Толкование сновидений: «Дюна», странный блокбастер Дени Вильнёва

Далекой галактикой управляют император и его вассалы — «великие дома»: люди в сюжете «Дюны» освоили межзвездные перелеты, но вопреки Марксу до сих пор практикуют феодализм. Пол (Тимоти Шаламе) — сын герцога Лето Атрейдеса (Оскар Айзек) и наследник династии; в результате не вполне ясной интриги сюзерен отдает им в управление пустынную планету Арракис, где добывают сверхценное вещество под названием «специя». Соперники Атрейдесов — дом Харконненов, которые были прежними наместниками планеты и не хотят терять контроль за добычей специи. Атрейдесы готовятся к войне и пытаются наладить отношения с автохтонным населением Арракиса — фрименами; Пол между тем осваивает телепатические техники контроля над разумом и видит вещие сны. Все ждут мессию.

Как известно, картина Вильнёва — уже не первая попытка сделать фильм из романа Фрэнка Герберта. Печально известная экранизация, которую в начале 1980-х осуществил Дэвид Линч, была задумана продюсером Дино ди Лаурентисом как реакция на вдруг наступивший в кино расцвет сайфая и конкретно на «Звездные войны», породившие поджанр «космической оперы». Фильм великого режиссера, полностью провалившийся у зрителей и критиков в момент выхода на экран, — такие картины спустя десятилетия переоткрывают как забытые шедевры; однако «Дюна» Линча — не тот случай, это действительно слабое кино. Психоделия Линча — родом с нашей планеты, а в галактике «Дюны» автор теряется, его потусторонний гротеск выглядит здесь не к месту и потому превращается в космическую вампуку (повлиял, впрочем, еще и конфликт с продюсером вокруг финального монтажа). Еще до Линча экранизация Герберта должна была стать opus magnum Алехандро Ходоровски — его мистицизм, замешанный на этнике и психоактивных веществах, мог бы оказаться здесь кстати, но проект чилийца, где предполагалось участие Сальвадора Дали, Орсона Уэллса, Алена Делона и Мика Джаггера, был слишком дорог для любого трезвомыслящего продюсера.

Предыдущей работой Вильнёва был «Бегущий по лезвию 2049» — может показаться, что режиссер решил посвятить себя перезапускам сюжетов из 80-х, но «Дюна» все же совсем другой случай. В сиквеле «Бегущего по лезвию» Вильнёв решал (с успехом) сложную задачу — объединить в одном экранном мире современную образность, видение будущего, а также 80-е, когда был снят фильм Ридли Скотта, и 40-е, к которым отсылал, в свою очередь, оригинал. «Дюна» Вильнёва — не продолжение, а повторная экранизация, снятая без оглядки на Линча: ее экранный мир режиссеру нужно было строить с нуля.

В рецензиях и пресс-релизах Вильнёва принято величать не иначе, как визионером, и действительно: из всех многочисленных киновселенных современного большого Голливуда у канадца получаются, возможно, самые своеобразные. Кроме пустынного Арракиса, в «Дюне» показывают еще три планеты — они отличаются климатом и ландшафтом, но объединяет их то, что все миры фильма выглядят запустелыми и безрадостными. Вселенная «Дюны» — очень неуютное место. Оператор-постановщик картины — Грег Фрейзер (работал с Кэмпион и Бигелоу, снял «Изгой-один» из франшизы «Звездных войн»), и по сравнению с оскаровской работой Роджера Дикинса в «Бегущем 2049» здесь меньше аттракциона, но больше визуальной строгости. В «Дюне» нет ярких красок, изображение обесцвечено почти до монохрома, который только принимает разные оттенки — серый на родной для Атрейдесов планете Каладан, бледно-оранжевый на Арракисе. Это само по себе смело для голливудского кино больших бюджетов — комиксы DC, допустим, тоже темные, но там обязательно есть цветовые акценты и вообще все глянцевое, а в «Дюне» мир совершенно тусклый от начала до конца. Сцены на Арракисе, которых большинство, увидены камерой будто бы через пыльную завесу.

Выигрывая в визуальной части, Вильнёв, как часто с ним бывает, проигрывает в драматургии. Во многом это связано с форматом коммерческого тентпола, с которым ему приходится работать. Притом что картина идет два с половиной часа и охватывает только половину сюжета книги, внеэкранный объем этого мира и механизмов в его основе в «Дюне» Вильнёва лишь обозначен. И то: версия Ходоровски должна была идти десять часов. Но и не вдаваясь в исторические подробности того, что там случилось между Атрейдесами и Харконненами и почему император поддерживает то тех, то других, на уровне сценария можно было бы немного подробнее обозначить причины и логику действий героев.

