Умерла кинокритик, экс-заместитель главного редактора «Искусства кино» Нина Игнатьева

15 марта на 96-м году жизни скончалась кинокритик Нина Игнатьева.

В 1946 году она окончила ГИТИС, печаталась с 1950 года. С 1975 по 1994 год она работала заместителем главного редактора журнала «Искусство кино». Получила премию Союза кинематографистов СССР в 1978-м.

Из 80 лет существования журнала более трех с половиной десятилетий относятся к моей жизни в нем. Жизни, преимущественно связанной с периодом советским, с его уставами и требованиями. Не в безвоздушном пространстве, испытывая на себе влияние «оттепелей», «похолоданий», «застоев», проходила работа редакции. Иногда было досадно, порой противно, очень стыдно — особенно когда вчерашний друг редакции, истинный художник, подвергался на журнальных страницах нелепым разоблачениям. И все же... Даже в условиях предписаний и ограничений журналу удавалось «жить не по лжи», выбирая из всех предпочтений одно — критерии истинного искусства.

Что бесспорно: журнал может гордиться высоким уровнем критических работ, тем, что он сделал для развития теории и истории киноискусства. Здесь, в «ИК», сформировался критический актив нашего кинематографа, здесь, в «ИК», родился и вырос наш общий ребенок — замечательный современный критик Юра Богомолов.

Сегодня в стране изменилось очень многое — и по содержанию, и по форме. Отмечая 80-летие журнала, его нынешний коллектив не будет, конечно, как мы в юбилей 50-летний, торжественно маршировать на сцене Дома кино с красным знаменем наперевес («Шел под красным знаменем боевой отряд...»). И в Дом кино ему путь заказан, и орден уж тем более не светит.

Однако журнал выходит, его читают. За продолжение лучших традиций самоотверженно и бескорыстно бьются и долгожители «ИК», и примкнувшие позже.

Удачи, успеха желает вам человек «из прошлого»,

писала Нина Александровна в юбилейном номере журнала «Искусство кино» в 2011 году.

Лариса Калгатина, ответственный секретарь «Искусства кино»:

Нина Александровна Игнатьева — имя для нашего журнала знаковое. Она работала в «ИК» при разных главных. Но она из погожевской волны. Из знаменитого тогда «Искусства кино». Этим все и сказано! Им всем тогда приходилось несладко, но они делали классный журнал! Н.А. всегда точно понимала и адекватно оценивала все, что происходит вот сейчас. Процесс. Профессиональный. И общественный. И политический. И в своих давних многих рецензиях/статьях в «ИК», в размышлениях о кино, и в наших с ней телефонных разговорах обо всем сегодняшнем она была невероятно современная. Свидетельствую: даже больше современная и адекватная, чем многие из нас теперешних. Чему я всегда с обожанием и удивлением поражалась.

Профессионализм и способность точно и весело судить об актуальном, оказывается, не уходят с почтенным возрастом. Я уже знаю об этом наверняка: пример мне — Нина Александровна Игнатьева в ее-то 95 лет. В ее несбывшийся 96-й год...

Лев Карахан:

Нина Алексанна... Она была вся в работе. И хотя в той старой 70-х годов редакции «Искусство кино» мы прекрасно знали и ее мужа — актера Малого театра Геннадия Сергеева, и ее дочку Лену — тогда еще школьницу, очень трудно было с нашего редакционного берега представить Нину Алексанну на другом семейном — домашнем — берегу, без ее ежесекундной подтянутости и постоянной готовности по первому зову отправиться в кабинет главного редактора для решения каких-то очень важных, а может быть, и судьбоносных вопросов.

И не то чтобы до ее управленческого Олимпа нам, журнальным новобранцам, было не дотянуться. Прекрасно помню, как в дни зарплаты все дружно втискивались в такси и шумно, невзирая на чины, катились в ресторан «Будапешт» пить сливовицу, трепаться о том о сем, и Нина Алексанна — замглавного — и теснилась в такси, и трепалась под сливовицу вместе со всеми, ничем от всех не отличаясь. Это было даже как-то удивительно. Гораздо естественнее было находиться под ее доброжелательно-требовательным взглядом и, словно вернувшись обратно в школу, выслушивать ее небезосновательные упреки в том, что «огонек пропал» и редакционная работа былого энтузиазма не вызывает. Была в ней та сосредоточенная административная ответственность, которая и позволяет, наверное, поддерживать общий стабильный градус производства, даже если у кого-то пропал огонек.

