Без боли: «Все прошло хорошо» Франсуа Озона

Фильм «Все прошло хорошо» воспроизводит финал жизни пожилого мужчины, разбитого инсультом и ставшего обузой не только для близких, но и для самого себя. Его просьба об эвтаназии и технология исполнения этой просьбы двумя взрослыми дочерьми, готовыми ради этого даже вступить в конфликт с законом, — сюжет, в реальности пережитый известной парижской семьей и ставший основой документального романа. Обращение к нему Франсуа Озона неслучайно: тема отцеубийства преследует режиссера с первых шагов в кино.

Дебютная короткометражка Озона называлась «Семейная фотография» (1988). После ужина все расходятся по своим делам: дочь садится за уроки, мать читает, отец прилег поспать. А сынуля тем временем готовит план убийства своих родных. Мамашу он травит ядом, сестре всаживает ножницы в спину, а папу душит подушкой. Затем перетаскивает трупы в гостиную и усаживает на диване, чтобы сделать фото в семейном кругу. Роли сыграли члены семьи начинающего режиссера — Рене Озон и Анн-Мари Озон (родители), Гийом Озон и Жюли Озон (брат и сестра). В той семиминутной киношутке уже заявлены будущие излюбленные темы и мотивы Озона. Буржуазная семья показана как хрупкая цитадель, которая должна пасть от рук бунтаря. Эта же гротескная тема травестируется в «Крысятнике» (1997) и в «8 женщинах» (2001).

Перейдя из категории молодых радикалов в контингент солидных режиссеров среднего возраста, Озон меняет оптику. Переломным на этом пути стала картина «По воле божьей» (2018). Хроникально-репортажная докудрама по горячим следам скандала вокруг священника-педофила и крышевавшего его лионского архиепископа совсем не похожа на легкомысленные скетчи юного Озона. В этом стопроцентно серьезном, почти публицистическом фильме режиссер вторгается своим художественным инструментом в реальную, происходящую во Франции борьбу жертв педофилии против католических институций. Впору говорить, что перед нами явился новый Озон — умудренный опытом, повзрослевший и даже, будем честны, немного поскучневший. Вместо прежней хулиганской и саркастической манеры суховатый, «протокольный» стиль эпистолярного романа. Хотя, с другой стороны, именно в нем обнаруживается связь с литературой и светской культурой эпохи Просвещения, которая и раньше проявлялась в работах Озона, таких как «Прелюдия» (2006) и «В доме» (2012).

В недавнем фильме «Лето’85» (2020) видно, как борются «старый» и «новый» Озон. Блаженные гедонистические 1980-е, мир без беженцев, терроризма и коронавируса, курортный романчик с бисексуальной подоплекой — это все идет от прежнего Озона эпохи постмодернистской невинности. Но мысли о смерти, с самого начала преследующие героя-интроверта, более навязчивы, чем бывает в юности, они изобличают другую возрастную перспективу. И даже другое историческое время.

И вот впервые в практике режиссера появляется фильм с умирающим стариком в центре, причем остальные герои озабочены в основном тем, как помочь ему «красиво уйти». Озон не позволяет себе ни сентиментальности, ни богоискательства; и на сей раз он, как истинный француз, сосредоточен на рациональных аспектах. Именно это ставят в вину режиссеру те, кто говорит, что фильм их «не трогает», и они «не верят» в его персонажей. Подобными словами выражает себя восприятие, воспитанное на стереотипах, в первую очередь голливудских. Но это, повторяю, чисто французская история. Ее герои — интеллектуалы, люди культуры, элита нации. Про умирающего Андре Бернейма впроброс сказано, что он — владелец завода и, стало быть, совсем не беден, но важнее то, что он — авторитетный коллекционер живописи. Так же бегло упоминаются его еврейские корни и возможный похоронный обряд чтения кадиша. И уж совсем мимоходом звучит гомосексуальный мотив, тоже, кажется, не чуждый герою. Но акцент здесь — на семье, сложной, со своими неврозами и скелетами в шкафу. И все равно это семья, спаянная классовой и культурной общностью. Клод де Сориа, жена Андре, — известный скульптор; дочь Паскаль — музыкант; другая дочь, Эмманюэль, — успешная писательница и сценаристка. Она и становится главным женским персонажем. А может, и вообще главным в этом фильме.

