Мой Берлинале: Антон Долин о конкурсе во внеконкурсные времена

Девочка-тинейджер из вполне благополучной семьи ливанских эмигрантов в Канаде под Рождество залезает, несмотря на родительский запрет, в «коробку памяти» — архив детства и юности матери в Ливане, где как раз вот-вот начиналась война. 

О высоком качестве конкурсной программы свидетельствует тот факт, что даже слабейший ее фильм (в его оценке мы с коллегами сошлись) по-своему небезынтересен. Работая с архивным материалом, оживляя хронику и старые фотографии, что позволяет девочке пережить материнский опыт, режиссеры обращаются к технике одновременно кустарной и свежей. Жаль только, что сюжетно история крутится вокруг набора сентиментальных банальностей и никак не дотягивает до вершин анимационного «Персеполиса» Маржан Сатрапи, куда элегантнее касавшейся той же темы.     

«Серебряный медведь» за режиссуру.

 Вторая мировая. Венгерские оккупанты пробираются через лес и реку, подходят к деревне. Они — чужаки в чужой земле, каждая кочка, как им кажется, таит угрозу. Защищаясь от враждебного мира, они готовы на все: например, сжечь все население деревни в сарае… 

Самое шокирующее в этом предельно архаичном, хоть и живописном фильме — то, что снял его дебютант; легко себе было бы представить точно ту же картину, сделанную в 1970-х или 1980-х. И даже в новом столетии Сергей Лозница («В тумане») и соотечественник Денеша Надя — Ласло Немеш («Сын Саула») куда продуктивнее переосмысляли наследие нацистского периода. Что же к этому добавил Надь, кроме аутентичной, но бесконечно унылой атмосферы? Разве что экзистенциальную тоску в глазах невыразительного антигероя, творящего зло будто бы по привычке. 

Иранский фильм о смертной казни: у вас тоже дежа вю? Ровно год назад на Берлинале победил триптих иранца Мохаммада Расулофа «Зла не существует», в этом году он заседал в основном жюри — и смотрел в этом качестве еще один фильм на тему, которую он сам, в общем-то, закрыл. 

Ну хорошо, закрыть ее удастся только тогда, когда высшую меру наказания отменят во всех странах мира (наверное, никогда). Но «Баллада о белой корове» — мелодраматичная и слишком уж давящая на эмоции картина. Ее душераздирающий зачин не может не тронуть за живое: вдова осужденного за убийство и казненного человека в одиночку растит глухонемую дочь, которую у нее вот-вот отсудит семейство покойного мужа. Но когда выясняется, что казнили человека по ошибке, а мучимый угрызениями совести судья начинает приходить в гости к вдове и по-разному заглаживать свою вину, начинаешь чувствовать себя неловко. По замыслу это весьма благородная картина, но терзания и мучения персонажей в ней сгущены почти до карикатурного предела.  

Режиссерский дебют звезды «Гуд бай, Ленин!» и «Бесславных ублюдков» без особых затей выстроен вокруг его профессиональной карьеры и славы. Улетая в Лондон, чтобы поучаствовать в кастинге престижного голливудского проекта (Брюль ведь и вправду органично вписался во вселенную Marvel), перед этим герой-автор заходит выпить утренний кофе в пивной бар неподалеку от дома. И встречается со странным угрюмым человеком — кажется, его соседом. Этот незнакомец (Петер Курт) — то ли бывший агент Штази, то ли безумный фанат, то ли эдакий стивен-кинговский злой двойник Брюля, вознамерившейся разрушить его успешную жизнь. Остроумно задуманный фильм примерно с середины оставляет иронию в стороне, драматизм и серьезничание не идут ему на пользу. А то, что должно было стать самопародией и самокритикой, на глазах перерождается в неприкрытый нарциссизм. Брюлю не хватает то ли фантазии, то ли смелости, чтобы достойно завершить неплохо начатый проект. Не помогает даже маститый писатель Даниэль Кельман, написавший сценарий фильма.  

Еще одна картина, чья достойная первая половина безнадежно испорчена второй. Действие фильма разворачивается на фоне суровых и живописных приморских видов нормандского Этрета — любимого города французских художников. Главный герой Лоран (великолепная, как всегда, работа взращенного Дарденнами Жереми Ренье) — местный комиссар полиции, честно выполняющий свой долг. Только что он сделал предложение любимой женщине, с которой живет много лет, у них общая дочь. Идиллию разрушает несчастный случай: пытаясь спасти отчаявшегося фермера от самоубийства, Лоран наносит ему смертельное ранение. В ужасе от совершенного, лишившийся работы полицейский выходит в открытый океан на утлом суденышке… 

Пейзажи в фильме удались на славу, а диалоги неплохо написаны и качественно разыграны. Но, несмотря на название, полета этой скромной картине категорически не хватает. А замах на драму в духе Достоевского окончательно уничтожает то доверие, которое было установилось между зрителями и автором. Выйдя на каменистую дорогу реализма, не следует сворачивать в сторону чистого романтизма. Финал же, разыгранный под музыку Перголези, вызывает мучительное чувство неловкости.     

