Дед с батей сцепились по пьяни: «Доктор Сон» по Стивену Кингу — за и против

Дмитрий Соколов: за

Снять сиквел к «Сиянию» — фильму, который регулярно возглавляет списки «самых страшных хорроров», — задача столь же сложная, сколь и неблагодарная. Майк Флэнеган решил ее с достоинством, хотя некоторым его визуальным решениям явно недостает элегантности и выверенности, присущей фильму Кубрика. Но у Флэнегана есть свой козырь: его «Доктор Сон» — это исключительно близкая к Кингу экранизация, причем близкая не столько в плане сюжета, сколько — в первую очередь — в плане идейной составляющей.

Действительно, Кинг и в романе «Доктор Сон», и во многих других своих книгах последовательно проводит мысль о том, что жизнь не кончается после физической смерти. Эта точка зрения яснее всего выражается его собственными словами из послесловия к сборнику «После заката»:

«Не может быть, чтобы такие сложные, удивительные существа в конце концов просто исчезали (или я не хочу в это верить)».

И надо отдать должное Флэнегану: он предельно четко проводит эту мысль через весь фильм, воссоздавая дух кинговского текста — делая ровно то, что напрочь игнорировал Кубрик в своем фильме.

За это, надо сказать, Кинг его и невзлюбил, сравнивая экранизацию «Сияния» с роскошной машиной, у которой, однако, нет двигателя под капотом. Кубрик — великий режиссер, но весьма рациональный человек, и его рассудительность ощущается в холодной, отстраненной манере повествования, выбранной для «Сияния», равно как и в смене тематики: если книга была историей столкновения ребенка с неведомым, где-то волшебным, но по большей части очень страшным миром, то фильм – история распада семьи, поданная через исследование нарастающего психоза отца. Это, разумеется, не делает «Сияние» плохим фильмом, но определенно делает его по меньшей мере неточной экранизацией, смещающей акценты в направлении, которое сам Кинг не выбирал.

Флэнеган же, не только поставивший «Доктор Сон», но и написавший к нему сценарий, — режиссер, много и успешно работающий с темами, близкими Кингу. Так, его «Окулус» тоже центрирован на семье, но ее кризис и распад сопровождаются там вмешательством потусторонних сил, которые постепенно размывают грань между болезненной фантазией и кошмарной реальностью. В «Тишине» маньяк преследует одинокую глухонемую женщину — сюжет, который легко мог бы написать сам Кинг, время от времени выдававший нечто подобное, — стоит вспомнить хотя бы «Игру Джералда», которую Флэнеган успешно экранизировал ранее. Даже в, казалось бы, абсолютно непритязательный фильм «Уиджи. Проклятие доски дьявола» — приквеле шаблонного молодежного хоррора — Флэнеган смог привнести собственный стиль, некоторую долю псхиологизма, и затронуть темы, характерные для Кинга, — в первую очередь столкновение детей с неведомым злом, и — опять же — семейный кризис: темы, обозначенные еще в «Кэрри».

Хотя наиболее близкий к романам Кинга фильм Флэнегана — это «Сомния», рассказывающая о мальчике, сны — и кошмары — которого имеют свойство сбываться. По своей тональности и тематике этот фильм весьма напоминает ранние книги Кинга, написанные в 1980-е, и в его сюжете звучат отголоски «Томминокеров» и «Темной половины» — романов о том, как вышедшее из-под контроля воображение становится самостоятельной, отнюдь не всегда доброй силой. Так что выбор постановщика для экранизации «Доктора Сна» был точным: Флэнеган обладает схожим с Кингом взглядом на природу страха и способен передать саспенс средствами, которые избирает Кинг.

Учитывая все это, финал фильма, серьезно переработанный по сравнению с книгой, выглядит естественной попыткой Флэнегана добавить в рассказ об отеле «Оверлук» то, что было исключено Кубриком, и органично завершить историю, начатую больше 40 лет назад. К сожалению, именно здесь не хватает изящества, когда соприкасаются прошлое и настоящее: вообще, почти все эпизоды фильма, связанные с членами семьи Торранс, вышли бледной копией оригинала. Зато в том, что касается призраков и самого отеля, Флэнеган смог передать дух «плохого места», очень важный для истории о призраках. Как и «Сияние», «Доктор Сон» — книга о столкновении с потусторонним, о готовности смотреть на этот дивный мир открытыми глазами — и о надежде быть чем-то большим, чем воспоминание, — надежде, которая преодолевает смерть.