Это она, Эмманюэль Бернейм, работала с Озоном над фильмами «Под песком», «Бассейн», «5×2», «Рики». Это она написала книгу об уходе из жизни отца, но Озон в то время был еще слишком молод, чтобы ее прочувствовать. Экранизировать ее задумал принадлежащий к старшему поколению режиссер Ален Кавалье, тоже издавна озабоченный темой смерти. Но тут смертельная угроза нависла над самой Эмманюэль, и Кавалье снял документальную ленту о ее борьбе с онкологическим недугом — увы, проигранной: жизнь талантливой женщины оборвалась в 61 год. Так что не все прошло так уж хорошо в эталонной семье, и тень пережитых драм пала на «оптимистический» (почти без кавычек) фильм Озона об эвтаназии.

Кино и жизнь накрепко сплелись в этом сюжете. Муж Эмманюэль — знаменитый кинокритик Серж Тубиана, возглавлявший в разные годы и журнал «Кайе дю синема», и парижскую Синематеку, и компанию «Юнифранс». Он тоже (в исполнении актера Эрика Каравака) появляется в фильме, занятый подготовкой ретроспективы Бунюэля. В общем, это еще и фильм о французской кинематографической семье. Стоит отметить, что семейные узы, опутавшие национальную киноиндустрию, не отменяют индивидуализма и не означают, что родственники автоматически поддерживают творчество друг друга. Так, например, Озон вовсе не стал любимцем «Кайе дю синема», да и вообще французской кинокритики.

Скорее всего, не станет им и новый фильм, хотя — как и в «8 женщинах» — французская киносемья представлена здесь в лучшем виде. Озон уже успел снять почти всех главных звезд Франции, во всяком случае, их женскую половину. В новом фильме, где основной декорацией служит больница, режиссер снова собирает компанию актеров-ветеранов. Андре Дюссолье, один из любимых артистов Алена Рене, безошибочно имитирует конвульсии паралитика, но тонко намекает и на менее очевидные, деформированные болезнью черты своего героя — эстета, сноба, иногда даже тирана, но при этом блестящего человека с острым глазом и языком. Особенно показательна сцена в ресторане, где Андре фактически прощается с жизнью, а жизнь для француза — это любимый официант, бокал особенно ценимого красного вина, правильно прожаренный бифштекс и под занавес десерт. Случилось так, что мне довелось присутствовать на таком, фактически прощальном ужине известного французского режиссера-документалиста Клода Ланцмана незадолго до его смерти: этот кадр из жизни встал перед моими глазами, когда я смотрел фильм Озона.

В роли Клод, невротичной жены Андре, страдающей к тому же болезнью Паркинсона, на несколько минут появляется бесстрашная Шарлотта Рэмплинг, а не менее харизматичная Ханна Шигулла играет Доктора Смерть, помогающую главному герою уйти из жизни в специальной швейцарской клинике. Обе именитые актрисы хоть и не француженки по крови, тесно связаны с Францией — работой или местом проживания. Жеральдин Пайя, которую Озон уже снимал в фильмах «5×2» (2004) и «Молода и прекрасна» (2013), сыграла Паскаль. А на роль Эмманюэль режиссер пригласил Софи Марсо, тоже уже относящуюся к ветеранской гвардии. И она, пожалуй, впервые в своей карьере сыграла не сексуальный «объект», а современную женщину, живущую активной деловой и творческой жизнью. Но однажды раздается звонок — и эта жизнь на долгий период превращается в больничную эпопею с капельницами, инвалидными креслами и прочими атрибутами неизбежной поры, когда навсегда уходят родители. Это и время воспоминаний, радостных и болезненных, — всего, что идет из детства и сопровождает человека до самого конца.

«Все прошло хорошо» элегантно балансирует между меланхолией и легким шаржем на буржуазию и артистическую элиту. Здесь давно решили все проблемы, кроме одной: как максимально безболезненно покинуть этот мир. На время оставив в стороне показной цинизм, Озон запускает в качестве аккомпанемента фортепьянную сонату Брамса, определяющую тональность фильма — примиряющую и снисходительную. Острота темы (а эвтаназия, безусловно, горячая тема) приглушена. И важнее здесь расслышать внутренний сюжет — притягательность смерти как высшего выражения любви. Отцеубийство, еще недавно бывшее в мире Озона антибуржуазной провокацией, превращается в акт человечности.