Бедные люди: эстетический и социальный протест в конкурсе фестиваля «Окно в Европу»

Холодный ветреный август решительно развернул «Окно в Европу» на Восток от Запада, в сторону российской глубинки — в рутинную жизнь, какой живет сегодня большинство россиян. Пять из 11 проектов в конкурсе игрового кино снимались без господдержки, с маленьким бюджетом. Но и пяти фильмов оказалось достаточно, чтобы зрителю открылась аутентичная картина постсоветского мира, где люди сводят концы с концами на прожиточный минимум, а то и не сводят, оказавшись за его границей. Бьются за жизнь, отчаявшись просить помощи у государства и рассчитывая только на себя.

Жанрово и стилистически разные, картины завязаны в узел двумя общими мотивами: поиском денег, заработать которые легально невозможно, а они нужны позарез, и социальной незащищенностью, когда человеку в беде пойти некуда.

Про деньги первым заметил наметанным глазом драматург Александр Бородянский, а мне осталось развить новую в российском кинематографе тему бедности, по умолчанию исключенную из обихода кинематографическим лоялистским истеблишментом, претендующим на господдержку.

Но правил нет без исключений. Константин Лопушанский, показавший в Выборге новую работу «Сквозь черное стекло», снимал картину при поддержке Минкульта, что не помешало ему резко высказаться про богатых и бедных в новом российском обществе. Метафизик в законе, мэтр не побрезговал «мыльным» сюжетом и толкнул слепую сироту — монастырскую послушницу — в объятья крутого олигарха. Брак вслепую был единственной возможностью для девушки вернуть зрение. Не стану спойлерить, замечу лишь очевидную отсылку режиссера к «Кроткой» Достоевского. Русского гения принято вспоминать всякий раз, когда на очередном историческом перекрестке в эпицентре оказывается «маленький человек» с его нерешаемыми проблемами. Видимо, мы в который раз оказались в той триггерной точке, когда эти проблемы зашкаливают и требуют — нет, не решения, ибо на полотне экрана их не решить, — но по крайней мере выхода. И — выдоха.

«Смерть нам к лицу» — снятая на мобильный телефон драма молодоженов, ударенных как обухом по голове роковым диагнозом жены. На операцию — делают только в Германии — нужны большие деньги. История — про то, как молодой муж буквально встает на уши, чтобы собрать деньги. Он берется за любую работу, готов сниматься в порнофильме, просит денег у матери, собирается продать квартиру. Жена живет в обнимку с капельницей на огромной кровати, занимающей все пространство их единственной комнаты. Жена примеряет на себя смерть — выбирает гроб, договаривается о посмертном макияже — ее веселая истерика принимает гомерический размах, вызывая оторопь у друзей и смех в зрительном зале. Режиссер Борис Гуц полагает, что смех — не помеха трагическому нарративу. Осмеяние смерти, обычай многих древних культур, работает в современном сюжете, увенчанном, пусть даже и временным, но хеппи-эндом.

А Михаилу, герою фильма Виталия Суслина «Седьмой пробег по контуру земного шара», деньги нужны на коляску новорожденному внуку. Сумма не ахти, но ее нет у 59-летнего безработного, только что уволенного и работы в городе не нашедшего; а до пенсии ему далеко, как до Луны. Александр Карнаушкин, 40 лет тихо прослуживший в «Ленкоме», сыграл первую роль в кино — и сыграл как большой артист. Его герой, экс-охранник зоны бывшего гаража, привычно сносит удары судьбы, но достоинства не теряет ни при каких обстоятельствах. Такие они, стоики наших дней.

На стареньком жигуленке он кружит и кружит до потери пульса по окрестностям Воронежа, заезжает на выморочную дачку и — о, счастье! — находит там клад: проржавевшие ведра, баки и прочий металлолом. И вот Михаил гордо толкает по заснеженным дорожкам голубой — вырви глаз — экипаж для внука.

Типичный кейс: срочно, в течение одного дня, нужна непомерная сумма, чтобы выкупить потерянный паспорт из ментовки. Цена вопроса: суд и срок за причинение побоев полицейскому при исполнении. А парень просто спасал свою девушку. «Все, как мы захотим» — проект архиактуальный, но фильм у опытного Владимира Козлова, снятый в духе «грязного реализма», получился беспросветно депрессивный (что, в общем-то, естественно), эстетически тусклый. Шоковый финал, пусть и реальный по жизни, лишь усугубил художественную несостоятельность картины. Смелость авторского жеста — зачетная. Притом что прокатная судьба фильма проблематична.

Реальные прокатные перспективы есть у «Простого карандаша» Натальи Назаровой — школьной повести времен олигархического капитализма. Кто-то из коллег видит в фильме референс «Школы» (2010) Гай Германики, я же отчетливо различаю олдскульных предшественников — «Чучело» (1983) и «Доживем до понедельника» (1968): героиня «Простого карандаша» Антонина (Надежда Горелова) подстрижена под Ирину Печерникову, звезду знаменитой картины, да и просто до изумления похожа на нее.

В картине Назаровой есть совсем не школьные отсылки. В качестве базовой модели используется классический сюжет про героя-одиночку, попадающего в глубинку, чтобы сеять «разумное, доброе, вечное», бороться против власти тьмы, да тьма оказывается сильнее, выдавливает героя за пределы своей власти. Молодая петербурженка, художник-график, приезжает в умирающий городок на севере области, поближе к тюрьме, где ее муж, известный художник и правозащитник, отбывает срок по сфабрикованному обвинению. Она снимает комнату и устраивается в школе преподавать черчение и рисование. Едва ли не в первый день становится ясно, что школу да и весь городок контролирует приблатненный пацан Миша, а его брат-бандит чалится на зоне. Криминальные подростки давно обложили данью малышню, обирают их, вытряхивают мелочь, грозят расправой. Страх, беззащитность, бесправие рулят, равняя детей и взрослых в конформизме и предательстве.

Пятерка независимых (всего лишь!) сошлась в одном конкурсе, и XXVII фестиваль «Окно в Европу» впору назвать российским Sundance, пока еще стихийным. Выбор Выборга, его дирекции, смело пошедшей навстречу новой, антигламурной волне, зафиксировал взлет российского кино, накопившего энергию протеста — социального и эстетического. Почему бы Выборгскому киносмотру не развиваться в этом направлении? Глядишь, и мы получим авторское экспериментальное и социальное кино, которое потеряли по собственному желанию, уверившись в том, что кино — это веселуха, развлекуха, аттракционы с попкорном. Короче, кино — это бизнес, а не искусство.

Конкурсный экран Выборга отдал дань рекреационной функции кинематографа: были зажигательные комедии («Как новый»), стилизованная под вестерн интроспекция («Семь пьяниц»), молодежная драма с девиантными героями («Я свободен») и треш на модную тему «лихих 90-х» («Печень»). Весь не слишком богатый спектр российского кино, бедного тематически и стилистически, был представлен в программах фестиваля.

И все же — мне не дадут соврать коллеги — фестиваль сделала пятерка независимых.