Алексей Филиппов: против

«Доктор Сон» Майка Флэнегана — это пример ребенка в несчастливой семье, где чадо оказывается объектом психологического перетягивания каната между отцом и матерью. В роли первого — великий и ужасный Стэнли Кубрик, режиссер-миф, почти 40 лет назад экранизировавший «Сияние» Кинга так, что перед поклонниками писателя стоит непростой вопрос: любить фильм таким, какой он есть, или ворчать по поводу принципиальных отличий от первоисточника (дело не в деталях, дело — в философии). Вторая ключевая фигура — разумеется, сам Стивен Кинг (к которому Флэнеган очевиднейшим образом более привязан), мастер мрачных историй о травмах, семейных несчастьях и темных углах человеческой натуры, а также экзистенциальных ужасах этого мира, поджидающих в отелях, городах и даже запертых комнатах. (В фильме неоднократно повторяется, что мир — «темное место».)

Формально матча-реванша между двумя К. в рамках «Доктора Сна» не предвиделось — это экранизация одноименного романа Кинга (2013), продолжающего «Сияние» (1980), а не сиквел фильма Кубрика, но Флэнеган рассудил иначе и решил если не помирить два полярных мировоззрения, то хотя бы не делать вид, что этого противостояния в истории кино, понимании хоррора и жизни вообще на самом деле не существует. Проще говоря, безысходный кубриковский финал, оставлявший Америку наедине с глубокой раной собственной истории, стараниями «Доктора Сна» транскрибируется в более мистический, но и более психотерапевтический нарратив. Дети, замученные токсичными отцами-алкоголиками, коренные американцы, опрокинутые в маргиналов, подвергающиеся систематическому насилию женщины и прочие изгои, обернувшиеся проводниками вселенской тьмы, не просто засахарятся в исторической памяти как ошибки прошлого, а, быть может, найдут иной способ для излечения от травмы — ну или же будут уничтожены за антисоциальное поведение, очистив землю от мстительных духов.

В «Докторе Сне» социальные подтексты Кинга, к счастью, не развешаны на бельевой веревке, как в «Оно 2», но вновь оказываются слишком назойливо подсвечены. Этим же страдал мастеровитый режиссер Флэнеган в сериальном хите «Призраки дома на холме», где целых десять часов рассказывал о семейной трагедии и нескольких путях побега от нее. Обращался он к этой теме и в «Уиджи», и в «Игре Джералда» (вновь по Кингу), да и вообще в большинстве своих картин. Однако некоторая однотипность его измышлений стабильно разукрашивается режиссерской сноровкой: Флэнеган прекрасно чувствует ритм, изредка проявляет задатки визионера (довольно остроумно решено появление хрестоматийной надписи Redrum), а также не страдает неумением донести послание, слишком увлекшись пугающим аттракционом (в хорошем смысле) или какими-то побочными размышлениями.

Однако в амбициозном большом проекте — вроде десятисерийного шоу для Netflix или экранизации кирпича Кинга — эти достоинства режиссера оказываются слишком распределены по хронометражу (150 минут), а воспроизведение схемы непростого детства на сюжетном и концептуальном уровне не спасают от того, что самобытный режиссер исполняет роль гонца. Он и воспроизводит философию Кинга, и полемизирует с Кубриком, пытаясь вписать сцены из его «Сияния» в мир мастера ужасов. Там они оборачиваются воспоминаниями о подлинном кошмаре (здесь буквально вставлены фрагменты из фильма) или неловким косплеем (часть сцен все-таки переснята с другими актерами без убедительной причины — как мемуар о травме они смотрелись бы куда органичнее).

Потому «Доктор Сон» оказывается заперт меж двух огней: это и наиболее толковая репрезентация кинговского мироощущения из всех недавних экранизаций, и все же — еще одна психотерапевтическая история, которых в современном кино очевидный перегруз — что с романами писателя, что за их пределами. Наконец, это очередной самоповтор для режиссера, который хоть и смог разукрасить его философским диспутом со старшим коллегой, но сам же в нем и проиграл, не придумав настолько же цельный визуальный язык и дизайн для альтернативного мира, где никакого Кубрика как бы и нет.