Вампиры взлетной полосы: хтонь против террора в фильме «Кроваво-красное небо»

Никто не проверяет столики, спинки кресел и шторки на окнах. Самолет «Трансатлантик 473», следовавший из Берлина в Нью-Йорк, свернул на «обочину» в Шотландии. Аэропорт на ушах, военные на подходе. Из грузового отсека появляется мальчик с плюшевым мишкой. Врачи постараются его разговорить, но услышанному не поверят.

С новым хоррором Netflix тоже стоит держать ухо востро. И дело не только в (поли)жанровом гамбите — «Кроваво-красное небо» будет регулярно менять курс, пытаясь удивить ценителей ужасов. Как легкое дребезжание двигателя, что-то в воздухе уже с первых сцен сулит недоброе: не только героям, но и самой картине.

Вот в немецком аэропорту появляется Элиас (дебют в полном метре Карла Антона Коха). Не по годам самостоятельный мальчик, бойко сдающий багаж, улыбающийся женщине за стойкой регистрации. Мама Надя (Пери Баумастер из «Табу» Кристофа Шарка) тем временем корчится в туалетной кабинке. Колет себе лекарство, собирает волю в кулак, надевает парик. Вот они встречаются: Элиас — с плюшевым мишкой, которые, кажется, сегодня больше задействованы в кино, чем в жизни (в XXI веке нет проблем с ассортиментом детской продукции), Надя — с признаками абстрактной хвори, которую позже обзовут лейкемией, — когда уже будет понятно, что это точно не она.

Режиссер Петер Торварт и его постоянный соавтор Штефан Хольц, заявив извержение вулкана, прерываются на предысторию окрестных земель. Этот ритмический сбой — «кашель» двигателя — будет проходить систематически: за каждым эпизодом накала — визит в холодную воду воспоминаний, которые должны что-то разъяснить, но только тянут время. Набегает в итоге два часа с небольшим. Ни болезнь Нади, ни история ее приобретения в паре с потерей мужа, ни привязанность Элиаса к пушистому кинематографическому штампу не играют существенной роли. Фильм с первых минут хмурит лоб, как будто играет на фортепиано, хотя в программке — удары гаечным ключом по трубам и черепам. Уважаемые пассажиры, на борту — вампирша. Пожалуйста, без паники: у нее на разогреве — группа террористов.

В рецензиях на фильм Торварта принято отмечать остроумие «гибрида» — захват заложников vs вампирский хоррор, — но, кажется, концепция «Неба» слегка прихотливее, что делает ее реализацию — честную, как говорится, «бэху» — еще прискорбнее. На борту собраны не только убийцы и кровопийца, здесь вообще сконцентрирован страх — пресловутый террор.

Хтонический — с лысым черепом и острыми ушами летучей мыши. Политический — пассажиры сами придумывают нападающим мотивацию: обвал рынка, вмешательство в выборы, что-то еще из области всемирных бедствий. Физический — перед насилием и кровью, утратой безопасности и потерей средств. Неслучайно столько внимания уделяется единственному пассажиру первого класса, чье недовольство поломкой вай-фая как будто и запускает цепочку бедствий. Наконец, конечно, социальный — перед Другим: не столько вампирами, сколько гомосексуалами и наркозависимыми, исламистами и матерями-одиночками.

Все эти ужасы встречаются врукопашную, и если бы камера Йоши Хеймрата не была уполномочена в любой непонятной ситуации снимать темный угол, а сценарий Торварта и Хольца не рвал сигнал ради рекламы семейных ценностей и собственной драматичности, — это была бы не просто «бэха», а хоррор-ураган, подобный тому, что пять лет назад устроил «Поезд в Пусан».

Южнокорейский режиссер Ён Сан Хо в сиквеле с подзаголовком «Полуостров» (2020), правда, расписался, что и сам не понял, как у него получилось. Вместо скоростного экшена, где каждая монтажная склейка дышала в спину предыдущей, он сделал ставку на драму и фактуру локации (заполоненный мертвецами город-порт) и заехал в тупик. «Кроваво-красное небо» его попросту не покидает, транжиря находки направо и налево, умудряясь со звериной серьезностью воспроизводить жанровые стереотипы. Наиболее похожий на вампира Александр Шеер, еще недавно игравший в «Фассбиндере» Уорхола — другое дитя ночи, — от души выламывается в нарядах-клише: «гомосексуал»-предатель уступает место вечно взвинченному убийце, который, естественно, оказывается опасным наркозависимым.

В фильме, где Доминик Пёрселл преимущественно стучится в двери и делает злое лицо, а обратившаяся Надя на манер Джона Маклейна из второго «Крепкого орешка» ползает туда-сюда по паласу и люкам, подолгу демонстрируя зрителям свой гладкий затылок, очевидно, делали ставку на животную выразительность. И все же лишь в дорогих ресторанах объясняют, на каком лугу паслось будущее жаркое и сколько литров дождевой воды повидали грибы в салате. В быстро утоляющем фастфуде полагаются на жирные знаки — не рассусоливая.

«Кроваво-красное небо» же почти на час забывает про пассажиров, а эффектную финальную перестрелку прячет в тенях, где, в общем, не разглядеть, действительно ли Надя похожа на Макса Шрека из «Носферату» (1922) Фридриха Вильгельма Мурнау или это седьмая кровь на киселе — по линии «30 дней ночи» (2007), «Штамма» (2014–2017) или даже комедии «Чем мы заняты в тени» (2019 — н.в.). Там энергетический вампир Колин Робинсон лысой головой излучал столько враждебности, что никаких клыков не нужно было.

Немецкая страшилка таким остроумием похвастаться не может: атмосферу в кадре иначе как душной не назовешь (и речь не про клаустрофобическое напряжение). Все темы и переклички валяются мертвым грузом: призрак 11 сентября, обильная стигма, заигрывание с тем фактом, что опасный мигрант Дракула прибыл в Лондон на корабле, полном трупов (с самолетом это уже проделывал как минимум дель Торо в «Штамме»). Собрать столько фобий на борту, чтобы все свести к гимну материнству, кажется не слишком умелым расходом воздушного пространства. Ради шпильки в адрес пассажиров Netflix, мол, у мифических тварей больше эмпатии, чем у современных обывателей, верящих в свою цивилизованность до первого выстрела, — в общем, тоже. В очередной раз гравитация надсадной драмы вытянула из хоррора все соки, а тушку разорвала на тысячу маленьких медвежат.