы так сказал. Это просто первое слово, которое мне пришло на ум, — можно сейчас, конечно, еще покопаться и как-то более точно сказать, но вся психологическая составляющая — она очень про темную сторону.

— Как ощущается вами второй фильм в сравнении с дебютом [«Охотники»]?

— Определенно, ощущения перед зрительской премьерой полегче, чем перед дебютом, да. Сейчас я вообще достаточно спокоен, думаю, что все будет хорошо.

Когда выходили «Охотники», перед премьерой волнение было, конечно, — все-таки это первый раз, полнометражное кино, и оно выходит, как зрители его воспримут? Первый фильм еще имел специфику — он был очень сложный по структуре, там был не классический нарратив — и из-за этого переживания, конечно, были тоже.

Здесь все-таки в фильме гораздо больше классического нарратива, и он, я думаю, что будет более широким зрителем восприниматься легче. Он построен на саспенсе, понятном зрителю ядре.

Поэтому сейчас, перед вторым фильмом, скорее, есть просто радость, что он выходит, что зритель его увидит, — это приятно. 

— Вы говорили, что сейчас появляется новое поколение режиссеров, в кино приходит все больше талантливых людей. В ком вы видите потенциал, с кем, возможно, хотели бы поработать?

— Ну, мне кажется, что своего соавтора сценариев — некоторые сценарии я пишу один, а некоторые в соавторстве, — я нашел, и мне хотелось бы продолжать с ним работать: Григорий Данилов, с которым мы в соавторстве и этот сценарий разрабатывали, и у нас есть еще один сценарий, который мы написали полностью. Это очень талантливый человек. Он закончил МШНК, тоже режиссер. Для нас ценны одинаковые вещи — это очень важно.

Если брать еще сценаристов, было бы интересно попробовать поработать с Любовью Мульменко и с Антоном Ярушем.

Из актеров однозначно хочется поработать с Сергеем Гилевым, мне кажется, он невероятно талантливый. Еще — с Владимиром Епифанцевым, если брать не новое поколение. У меня лежат несколько готовых сценариев, в одном из них главная мужская роль определенно написана только для него, я даже никого не могу представить другого.

Сейчас снимаю свой третий фильм с оператором Димой Шебуниным. Мне кажется, это очень талантливый оператор, у него огромное будущее. А еще когда-нибудь вновь надеюсь поработать с Женей Евграфовым — оператором «Охотников».

— На что замахиваетесь в будущем?

— Моя цель — еще как минимум пять полнометражных фильмов выпустить в своей жизни. Потому что есть идеи и сценарии, которые обязательно надо реализовать. И я надеюсь, что все получится.

Пять — те, которые нужно сделать обязательно. 

А мечта — иметь возможность снимать всегда, но я понимаю, что снимать каждую минуту можно только в идеальном мире из-за множества факторов. Например бюджет.

Еще одна моя цель — всегда снимать кино, которое зрителя стимулирует думать. Не все любят думать в целом в кино, идут туда, просто чтобы отвлечься. И я это понимаю, я тоже смотрю такие фильмы — но все-таки больше всего люблю фильмы, над которыми надо думать. И поэтому, мне кажется, я всегда буду делать такое кино.