Дмитрий МоисеевЯ пытаюсь нащупать новую фантастику

— Вы родились и жили на Сахалине — одном из самых отдаленных от центра кинематографической жизни регионов. Как вы пришли в профессию?

— Я хотел стать режиссером с 13 лет. Как-то в Приморском санатории мне попалась книжка. Было такое издание раньше, которое называлось «Гея», по-гречески «Земля», и в нем печатались фантастические рассказы, в том числе иногда там были статьи о кино. Среди них мне попалась большая статья о голливудской кинематографии, о «Звездных войнах» и о том, как это кино делалось, очень много фотографий со съемочной площадки. Мне тогда это так сильно понравилось, что я подумал: «Наверное, было бы неплохо стать режиссером, иметь дело с этими киношными «игрушками». Мы с братом постоянно атаковали библиотеки, читали запоем. Потом началась эра видео, для нас это был конец 80-х, и когда появились видеомагнитофоны, таперы и, собственно, западные фильмы, о которых мы поначалу просто читали, — вот тогда мы уж, конечно, переключились на просмотр кино.

Дальше стало понятно, что стать режиссером — это довольно несбыточная мечта; мы росли в 90-е. Если ты живешь на Дальнем Востоке, то поехать в Москву учиться кажется чем-то совершенно нереальным. Родители, конечно же, просили получить «нормальную» профессию со стабильным доходом, поэтому на длительное время эту мечту пришлось отложить. А уже потом, спустя годы, в 25 лет я пошел работать на местное телевидение в отдел дизайна, чтобы хоть как-то приблизиться к тому, что хотел делать.

— Многие критики отмечали, что ваш sci-fi скроен на советском материале. Вы специально отсматривали советские документальные фильмы 90-х? В «Контактах» изображена современность, но смотрите вы на нее через советскую призму. Почему?

— В моей голове все давно так перемешалось, что я не разделю, что там советское, а что — нет. В «Контактах» отсылки к разным фантастикам, не только к советской. В этом плане это очень постмодернистский фильм. Что касается, например, хроники — ее мы отсматривали, безусловно. В целом мне нравится такая эстетика документального авангардизма. Был такой советский режиссер — Кобри, довольно интересный. Мало кто снимал научпоп так, как он. Вот это все и варилось в моей голове и вылилось в итоге в причудливую стилистику фильма.

— Те же критики часто сравнивали вас с Дэвидом Кроненбергом. Однако Кроненберг, когда снимает фантастику, делает это через призму иронии, сарказма и стеба. А у вас получилось весьма трогательно и даже мелодраматично.

— Я и не скажу, что Кроненберг оказал на меня действительно значительное влияние. Если присмотреться, то «Контакты» могут напомнить какой угодно фильм, с любым стилем и манерой. Что касается главных моих кумиров, тут я вас не удивлю — это Стэнли Кубрик и Андрей Тарковский. Но это не значит, что то, что делаю я, похоже на их фильмы. Да это и неважно. Из современных режиссеров мне нравится французский абсурдист Квентин Дюпьё. Британец Терри Гиллиам меня тоже очаровывает своим несовершенством визуала и вычурностью. Мне очень нравится юмор обоих. В «Контактах» тоже есть эта ирония, хотя не знаю, насколько она считывается. Но там ее достаточно много, и по отношению к тому же Тарковскому.

— Стеб стебом, но это не лишает ваш фильм искренней, чувственной составляющей. 

— Это благодаря линии с Альфой. В фильме есть достаточно понятный и простой смысловой слой. На отсылках и пасхалках далеко не уедешь: это все-таки, скорее, вспомогательные инструменты. Основная история проста: женщина ухаживает за немощным пришельцем так же, как, например, соцработники ухаживают за больными людьми. Такой была изначальная идея, а потом к ней уже стали прибавляться дополнительные стилевые позвонки.

— Когда вы писали сценарий к «Контактам», у вас в первую очередь было желание написать складную историю или, как это иногда происходит, «написать метафору»?

— У меня вообще не стояло такого вопроса — все двигалось вместе. К созданию истории можно подходить по-разному. Одни сценарии требуют большей сюжетности, другие могут без нее обойтись. Но когда ты работаешь только с метафорой, а сюжет уводишь на второй план, может получиться бессюжетное «нечто», которое не будет работать. Если ты убираешь сюжет, ты должен что-то вместо него предложить. А это очень сложно, потому что сюжетные конструкции закреплены в самой человеческой природе. Эти нарративные вещи всегда работают и существуют с древних времен. Поэтому сюжет очень часто превалирует, и если ты используешь сюжетность, то она выходит на передний план. Метафорическая часть — это уже последнее дело в работе. 