«Серебряный медведь» за художественный вклад режиссеру монтажа Джибрану Асуаду. 

Вторая производственная полицейская драма в конкурсе Берлина! Трудно сказать, что имело в виду жюри, награждая фильм за монтаж. Возможно, сочетание трудносочетаемых элементов? «Полицейский фильм» начинается как монолог героини: Тереза — комиссар полиции в Мехико, мастерица на все руки, в первой же сцене она принимает роды у незнакомки. Потом мы слышим такой же подробный и личный монолог полицейского по имени Монтейро. После этого узнаем, что они партнеры и по работе, и по жизни. На этом месте сюжет начинает нещадно тормозить. Ломается четвертая стена и прочие стены, ведь теперь мы следим уже не за Терезой и Монтейро, а за тем, как исполнители их ролей готовились к фильму. И вот уже зритель вынужденно знакомится с прототипами, заводящими свои монологи все о том же. 

Отчасти драма о непростой судьбе полицейского в коррумпированном государстве, отчасти актерское исследование чужой профессии, немножко buddy-movie, до какой-то степени love story — «Полицейский фильм» не становится в полной мере ничем из вышеперечисленного, оставаясь несмелым экспериментом без отчетливого результата.  

Первый за долгие годы грузинский фильм в конкурсе Берлинале, еще и дебютный. Вообще-то он довольно изобретательно придуман. На фоне уютных пейзажей Кутаиси встречаются девушка и юноша, Лиза и Гиорги. Она учится медицине и работает в аптеке, он — перспективный футболист. Понравившись друг другу, они договариваются о свидании на завтра. Но по пути домой их настигает таинственное проклятие: они просыпаются поутру в чужих телах, а придя на место встречи, не имеют шансов друг друга узнать. Хуже того — Гиорги потерял футбольный талант, а Лиза забыла медицину. Устроившись на новую работу и бесконечно тоскуя о неслучившейся встрече, они полагаются на судьбу и ждут, когда она им улыбнется. А очарованные поначалу зрители, уже рассмотрев под прикрытием арт-фильма неловкий ромком, тоскливо ждут, когда же этим двоим надоест неторопливо гулять и тосковать, а затянувшийся романс доберется до своего предсказуемого катарсиса. Все кончится хорошо, но не для тех, кому удастся разглядеть за дымовой завесой авторских претензий набор общих мест.    

Амбициозная и сложно устроенная работа режиссера, которого в Германии считают современным классиком, поставлена по прославленному одноименному и отчасти автобиографическому роману классика уже безусловного — Эриха Кестнера (у нас, как и во многих странах, его лучше всего знают по отличным детским книгам). Интересно, что кинематографичность «Фабиана» рецензенты отмечали еще в 1930-х, сразу после публикации. Драматичная история молодого филолога в Веймарской Германии, который подрабатывает в рекламе, и теряет работу, девушку и лучшего друга, решена Графом в неординарном и современном ключе: анахронизмов здесь больше не в кадре (хотя и там их немало, а начинается картина проходом камеры по современному берлинскому метро), а в самой манере съемки и монтажа. К сожалению, ничего не добавляя к содержательному пласту романа и порождая невольное чувство дискомфорта от несоответствия киноязыка и сюжета, «Фабиан» слишком долго топчется на месте, лишь имитируя действие, утомляя и раздражая зрителя.     

«Серебряный медведь» за роль Марен Эггерт. 

Симпатичная жанровая картина, героиня которой — одинокая исследовательница Альма (Марен Эггерт), работающая в Пергамском музее Берлина. Она берется за трехнедельное тестирование новейшей модели робота-андроида — идеального мужчины по имени Том (звезда сериалов «Аббатство Даунтон» и «Легион» Дэн Стивенс). Предупредительность и внешняя красота искусственного спутника поначалу скандализируют ее, но со временем она перестает понимать, чем он хуже живого мужчины. Разве что именно своей идеальностью? Современный ромком мог бы составить пару фильму Спайка Джонза «Она». В нем тоже сквозь глянцевитую оболочку прорывается нешуточная меланхолия, сомнения и комплексы обитателя XXI века, ставшего заложником прогресса и комфорта. Кстати, и перерождение героини, и сам Берлин показаны здесь значительно убедительнее и красочнее, чем в сериале «Неортодоксальная», поставленном той же Шрадер.    

«Серебряный медведь» за сценарий.

Голоса тех, кто посчитал эту камерную (еще более камерную, чем обычно) черно-белую микроработу корейского корифея самой проходной и слабой, сравнялись с голосами тех, кто посчитал автора вышедшим на новый уровень виртуозности. Хон Сан-су по-прежнему существует в своей вселенной, сопротивляющейся оценочным категориям, — даже если оценки исходят от знатоков или фанатов. Попробуем сойтись на одном: разделенная на три главы эллиптическая конструкция, в которой есть три кульминации в виде объятий, удивительно уместна именно сейчас, в пору повсеместного карантина, всеобщей хрупкости и разделенности. 