Вильнёву и его соавторам — сценаристам-профи Джону Спэйтсу и Эрику Роту — помогает то, что и в первоисточнике система персонажей и сам сюжет раскладываются на фольклорные архетипические функции. В результате авторы сценария заполняют хронометраж экшен-сценами (что понятно: нет взрывов — нет бюджетов по 160 миллионов), и во второй части картины драматургия становится механической — последовательностью приключений. Важные подробности мира остаются нераскрытыми, как, например, женский орден, к которому принадлежит мать Пола Джессика. По законам жанра герои часто ссылаются на внеэкранных персонажей с диковинными именами и произносят неологизмы, которые нет времени объяснять; к счастью, в далекой галактике хотя бы пользуются метрической системой.

На характеризацию времени тоже остается мало, но зритель может достроить ее в уме, потому что видел таких героев в других фильмах, иногда в исполнении тех же артистов. Сильный актерский состав «Дюны» несколько сглаживает недостатки сценария. В особенности Оскар Айзек, который олицетворяет здесь Мудрость и Благородство, одной своей органикой без помощи текста придает Атрейдесу-старшему необходимый эпический масштаб и обреченность древнегреческого героя (фамилия Атрейдесов отсылает к проклятому роду Атридов, к которому принадлежали Агамемнон и Орест). Второй план во многом делают европейцы: яркие выходы есть у Хавьера Бардема и Шарлотты Рэмплинг, а барона Харконнена играет Стеллан Скарсгард, превращенный компьютерной графикой в обрюзгшее существо без шеи. Что касается Шаламе, то он прилежно отыгрывает реплики и реакции, но мессианской силы и ответственности, которая приходит с ней, в его тщедушном Поле пока не чувствуется; впрочем, эта тема должна быть вполне раскрыта только в продолжении. Пока что внутренние терзания приходится обозначать назойливым саундтреком Ханса Циммера.

Понятно, что как минимум отчасти Шаламе нужен Вильнёву ради своей миловидности; промоматериалы «Дюны» напирали на его экранный дуэт с Зендеей в роли фрименской воительницы. Но беспроигрышная идея снять вместе двух самых красивых актеров своего поколения в фильме, скорее, только анонсирована — героиня Зендеи появляется лишь в последних сценах, после чего действие неожиданно и неловко обрывается на полуслове: ждите сиквела. Но раз уж она занимает столько места на постере и в трейлере, Вильнёв вынужден периодически показывать героиню зрителю, так что Пол с самого начала регулярно видит ее во сне. Его прорицания — то есть, выражаясь технически, флешфорварды — надрывают ткань картины и придают сложности ее устройству, однако даже на то, как Зендея улыбается в рапиде, незачем смотреть пять раз кряду.

В «Дюне» много обсуждают сны главного героя, как в кабинете у психоаналитика, но видят в них не прошлое, а будущее. Действие фильма разворачивается в архаичном мифологическом пространстве, которое развивается циклами и управляется роком. Интересно и необычно для Голливуда то, что миф здесь не спрятан в подтекст, а является основным содержанием: Нео из «Матрицы», например, — мессия только в переносном смысле, а Пол Атрейдес — в самом что ни на есть прямом («Дюна» Герберта вообще выросла из интереса автора к сравнительной теологии). Эти вопросы привлекают и Вильнёва больше, чем соблазн насытить сюжет актуальной проблематикой. Современность здесь присутствует в основном на эстетическом уровне — дизайн интерьеров минималистичен, у Айзека подбриты виски, и все мужчины носят бороды, кроме Шаламе, естественно.

При этом Атрейдесы и Харконнены ведут, по сути, войну за стратегические ресурсы в стране третьего мира — глядя на ее песчаные пейзажи, как не вспомнить операцию «Буря в пустыне». Горячая деколониальная тема в «Дюне» звучит, но акцент на современных аналогиях превратил бы ее в совершенно другое кино, ведь главный герой фильма — барчук, тоже колонизатор. Два воюющих дома представляют два крайних стереотипа аристократии: у Атрейдесов — благородство, умеренность, так называемая порода, у Харконненов — порок, жадность и заметные внешние признаки вырождения. Только поэтому одни условно «хорошие», а другие — условно «плохие»; ну, еще у Атрейдесов кельтские и англосаксонские имена, а барон Харконнен — вообще-то Владимир, хотя в фильме это последнее обстоятельство не педалируется во избежание, видимо, ненужных ассоциаций. Во всяком случае, о добре и зле речи здесь не идет. Этот принцип, хотя и необычен для голливудского фильма за 160 миллионов, совсем не нов, а наоборот. Кто «добро», а кто «зло» в войне ахейцев и троянцев? «Хороший» ли царь Эдип? Ответить невозможно, и потому эти сюжеты продолжают волновать человечество даже в далеком будущем межзвездных путешествий.