Опять же, у всех свои подходы. Но каждый в любом случае остается один на один с листом бумаги. В первую очередь я писал историю, и какие-то вещи туда влетали сами по себе, по ощущениям.

— Сколько по времени заняло написание сценария?

— Я писал его около двух лет. Но надо понимать, что это моя первая попытка написать сценарий полнометражного фильма. Я писал его один; у меня были попытки писать его в соавторстве, но не задалось. Не нашел своего автора. Наверное, вдвоем было бы проще и быстрее, но пока что вот так.

— Можете ли вы вспомнить веселые или опасные ситуации во время съемок?

— Были, скорее, сложные ситуации. У нас была полноразмерная кукла Виталика. Мы подошли к созданию пришельца таким образом, что у нас либо кукла находится полностью в кадре, либо кукла с доработанной графикой, либо полностью компьютерная графика. А сама кукла постоянно рвалась, падала. В какой-то момент Виталик разбил себе голову, раскроил череп, его ремонтировали прямо на площадке. Но в основном съемочная группа развлекалась с этой куклой, фотографировалась с ней и так далее. 

Самое сложное было в том, что никто из съемочной группы подобное кино с практическими и специальными эффектами не снимал. Это наложило, конечно, свои трудности. Мы довольно много не успевали из-за того, что работа с визуальными эффектами на площадке занимает много времени. Организационная часть не всегда была к этому готова. Кино — это время, каждая переработка в один час — это деньги, и не все понимали последствия. Из-за этого мы летели по графику. В какой-то момент уже началась зима, а у нас по сюжету осень, и мы снимали осень в снегу. Нам приходилось сильно ужиматься в кадре, чтобы ничего лишнего туда не попало, самостоятельно растапливали снег со льдом. В итоге все равно задержались на месяц. В какой-то момент заболела актриса, и нам пришлось на две недели прерваться. Но мы, слава богу, не потеряли это время, а поехали снимать виды городов. Те виды, которые есть в фильме, — это в основном Калуга, а также Троица и Чехов.

— Как разрабатывался дизайн летательных аппаратов и дизайн самого Виталика?

— Мы разрабатывали дизайн с моим братом. Когда возникла история, стало понятно, что она требует своей выразительности. Мы выбрали именно такой вот стиль: неказистый, обшарпанный, несовершенный. Собственно, как и сам Виталик, больной или полуживой, так и эти аппараты — ржавые, старые, непонятным образом держащиеся в воздухе. Нам хотелось все это максимально вписать в бытовой мир, чтобы инопланетное и земное сосуществовало и понемногу сливалось с нашей реальностью.

— Оператором фильма выступил Даниил Фомичев, работавший, например, с Александром Хантом. Как вы познакомились?

— С Даниилом мы давно знакомы: с ним я снимал свои короткие метры. И с Александром Хантом у меня отличные отношения. У нас есть небольшая группа из режиссеров и операторов, вместе с которыми мы тестируем, обкатываем и разрабатываем идеи, чтобы не находиться в вакууме, иметь какой-то фидбэк. Пришел, подготовившись, с новой идеей, обсудил, понял, что не так, — ушел дальше писать. Вот, собственно, «Контакты» в этой атмосфере и создавались.

— Получается, есть компания киношников, находящихся в дружеских отношениях, с которыми вы обмениваетесь идеями. Вы, Александр Хант, кто еще?

— Часто к нам приходят Антон Моисеенко, Антон Бильжо, Альфия Хабибуллина. Одно время мы собирались на Сивцевом Вражке — на этой улице в Москве снимали комнату. Оставили тогда название как рабочее, а потом оно закрепилось — творческая группа «Сивцев Вражек». Там мы, собственно, и варимся все вместе. Цель у нас простая — разработка идей и помощь друг другу в замыслах. Порой собираемся каждую неделю, как правило, обсуждаем регламент встречи, кто и что на встречу приносит. Кто-то идею сценария, кто-то заявку, кто-то черновой монтаж. Садимся, все это смотрим, обязательно обсуждаем. Самое главное для нас — это сохранить такую группу, в которой можно апробировать все, что приходит в голову.

— Работа на телевидении дала вам навыки, которые пригодились на съемках фильма?

