Большое турне: фильм «Предатель» разрушает мафиозный киномиф

Фильм Беллоккьо начинается с пулеметной очереди имен и фактов. Камера лишь на пару секунд задерживается на персонаже и тут же переключается на следующего. После такого старта можно и растеряться, почувствовать себя совершенно дезориентированным. На самом деле все идет по плану: этих людей не нужно запоминать, здесь не будет их истории. Здесь не будет ничьей истории. Беллоккьо снимает эпос о мафии без героя — и, похоже, это его принципиальная позиция. Миф о гангстерах складывался в кино больше столетия, но в «Предателе» для него нет места.

Томмазо Бушетта (Пьерфранческо Фавино) недосиживает очередной срок и сбегает в Бразилию с женой и младшими детьми. Перед вылетом он успевает заскочить на общий сбор коза ностра, на котором главы семейств делят героиновый рынок. После герой продолжает безопасно вести дела из Бразилии, в то время как на Сицилии разворачивается кровавая бойня. Семья Тото Риина расправляется со всеми причастными к наркорынку, включая старших сыновей Бушетта. В серии расправ-миниатюр следует вторая очередь имен, которые вы не запомните. Между двумя списками — около десяти экранных минут. Тем временем в Бразилии Бушетту арестовывают и вскоре экстрадируют в Италию. Он понимает: мафия постарается его убрать, и соглашается сотрудничать со следствием.

По ходу действия нас ждет еще несколько списков:

• вот несколько вариантов расправ;
• вот несколько вариантов пыток;
• вот несколько вариантов содержания в тюрьме и сцен задержания.

Они прозаичны и невыразительны: Беллоккьо ведет рассказ-протокол сухо, как на судебном заседании. С голыми фактами соседствуют классические басни из криминальной романтики с многозначительной моралью из разряда «коза ностра умеет ждать». Это уже Томмазо ведет душевные беседы с судьей, будто они в соавторстве пишут роман-эпопею. В общем-то, так оно и есть: к началу суда он даст 480 страниц показаний, а после и вовсе начнет зарабатывать писательством. Третий крупный нарратив — серия эффектных представлений из зала суда. Обвиняемые делают из процесса целое представление: от трагедии и акционизма до цирка.

Интересно, как в «Предателе» раскрывается традиционная для криминальных саг тема семьи и традиций. Очные ставки обвинителей и обвиняемых больше напоминают семейные разборки, на которых разгоряченные мужчины доказывают друг другу, кто же из них больше отошел от фамильных принципов и традиций коза ностра. Все бывшие собратья Томмазо по мафии обвиняют его в том, что он недостаточно семьянин — трижды женился, сменил множество любовниц. Томмазо объявляет их всех предателями принципов организации, которые устроили резню среди своих. Падение коза ностра показано как разрушение семьи.

Сидни Люмет в 2006 году снял фильм с похожим сюжетом «Признайте меня виновным». В нем отбывающий наказание Джеки (Вин Дизель в редкой трагической роли) вынужден участвовать в процессе над 20 членами своего мафиозного клана. Но Джеки отказывается «стучать», сам защищает себя в суде и харизматичными рассказами о семейных ценностях добивается для всех оправдательного приговора. Фильм Люмета — насмешливая байка о правосудии: неважно, чья история правдивее, важно — чья убедительнее. Присяжные очарованы новым персонажем, который играет «своего парня», а значит — не похож на гангстера. Гангстеров они видели в кино: это люди в шляпах таинственные и немногословные, выходящие из тени со сверкающим дулом пистолета, выглядывающим из под отворота длинного плаща. Обвинители у Люмета терпят поражение, потому что присяжные не осуждают на смерть тех, над чьими историями смеются.

Фильм Беллоккьо отчасти про эту же зачарованность рассказом, которая для слушателя становится дороже правды и выше моральных суждений. Кинематограф превратил мафиози в звезд экрана. Если байопики о художниках и музыкантах — уже следствие их всемирной известности, то экранизация криминальной карьеры возвышает героя до статуса рок-звезды. Биографии гангстеров — миф, который творится совместно. Герои оглядываются на голливудскую традицию, традиция корректируется (не сильно) под конкретного персонажа и контекст времени.

Марко Беллоккьо — классик криминального жанра. Он сам на длинной дистанции творил этот миф. И можно даже усомниться: действительно ли он задумал исключить из него героя и героическое. Возможно, для Италии эти длинные списки имен — часть родной истории, они знакомы и понятны. Но сам принцип развертывания сюжета все-таки говорит об обратном. Сначала вдоволь стрельбы и неразберихи среди героев, которых зритель не знает и которым не сочувствует. А уж потом, на исходе первой трети, Томмазо садится и, закуривая, начинает обстоятельный рассказ с азов: вот есть солдаты, а есть капо и так далее. 

Томмазо Бушетта использует тот же классический нарратив. Он выбирает роль хроникера, исключает себя из истории. Это возможно, потому что он первый рассказчик, а значит, он творит историю коза ностра. Отныне правда о мафии — то, что он преподносит как правду о мафии. Насколько Бушетта хозяин в этой истории, красноречиво показывает ее начало. Первый допрос: Томмазо отвечает на вопросы прежде, чем судья успевает их задать, он знает все про итальянские суды и тюрьмы, знает порядок и понимает, какие истории от него ждут. Показательно, что второй «предатель», который заговорит, так и останется участником лишь первого громкого процесса — никто в зале суда не может разобрать, о чем он говорит, из-за его сицилийского диалекта.

Беллоккьо выбирает для повествования холодное отстранение с едва уловимой иронией: вот для первого выступления Бушетта покупает костюм в одном магазине с политиком, вот он уже в Америке легально покупает очередное оружие, вот в очередной раз прилетает в Италию как в турне с новым делом. В фильме нет истории преступлений, только разговоры о них, зритель не становится соучастником, только присяжным, наблюдающим за красноречием одних и принципиальным молчанием других. Все это для того, чтобы мы не поддавались обаянию ни театрального зрелища, в которое превращается суд с сотнями обвиняемых, ни классической истории, которую транслирует «предатель». Собственно, именно для этого режиссер ведет хронику вплоть до конца 90-х, когда и зрелище, и рассказ изживают себя, теряют популярность. Его интересует только то, что остается в сухом остатке, — история, где гангстеру помогает избежать наказания и укрыться в Америке творение мифа, классический голливудский нарратив. Так Беллоккьо удается сохранить трезвость взгляда, где преступник, несмотря ни на что, остается преступником, даже если ему счастливо удалось умереть в своей постели.