Портреты погибших на этом пути: Центрально–Азиатский форум документального кино

В Казахской Национальной академии искусств имени Т. Жургенова программный директор Асия Байгожина представила свежие картины производства Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана — по пять от каждой республики. Изучение подобных подборок, в особенности если те составлены без каких-либо тематических ограничений, помогает обнаружить как специфические, так и общие особенности национальных кинематографий в их нынешнем, актуальном состоянии. Судя по программе прошедшего Форума, одной из черт, характерных для документалистики стран Центральной Азии, можно назвать преобладание так называемых «фильмов-портретов».

Бывают эти портреты, разумеется, самыми разными. Юбилейно-подарочными — и историко-критическими, официозными — и неформальными, заказными — и снятыми по собственной инициативе. При этом, сколь бы уверенно мы ни отличали одно от другого, далеко не всегда «заказуха» означает халтуру, а труд по велению сердца — творческий успех. Расскажу здесь о трех не обязательно совершенных, но наиболее ярких портретах, показанных на Форуме.

Самой громкой и амбициозной премьерой алматинского Форума (а может быть, и всей узбекской кинематографии последних лет) стал документально-исторический фильм «Улугбек. Через тернии к звездам» (2017) режиссера Баходыра ЮлдашеваНе путать с актером Баходыром Юлдашевым (1946), известным еще с 80-х годов ролями в политических детективах («Переворот по инструкции 107», «Охота на дракона» и др.). Среди инициаторов и продюсеров проекта — Лола Каримова, дочь покойного президента Узбекистана. По неофициальным данным, бюджет составил не менее двух миллионов долларов, основная часть которых, вероятно, ушла на гонорары звездам — Франсиско Овалье (главный герой в молодости), Арманду Ассанте (благородно стареющий главный герой) и Венсану Касселю (рассказчик). В энергичном темпе, комбинируя телевизионные интервью с разнообразнейшими иллюстрациями — от компьютерной анимации звездного неба до костюмных постановок массовых сражений — фильм повествует о жизни и смерти внука Тамерлана, известного как Мирзо Улугбек, он же Мухаммед Тарагай (1394–1449). Правитель Самарканда и прилегающих земель, один из самых образованных людей эпохи, Улугбек употребил свою власть и богатство на строительство самой передовой обсерватории в мире. Точность астрономических таблиц, изданных при помощи приборов этой обсерватории (уже после смерти Улугбека), опередила европейскую науку, еще только ожидавшую своего Галилея, на полтора столетия.

Полностью соответствуя стандартам современного научпопа, ориентированного на молодежную аудиторию и сочетающего упрощенную фактографию с преувеличенной эмоциональностью и благоговением, «Улугбек» — при всей своей нахрапистой зрелищности — едва ли имеет иную ценность, помимо учебно-образовательной. Однако этой последней я бы не стал пренебрегать в наш век растущего обскурантизма. Все-таки обращение к «ренессансной» личности главного героя — политика, ученого, поэта, ведущего интеллектуала своего времени — содержит скрытый полемизм, поскольку Улугбек олицетворяет несколько подзабытую уже эпоху, когда ислам отличался свободомыслием и служил не столько инкубатором религиозного фанатизма, сколько проводником идей от Индии до Западной Европы.

Полная противоположность величественному и торжественному «Улугбеку» с его космическим размахом — тихая семейная лента «Я тебя не забыл» (2018) Али ХамраеваНа сей раз — тот самый Али Хамраев (1937), советский еще режиссер, дебютировавший в начале 60-х (на Таджикфильме: «Маленькие истории о детях, которые…», на Узбекфильме: «Где ты, моя Зульфия?»), посвященная отцу режиссера, который в сороковые ушел на фронт и не вернулся домой. С детства остро ощущая себя и свое поколение безотцовщиной, режиссер десятилетиями собирал факты о папе, актере и «кинописателе» (сценаристе) Эргаше (Иргаше) Хамраеве, ученике Козинцева, Трауберга, Герасимова, свидетеле и соучастнике становления национальной узбекской кинематографии, жертве Большого Террора (отделался, к счастью, лишь двумя годами тюрьмы по обвинению в поджоге Ташкентской киностудии) и тридцатидвухлетнем фронтовике, который в 1942 году навсегда остался лежать в снегах под далекой Вязьмой. Последующие десятилетия его повзрослевший сын пересматривает фильмы, в которых снялся отец, реконструирует его биографию по письмам жене (матери режиссера) и разговорам со старшими коллегами, по летописи Ташкентской киностудии и хроникам 30-х годов. Отцовский голос он услышит благодаря роли Эргаша в звуковом фильме «Джигит» (1935).