— Я как раз работал в отделе дизайна: там мы упаковывали программы, делали заставки и прочее. Это дает определенные скиллы, понимание, что и как функционирует. Благодаря этому часть визуальных эффектов в «Контактах» сделали мы сами. Есть студия Framebaker, которая в основном занималась Виталиком. Но все, что не касается Виталика, делала наша микростудия.

— Как проходил кастинг?

— Ирину Саликову я заприметил еще на фестивале «Горький fest». У нас была еще одна претендентка на роль Нины, но в итоге мы поняли, что Ира нам подходит больше всего. Что касается остальных, то это был классический подход. У нас был кастинг-директор, которому была дана задача найти «незатертые» лица, необычные типажи. Одну из ролей вообще сыграл непрофессиональный актер, парень, который по профессии поэт-переводчик. 

— Весной прошел показ вашего фильма в Пекине, затем на Шанхайском кинофестивале, где было уже несколько российских режиссеров: Бакур Бакурадзе, Малика Мухаммеджан и другие. Откуда, на ваш взгляд, такой интерес к азиатскому сегменту кинофестивалей?

— Мне кажется, все довольно прозаично: поскольку европейский сегмент сейчас недоступен, открывается азиатский. В Шанхай, к сожалению, я не поехал, но, когда я побывал на фестивале в Пекине, местные жители рассказали мне, что наше кино пользуется успехом. Особенно старые советские фильмы о молодежи — со слов моего переводчика. Про мою картину тоже хорошо отзывались. Это интересный факт, который пока мне еще не до конца понятен.

— В июле стартует кинотеатральный прокат «Контактов». Какой прием со стороны широкой аудитории вы ожидаете? С одной стороны, ваш фильм — это научная фантастика, что-то жанровое и массовое. С другой стороны, нестандартный авторский сай-фай.

— У меня нет никаких иллюзий о том, что это будет широкий всенародный прием. Это кино все-таки невеселое, и в нем достаточно социальной критики, к тому же визуально оно слишком своеобразное. У нас привыкли, что фантастика — это жанр в основном развлекательный, но на самом деле это очень пластичный формат, с которым можно работать по-разному. Конечно, хотелось бы, чтобы побольше зрителей увидело фильм. 

— Как вы нашли прокатчиков? Вообще, на прокат подобного кино легко соглашаются?

— Я знаю от продюсеров, что это было непросто, и знаю, что большая часть прокатчиков отказала нам с формулировкой: «Идея интересна, но нет коммерческого потенциала». Каким-то образом мы вышли на компанию «Пионер», и, слава богу, они взяли фильм. Я знаю, что многие фильмы, даже те, с которыми мы на «Маяке» были в одной программе, так и не нашли в итоге прокатчиков. Например, «Невидимый мой» Антона Бильжо сразу в цифре вышел. Так что нам еще повезло, наверное.

— То, что у нас отвыкли от экспериментов в жанровом кино, — это проблема? Или проблема в том, что у нас на авторское кино почти не ходят?

— Мне кажется, и то и другое. В целом-то на авторское кино во всем мире не особо ходят. Как будто бы надо развивать эту культуру этого похода. Понятно, что оно все равно никогда не сравнится по массовости с мейнстримом. Но это могла бы быть интересная альтернатива. Вот ты пришел, посмотрел фильм, поговорил с создателем. Это всегда интереснее, чем просто пойти посмотреть фильм. 

— Как вы планируете искать финансирование проектов в будущем? Так же, в Министерстве культуры?

— Нет, я совершенно не уверен в этом. Более того, это одна из основных проблем. В Министерстве культуры сейчас серьезные изменения, особенно в комиссии, которая выдает деньги на кино. Учитывая наш достаточно необычный и даже порой радикальный подход к кино, не очень понятно, кто нам на него даст деньги. Это первое. А второе, даже если мы найдем частные деньги, то как потом выйдем в прокат? Очень много вопросов о том, как работать дальше. Но то, что что-то надо делать, это факт. Сидеть сложа руки — не мой вариант.

— Есть ли у вас дальнейшие планы? Уже есть заявки, сценарии или просто желание что-то снять?

— Все пока еще в зачаточном состоянии. Но это снова будет жанровое направление, тоже фантастическое, опять не совсем классическая фантастика. Я пытаюсь нащупать какую-то новую фантастику, либо, может быть, освоить абсурдизм, который тоже мне близок. Не знаю, насколько это у меня получится, не мне судить. Но точно хочется выйти за рамки жанровых клише.