Бесконечный футбол: «Диего Марадона» — фильм о человеке с рукой бога и животом дьявола

1984 год. Улыбчивый кудрявый аргентинец Марадона в футболке Puma впервые выходит на стадион «Сан-Паоло» в Неаполе, где проведет ближайшие семь лет. Он жмурится, как кот, и улыбается, как скромный деревенский парень на дискотеке. Позади два провальных года в испанском гранде «Барселона», где Марадона больше лечился от травм, чем играл. В «Наполи» — невзрачной и довольно бедной команде из Неаполя, которая последний сезон не то что не соперничала с «Ювентусом», «Интером» и «Миланом» за чемпионство, но едва не вылетела из серии А, — от него ждут освежающе красивого футбола. Втайне все, конечно, рассчитывают на чудо. И гордый президент, который начинает кричать на журналиста, намекнувшего, что покупку игрока помогла провернуть каморра — итальянская мафия, — иначе откуда у бедного клуба столько денег. И местные мафиози, которые, как водится, тиффози (футбольные фанаты) и патриоты. И все неаполитанцы, которые ходят на стадион, как в церковь, — каждое воскресенье. (Среди них, вероятно, можно было увидеть и юного Паоло Соррентино — поклонника «Наполи», который вставил двойника Марадоны в «Молодость» (2015), а в «Молодом папе» (2016) сделал поклонником клуба кардинала — тот носил с собой три смартфона в чехлах с лидерами неаполитанского нападения, футбольной святой троицей: аргентинцем Гонсало Игуаином, словаком Мареком Гамшиком и итальянцем Лоренцо Инсинье.)

Малыш Диего (рост 165 сантиметров) попробует играть привычно красиво, но грубый итальянский чемпионат будет норовить оторвать ему обе ноги. Тогда он научится исполнять еще лучше, умнее, изобретательнее. Тогда он привьет «Наполи» менталитет победителей. Тогда он свершит чудо, даже несколько. В 1986-м он приведет Аргентину — еще одних вечных аутсайдеров — к победе на чемпионате мира, попутно забив в четвертьфинале англичанам сначала рукой, а потом — обыграв полкоманды. За следующие два года, зажигаясь от его непосредственной улыбки, «Наполи» дважды возьмет скудетто (выиграет национальный чемпионат), а потом и кубок УЕФА — титул лучшего клуба в Европе.

С точки зрения ЖЗЛ для описания блеска и славы Диего Армандо Марадоны в эти годы достаточно десятиминутной нарезки: сенсационно повержен «Ювентус», ревут от ярости английские болельщики, минимум трижды тонет в восторге и алкоголе Неаполь после чемпионских титулов на родине и в Европе. Но документалист Азиф Кападиа, ранее снявший два объемных портрета покойных знаменитостей — гонщика Формулы-1 Айртона Сенны и певицы Эми Уайнхаус, — не стремится воздвигнуть Марадоне прижизненный памятник. Он обращается к его легендарной фигуре, чтобы разобраться, как феномен футбола влияет на людей — и как он впитывает в себя сложную жизнь этого мира, заменяя людям все, что возможно заменить моментом единения и надежды.

Диего Марадона — безусловно, футбольный феномен из тех, кто стал синонимом спорта, в котором прославился, но вместе с тем — перерос его. Для Аргентины и мира он миф, символ — как Че Гевара, вытатуированный у футболиста на правом плече.

Вместе с тем отношение к Марадоне — явление религиозного толка. Люди часто поклоняются спортивным идолам, вешают их постеры в квартире, часто — над кроватью, рядом с иконами (в новые времена — давно уже вместо них). Расписание итальянского чемпионата с ежевоскресными играми превращает футбол в настоящий религиозный ритуал: как в церковь, неаполитанцы ходили на родной стадион и молились, чтобы команда не проиграла. Сам Марадона нередко списывал свою великолепную игру на волю Господа: это не он забил победный мяч, а Бог; потому и его жульнический гол в матче с англичанами прозвали рукой Бога; да, он схитрил, но трюк явно благословлен, раз судьи ничего не заметили. (Вдобавок до почти тотального внедрения системы видеоповторов «футбольный бог» нередко кому-то явно симпатизировал.)