Казалось, что Нина Алексанна, как никто другой, встроена в редакционную жизнь нутром, и от этой жизни ее не оторвать никакими силами. Но, когда в 1993-м власть переменилась и с приходом Дани Дондурея в журнале началась новая постсоветская эпоха, Нина Алексанна без обид и принуждения как-то разом собралась и ушла на пенсию, не цепляясь за работу и не выговаривая для себя возможность публиковаться в журнале, чтобы остаться действующим кинокритиком. В спокойной бесповоротности этого жеста были не только ее характер, который она едва ли могла скрыть даже в тех рабочих ситуациях, когда это было крайне необходимо, но и та внутренняя свобода, которая вдруг выпорхнула из персонального рабочего кабинета и была такова.

За порогом редакции Нина Алексанна прожила долгую жизнь — 25 лет. Ухаживала за мужем, который умер раньше нее — в 2012-м. Помогала дочери, воспитывала внука Андрея. Теперь он, как дед, в Малом — наследник династии.

Когда я звонил по праздникам, поздравлял, отголоски ее домашней жизни всегда залетали в телефон, и неизменно бодрый, в состоянии готовности к теперь уже совсем другим семейным делам голос Нины Алексанны звучал для меня и ободряюще, и утешительно: все у нее в порядке. На самом деле не так, конечно: и огорчалась, и переживала, и страдала. Как иначе. Но хорошо, что ушла она не по стойке смирно на боевом посту, а из домашнего мира. Что было ей дано — и надолго — простое человеческое время.

Юрий Богомолов:

Прощаясь с Ниной, вдруг подумал: как мгновенна жизнь человека, даже если ему привелось прожить более девяти десятков лет. И как она бывает вместительна.

Сколько поколений критиков из числа ее коллег сменилось на ее глазах...

Сколько роковых минут выпало на ее долю...

Сколько исторических событий мелькнуло перед ней: война — в детстве, оттепель — в молодости, развал одного режима, надежды на несбыточное, горечь от несбывшегося и уход из жизни с тревогой за родных и дорогих ей самых близких людей.

...Я пришел в журнал «Искусство кино», где Нина Александровна возглавляла отдел советского кино.

Для тогдашнего выпускника ВГИКа штатная работа в «ИК» была пределом мечтаний и огромной удачей. Журнал в начале 60-х слыл вторым после «Нового мира» оплотом ценностного наследия оттепели. И вслед за «Новым миром» подвергся разрушительной атаке со стороны Госкино. Сменилось руководство редакции. Главным редактором пришел дьявольски талантливый литератор Евгений Данилович Сурков. Ключевое слово в последней фразе — «дьявольски». Его ненавидела едва ли не вся творческая интеллигенция. Его недолюбливали и советские начальники. Думаю, за его врожденное иезуитство. Он был чужим по обе стороны баррикад. А хотел быть своим и там, и там. Работать с ним была мука тяжкая. Мы-то, молодые, циничные, потешались над его административными и идеологическими кульбитами.

Весело было нам, поскольку думалось: мы-то — отдельные. А каково работалось под мудрым руководством Эжена (как тогда называли Суркова) тем, кто душевно и ментально отогрелся в середине 50-х годов? Только сейчас, когда опять повеяло идеологической стужей после короткого, но знойного лета 90-х, понимаешь, каково тогда было нашим старшим современникам.

Отдаленно помню, как по работе и по-человечески Нине Александровне было тяжко тогда. Нам молодым — смешки да ухмылки, а ей надо было выслушивать «ценные» идеологические установки, заказывать рецензии малоприятным авторам, а потом их приводить в божеский вид с точки зрения русского языка. Она же была профессионалом, что называется, высшей пробы.

Про особо одаренных живописцев, режиссеров, актеров часто можно услышать: он художник от бога. А про редакторов, самых уважаемых, слышать нечто подобное не приходилось. Так вот: Нина Игнатьева была редактором от бога. Я это не сразу понял. Очевидным оно стало с годами.

Знаю по себе, как с годами все труднее и труднее сохранять здравое восприятие и житейских, и эстетических поворотов быстротекущей реальности, как трудно сопротивляться искушению законсервировать свои привычные пристрастия и представления. И сквозь их призму смотреть на старый новый мир и повторять: «Раньше крепче было».

Оглядываюсь на своих ровесников (плюс-минус пять лет) и замечаю, как мало тех, кто избежал участи Крутицкого.

Нина ее избежала в полной мере. У нее случались проблемы с физическим здоровьем, но не со здравым смыслом.