Интересно, что в прошлом году Хон Сан-су наградили за режиссуру, а сейчас оценили именно как драматурга. Хотя больше всего сценарий уклончивого «Вступления» напоминает не драматургию, а хорошую прозу.    

Наряду с Хон Сан-су француженка Селин Сьямма — автор(ка) с культовым статусом, любовь к которой не связана напрямую с художественными достоинствами ее картин. Особенно сейчас, после «Портрета девушки в огне». Что ж, «Маленькая мама» — очень достойная работа. Мне она импонирует как раз своей неамбициозностью, тихой ненавязчивой интонацией, поэтичностью в духе старых сказок (хоть действие происходит во Франции, я бы вспомнил не Перро, а братьев Гримм). И конечно, филигранной работой операторки Клэр Матон. 

У девочки умерла бабушка. Она приезжает с родителями в деревенский дом бабушки и блуждает вокруг него по пустынной чаще. Там и встречает ровесницу — то ли призрака, то ли воображаемую подружку, которая оказывается ее матерью в детстве. Вне времени и в условном пространстве полусна-полумифа две девочки-двойницы (сыгранные сестрами) разыгрывают простую историю, в которой сквозит что-то очень древнее и уютное. 

«Серебряный медведь» за роль второго плана Лилле Кицлингер. 

А это самый дискомфортный, экспериментальный и необычный фильм конкурса, предсказуемо разруганный критиками (мои коллеги по жюри Screen International поставили его на последнее место). Мне тоже совершенно не нравится самый знаменитый фильм Флигауфа «Просто ветер», предельно манипулятивный и плоский. Но его новая работа сделана ужасно интересно. Поддерживая всеобщую — выраженную в половине конкурсных картин — тягу к фрагментарности, Флигауф дробит свой фильм на семь сегментов. Крошечные беспощадные микродрамы разыграны не в действии, а в диалоге, внимательно и точно сняты, таинственно изолированы, отгорожены самой своей сумеречной эстетикой от так называемого реального мира. Кажется, что в каждой недоговорено что-то самое важное, но оно читается между строк и будто бы устанавливает связь между формально не связанными сюжетами.   

«Серебряный медведь» — Приз жюри. 

Здесь, напротив, пожалуй, — самый комфортный и удобный фильм конкурса. Эту трех-с-половиной-часовую ленту об одном школьном классе в крошечном немецком городке Штадталлендорфе я бы назвал утопией. Хотя нет сомнений в честности Марии Шпет, избегавшей режиссерских манипуляций и снимавшей класс Дитера Бахманна в любую погоду и в любых обстоятельствах. Но все европейские проблемы и противоречия в его магическом царстве нивелируются, а разноязыкий Вавилон юных мигрантов самоорганизуется в музыкальную демократию, где сводный оркестр детей и взрослых искренне и складно исполняет Боба Дилана.   

Да, Лоран Канте более строго и искусно оформлял ту же тему в своем «Классе», а метод документального наблюдения позаимствован у Фредерика Уайзмана, и все-таки терапевтическая сила «Господина Бахманна и его класса» слишком очевидна, чтобы ее игнорировать. А сам ее герой, которого в фильме сравнивают с Тилем Уленшпигелем и спилберговским E.T., поневоле вызывает восхищение.  

«Серебряный медведь» — Гран-при жюри.

Само изящество — тонкая, умная, при этом абсолютно не претенциозная картина об игре случая и превратностях любви. Кажется, Тамагути снял ее за коронавирусный год во время вынужденного простоя, но между делом у него получился шедевр. Три новеллы о невероятных совпадениях, сводящих людей вместе или, наоборот, разлучающих их, наполнены сладостной меланхолией, которая сплетается буквально из воздуха, пауз в диалогах, как бы случайных взглядов или движений. Вербальный эротизм элегантно оттеняет тщательно выверенную скупость изобразительного ряда. Актеры играют великолепно. Несомненно, одна из лучших картин года — одновременно гипертрофированно японская и универсальная, сюрреалистическая и приземленная, скупая и до краев наполненная.   

«Золотой медведь» за лучший фильм конкурса. 

Фильм-манифест — нарочито грубый, брехтиански откровенный, де-садовски философический и порнографичный, беспощадный и человечный. Это своеобразная черта, подведенная под румынской новой волной (первая и третья части — то ли пастиши, то ли пародии на работы чрезмерно серьезничающих коллег). Фильм Жуде, лучший и самый всеобъемлющий в его биографии, обладает мизантропической легкостью — в чем-то она сродни афоризмам Чорана, которые поневоле вспоминаются в центральной «словарной» части фильма. В общем, более точного портрета Общества Пандемии, пришедшего на смену «обществу спектакля», пока никто не создал. И не факт, что создаст. 

Браво жюри, выдавшему две главные награды двум лучшим фильмам конкурса.