Тот самый матч с Англией имел и политическое измерение. Давно уже общее место — говорить, что футбольный матч (особенно на уровне сборных) — это сублимация войны. Еще в 1945 году Джордж Оруэлл, автор классической антиутопии «1984», в эссе «Спортивный дух» писал, что жажду крови и соперничества между нациями заменил более безопасный спорт. (Иронично, что именно в 1984 году для Марадоны начался итальянский этап карьеры.) Сеча Аргентины с Англией являлась своего рода реваншем за Фолклендскую войну 1982-го, когда аргентинская армия постаралась установить суверенитет на островах, которые считает своими, но получила отпор военных сил Британии. Взаимная неприязнь отразилась на грубой игре в принципиальном для обеих команд матче.

Другой публицистический штамп — об этом писал уже, например, Вадим Руднев в «Метафизике футбола» (2001) — видеть в спорте выражение сексуального; нога — субститут полового члена, цель — запихать в чужие ворота как можно больше сперматозоидоподобных снарядов. Марадона — яркий и кипучий на публике — воплощал связь спортивного и сексуального: он пользовался популярностью у женщин, несмотря на постоянную подругу, с которой их связывал долгий роман, начиная с 16 лет.

Популярность, конечно, приносила ему и большую гедонистическую жажду: выпивка, секс, а потом и кокаин, который он впервые попробовал в ночном клубе еще в Барселоне. Когда Марадона перебрался в Неаполь и невольно подружился с каморрой, достать белый порошок стало плевым делом, доступ к проституткам — еще элементарнее. Не стоит забывать и о внебрачном сыне, которого футболист признал только недавно.

Так начался — точнее стремительно продолжился — распад Диего Армандо Марадоны на двух человек. Это метко подметил его личный тренер Даниэль Серини. Есть простой аргентинский парень Диего, который усердно тренировался в футболке клуба второго дивизиона «Аргентинос Хуниорс», в 15 лет стал содержать всю семью (отец, мать и четыре сестры) и всегда мечтал вырваться из нищеты. Есть Марадона — идол и кумир, человек, который никогда не признается в слабости и добьется невозможного. Увы, они неразделимы. Как заметил уже сам ДАМ: без Марадоны Диего так бы и остался в аргентинской глубинке.

Но о своем происхождении он никогда не забывал. Даже когда Марадона требовал себе белый лимузин, пел громче всех и выкладывал из кокаиновых дорожек горку для своего неизбежного низвержения, он продолжал играть для работяг Неаполя. Тех, кого презирали по всей Италии, считая нечистоплотными болванами. То же — в сборной Аргентины. Как бы ни росло эго футболиста — бренд по имени «Марадона», в нем всегда оставался Диего — простой аргентинский парень с растерянной улыбкой, который с 15 лет жил не для себя, а потому — быть может — сбегал во все более глубокие и тяжелые фантазии: от футбола и славы до наркотических грез.

Азиф Кападиа подробно изучает эту двойственность знаменитости в мире, где спорт — редкий социальный лифт, кружащий голову и низвергающий в пучину возможностей и внимания. Это его интересовало и в скоропалительной биографии Уайнхаус, и в яркой, но трагически оборвавшейся карьере бразильца Сенны, который тоже грустно улыбался в телешоу, танцевал с красивыми женщинами и шел на необязательный риск на треке.

Для «Диего Марадоны» Кападиа выбирает формат, по сути, спортивного матча: фильм целиком состоит из хроникального материала, никаких говорящих голов, все голоса — строго за кадром. Свидетели блеска и черноты Марадоны, как спортивные комментаторы, описывают, как его возносили, как его трясло от турбулентности славы и как его низвергали после желания уйти из «Наполи» и злосчастного пенальти в полуфинале чемпионата мира — 1990, который он забил на неаполитанском стадионе в ворота сборной Италии. В тот момент для многих бог умер.

В сущности, Кападиа ставит знак равно не только между Марадоной и футболом, но и между Марадоной и миром вообще; такое же тождество стоит между Богом и его творением, а раз футболист для многих стал фигурой религиозной (есть даже иконы с изображением ДАМ), то это сравнение не такое уж и дикое. Жизнь Марадоны — это смесь искр гениальности и дорожек ничтожества, внимания к каждому и уважения к чудесам, галерея слабостей и мерзостей, но и возможность излечения, искупления. Как бы ни складывалась жизнь, каким бы разгромным ни был счет между надеждами и разочарованиями, всегда есть шанс перевернуть игру. Не только у мифологизированных титанов, якобы лишенных слабостей, но, вероятно, и у всех людей, которые воскресным днем приходят на стадион или прилипают к экранам телевизоров и мониторов в ожидании невероятного. Название картины «Диего Марадона», совмещающее человека и миф, во всяком случае, дает повод в это верить, как Неаполь верил в пришествие футбольного бога. И он, вопреки всем предпосылкам и логике, их услышал.