Как я уже упоминал, в программе Форума было собрано немало портретов. Большинство из них выполнены не только профессионально, но с искренней любовью и почтением к своим «моделям». Таковы картины Шухрата Махмудова «Слово об Абае» и «Мелодия старого города» (о ташкентском художнике Жавлоне Умарбекове). Такова «Жизнь прекрасна», которую сняли Азамат и Бегай Шаршеновы (о незрячем преподавателе музыки), «Еще раз про любовь» Жанышбека Дадабаева (о народной артистке Кыргызской республики Зинаиде Петренко), а также «Свет и тень» Тыная Ибрагимова (о художнике Тургуне Ташкузиеве) и «Дочь Сахун» Далера Имомова (о поэтессе Фарзоне). Однако даже среди них лента Хамраева выделяется особенной проникновенностью — может быть, потому что в фокусе этого фильма-портрета не столько главный герой, предельно близкий автору и в то же время предельно же от него далекий, сколько сам ход расследования, ставшего для автора-кинематографиста делом жизни. Тесно связанным, вдобавок, с историей узбекского кино. Кроме того, рассказ Хамраева отличает тоска и нежность, не переходящие ни в сентиментальность, ни в дежурные риторические заклинания, ни в умилительную благостность.

Третий фильм, «Путь» Евгения Лумпова, начинается с фортепианного концерта в безлюдной степи. Мужчина средних лет в строгом костюме играет пьесу Ференца Листа перед стадом баранов. (И, в отличие от столичной публики, заметим, никто из них не кашляет и не роняет с грохотом лорнеты.) В следующем эпизоде в степи вместо баранов — две ухоженные девушки. Они неспешно пьют красное вино и закусывают чем-то вкусным, сидя на гиперболизировано высоких, выше двух метров, барных стульях. Рядом, в надежде обратить на себя внимание, уже знакомый мужчина возит тележку с фортепиано. Красавицы любезно кормят и поят его сверху, герой смиренно тянется за яствами с раскрытым ртом.

Далеко не всякий, даже в Казахстане, опознает в этом человеке сравнительно известного современного художника Асхата Ахмедьярова — и это инкогнито определенно играет картине на пользу: зритель обнаруживает себя не в документальном, а в сюрреальном художественном мире. Пожалуй, именно некоторая бессвязность эпизодов парадоксально помогает ему сориентироваться на незнакомой местности. В следующие 20 минут он увидит художника босым и в смирительной рубашке среди осторожно обходящих его пассажиров метрополитена; с телевизором на голове посреди астанинских небоскребов; спящим перед телевизором в степи; приколачивающим картину к невидимой стене; и другие образы из перформансов разных лет, показанных в Астане и Париже с 2012 по 2016 годы.

Иногда мы слышим закадровые комментарии Ахмедьярова, но они тоже глубоко интроспективны, информируют больше об ощущениях художника и его внутренней кухне, а не о каких-либо отстраненных биографических или искусствоведческих материях. «Когда ты соединяешься с сутью, сливаешься с идеей и живешь внутри — это самый удачный момент… Ты теряешь что-то материальное и становишься чем-то наподобие духа, который все это производит». Фильм Лумпова и есть такая осторожная попытка, избежав описательности, соединиться с сутью, слиться с «идеями» Ахмедьярова, воспроизведя их в новом для них, кинематографическом пространстве. В результате череда перформансов отчасти выдает себя (впрочем, по причине слабой смысловой связи между эпизодами — не слишком уверенно) за игровую драматургию, а вольный сюрреализм и документалистика парадоксальным образом совпадают друг с другом до неразличимости, помогая режиссеру остроумно минимизировать хронический тавтологизм портретного жанра.

Итак, перед нами три вида портрета — фильм-презентация, фильм-расследование и фильм-эксперимент. Предельно различные, даже взаимоисключающие друг друга эстетически, они на разные лады посвящают нас в миры своих героев — иллюстративно, описательно, аналитически, имитационно — и все-таки ни один из них не может, при всех своих достоинствах, избежать определенной бесконфликтности. Эта же особенность присуща и другим фильмам-портретам алматинского форума, некоторым — в большей степени.

«Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне. Нарисуй мне портреты погибших на этом пути…»Строки из песни «Война» Виктора Цоя. Впервые эти слова прозвучали ровно 30 лет назад. Сперва в Ленинграде, затем по всему СССР, до самых отдаленных его степных республик. Со скорбным, ледяным сарказмом главная рок-звезда гигантской империи, озарившая собой ее последние мгновения, упоминает «людей, для которых теорема верна». Этим людям, согласно дальнейшему тексту, противостоит тот, кто сокрушит стену, потому что знает и помнит о вечной войне между землей и небом. Даже лучшие портретисты нередко забывают об этой неослабевающей битве, превращая героев в людей, для которых есть день и есть ночь, то есть в тех, кому все понятно. Возможен ли портрет, сочетающий трепет и раскол, сходство и новизну неизведанного, почтительность Сима с Иафетом — и дерзкую пытливость Хама? Вот вопрос, который не обойти ни одному вдумчивому кинематографисту, задумавшему снять фильм о том или ином герое.