Бритвой по глазам: «Сквозь черное стекло» о православной красавице и олигархе-чудовище

Не ищите в этом фильме аллюзий на «Андалузского пса». В обширном поле авторских отсылок вы, скорее, найдете всю линейку низких жанров — роковую мелодраму, сентиментальную сказку с плохим финалом, как водится в наших палестинах, даже мыльную оперу, но никакого сюра. Наперекор запрету Бунюэля использовать в трактовке его фильма «любые идеи или образы, которые могли бы иметь рациональное объяснение», проект Константина Лопушанского «Сквозь черное стекло», его нарратив при всех фантастических допусках остается в поле реализма. Точнее, психологического реализма: в этом ключе работают актеры, талантливая дебютантка Василиса Денисова и великолепный Максим Суханов.

Слепая девушка, которая согласилась выйти замуж за олигарха, ни разу его не увидев (мотив «Красавицы и чудовища»), — история, прямо скажем, душераздирающая, нацеленная на архетипы зрительской рецепции. Понятно, что олигарх оплатил дорогую операцию в Германии и получил в жены юную красавицу, трепетно верующую и воцерковленную, готовую было стать послушницей, а потом постричься в монахини. И тут явился демон-искуситель в образе олигарха современного пошиба. Девушка прошла через мучительные сомнения, внутреннюю борьбу, но жажда увидеть мир во всей его красоте возобладала. Увы, цена за дарованное счастье оказалась для Насти непомерной. И после кровавого злодеяния нареченного ей в мужья богатея она в полной безысходности полоснет себя бритвой по глазам. Вернулась на круги своя. Вернется к храм, будет отмаливать грех самопредательства, может, обретет гармонию с собой, навсегда останется христовой невестой.

Символически бритва чиркает смертоносным лезвием по глазам каждого зрителя. Радикальный жест Константина Лопушанского, адепта классического кинематографа, не склонного к аттракционам, впервые работающего с низкими жанрами, — это мощный хук, крещендо большого идеологического проекта. На мой взгляд, ни в одном из фильмов Лопушанский не достигал такого суггестивного эффекта эмоционально-волевой формы, как в «Сквозь черное стекло». А ведь история не особо затейлива, линеарна — без флешбэков, отступлений и вставных новелл. Правда, Лопушанский не расстается с фирменными тропами: проливной дождь, густые сумерки, жесть осенних листьев в жиже грязных луж, черный каскад морских волн в Настиных снах. Фильтры кинокамеры нагнетают депрессивный фон, растушевывают гламур отелей и роскошь богатого особняка — локации, в которых оказывается Настя с олигархом.

По сути, этот фильм — тотальная метафора нашей новой реальности, резко разделенной на два мира, богатых и бедных. Вся партитура картины строится на аффектах — скрытых, открытых и постоянно ожидаемых. Саспенс подкармливается новыми поворотами сюжета. Однако базовой смысловой опорой остается диалог главных фигурантов действия — вот где прочитывается отдаленный парафраз поэтики Достоевского. Олигарх, хозяин положения, охотно высказывается по всем вопросам. Его риторика намеренно забытовленная: Максим Суханов акцентирует харáктерность в монументальном персонаже, который уж точно «академиев не кончал», зато пришелся в самый раз криминалитету, из которого и вышел, судя по его ночным истерикам, мучительным головным болям, как у Понтия Пилата, и животному страху смерти. 18-летняя Настя не пасует перед ним и не боится его. Два полюса — абсолютное зло и добро. Их диалог искрит, как вольтова дуга, и это лишь распаляет похотливого гиганта. Вот уж не ожидал, что его купленная невеста окажется красавицей, да еще с огненным темпераментом! Он с усмешкой выслушивает ее запальчивые речи, ее христианские максимы, они ему — что слону дробина. В ответ без всякого лукавства выкладывает собственный взгляд на жизнь, мизантропическую мораль, с ленцой, с оттяжечкой, что называется, вполноги.

Как правило, диалоги происходят в мизансцене поединка, когда игроки разведены в позицию «один против другого». Идеологический спор неизбежно ослабляет мелодраматическую пружину действия, зато к финалу она натянется до упора.

На мой вкус, противостояние героев, в процессе которого Настя ощутит себя непримиримой оппозицией, укрепится духовно, — достаточное основание для трагического финала. Режиссер выбрал другую стратегию. Ему важно было, чтобы 18-летняя девушка без навыка мирской жизни окунулась в нее и обрела опыт первой любви. Как ни парадоксально, это ослабляет ее позицию. Теперь она христом-богом молит отпустить ее, потому что хочет быть с любимым. Не служением христианской истине она теперь ослеплена, не высокими страстями человека верующего, но первой любовью к молодому парню, случайно встреченному на улице родного городка.

Настя вернулась сюда накануне громкой свадьбы, сулившей олигарху модный имидж благотворителя и благодетеля. Он отпустил Настю чуть заранее и одну, чтобы она покрасовалась среди бывших товарок, присела на холодную железную койку, прошлась по улицам и поняла, неблагодарная, как высоко ее вознес новый статус.

Все случилось ровно наоборот. Юноша с глазами поэта перевернул душу. Олигарх озверел и резко поменял тактику. Чем дело кончилось, мы уже знаем. 

Заклеенные пластырем израненные глазницы, выдворение из отеля, одинокий проход на ощупь в монастырский приют, наконец, молитва — все вместе так ударяет по мозгам ли, по сердцу ли, что думать в этот момент об актуальнейших смыслах фильма не получается. Только постфактум оцениваешь смелость художника, решившегося на сильный гражданский поступок. По сути, это вызов обществу, которое даже не пытается осознать свою вульгарную буржуазность. Об этом первой сказала Кира Муратова в жанре святочной истории в фильме «Мелодия для шарманки» (2009). У Лопушанского в финале мелькнет неузнанный мотив левой идеи — полюса антибуржуазности, если кто не помнит. Юноша с глазами поэта пригласит Настю на вечеринку в честь Че Гевары. Вряд ли она слышала это имя раньше, однако придет и потусуется в молодежной компании, танцующей испанские танцы. Режиссер лишь обозначил левый мотив — хотя бы как авторскую ремарку, рассчитанную на тех, кто слышит месседж.

Писали, будто Дмитрий Быков утирал слезы во время просмотра. Тут я ему даже завидую. Слезы — это катарсис или хотя бы его паллиатив. Фильм не дает катарсиса, режиссер его не предусматривает. Он оставляет героиню в промозглый вечер под дождем на коленях у окна храма. В стрельчатом окне мерцают свечи, девушка бьет и бьет поклоны, лбом утыкаясь в сырую холодную землю.