Ницше от боевых искусств: «Тень» Чжана Имоу — античная трагедия в Китае

Новый фильм Чжана Имоу «Тень» вполне может претендовать на звание самой красивой картины года. Впрочем, то же самое можно было говорить и раньше почти про любой фильм этого режиссера, начиная с «Красного гаоляна». Признанный многими критиками величайшим колористом нашего времени, Чжан почти для каждого фильма умудрялся создавать концептуальное визуальное решение, кажется, перебрав за долгую карьеру в кино все мыслимые сочетания света и цвета. К его фильмам часто можно было применить определение, которое Эндрю Саррис придумал для Винсента Миннелли: этот режиссер больше интересуется красотой, чем искусством.

«Тень» — это четвертая картина Чжан Имоу в жанре уся — старейшем и популярнейшем жанре китайского кино, который часто не совсем точно переводится, как «кино боевых искусств». С легкой руки гонконгских режиссеров 60–70-х годов прошлого века этот жанр стал выглядеть как азиатский аналог европейского кино «плаща и шпаги» с характерным представлением о национальной истории, как о «гвозде», на который можно повесить лихой сюжет с интригами, переодеваниями, потайными ходами, чудесными спасениями в последний момент и, разумеется, погонями и поединками на мечах. Чжан Имоу хорошо знаком с гонконгской моделью уся: некогда ему даже довелось сыграть главную роль в «Терракотовом воине» (1990), снятом знаменитым гонконгским режиссером и экшен-хореографом Чин СютуномТакже известный как Тони Чин (позднее он ставил боевые сцены в фильмах самого Чжана). Если вспомнить еще фэнтези с боевыми искусствами «Великая стена» (2016), снятое совместно с американцами, то можно смело записывать Чжана Имоу в классики этого направления. В кинематографе материкового Китая просто невозможно найти другого режиссера, так программно работающего в этом жанре и добившегося в нем столь значительных успехов.

В работе над «Тенью» перед 68-летним режиссером стояли как минимум две задачи: найти очередной уникальный изобразительный концепт и сказать что-то новое в жанре, где, кажется, сказано уже практически все (в том числе и его собственными фильмами).

Первая задача была решена блистательно. Чжан Имоу сумел создать не имеющий аналогов в истории кино экшен в стиле монохромной китайской живописи тушью. По сути, «Тень» — черно-белый фильм, хоть и снятый в цвете опытнейшим оператором Чжао Сяодином, работавшим с Чжан Имоу уже в восьмой раз. Однако это не контрастное ч/б нуара, а прозрачная, парящая в воздухе картинка с четко очерченными линиями, но бесплотными фигурами. Для создания подобного эффекта мало было изощренной установки света, — все декорации, костюмы и грим персонажей выдержаны в едином цветовом решении, а чтобы яркие солнечные лучи не разрушили изящество туманной картинки, на протяжении всего фильма льет дождь. По контрасту, в боевых сценах выясняется, что «тени» совсем не лишены плоти и крови, — последней в картине проливается больше, чем во всех предыдущих уся Чжан Имоу вместе взятых.

Название фильма, таким образом, воплощается в его эстетике, а эстетика переходит в психологию: подобно невесомым теням герои скользят между прозрачными ширмами и столь же неопределенны их подлинные намерения до самого финала, неожиданных поворотов в котором хватит на десяток триллеров.

Непроницаемость человеческой души может считаться одной из авторских тем Чжана Имоу в уся. Она заявлена уже в «Герое» (2002), где история распадалась на четыре новеллы (каждой соответствовал свой доминирующий цвет), а мотивации персонажей менялись в зависимости от точки зрения рассказчика. В более упрощенном варианте она была реализована в «Доме летающих кинжалов» (2004), где каждый из героев — не тот, за кого себя выдает, и у каждого есть тайная цель, неведомая остальным.

Важно подчеркнуть, что, снимая фильмы о современном Китае, периоде маоизма или начале ХХ века, Чжан Имоу проявляет большое внимание к психологии персонажей (впрочем, чаще она передается через визуальные метафоры, чем через актерскую игру). Своеобразный антипсихологизм присутствует только в его уся, а следовательно, является результатом сознательного выбора режиссера. Есть он и в «Тени», рассказывающей причудливую историю о тяжело раненом генерале Ю, тренирующем двойника-тень Цзина (обе роли сыграл Ден Чао), который должен занять его место как при императорском дворе, так и на поле боя. Чжан Имоу также — единственный китайский режиссер, имеющий смелость не следовать влиятельной гонконгской модели уся. Большинство ее ингредиентов имеется в «Тени», однако складывается из них не авантюрно-любовный аттракцион, а нечто, похожее на античную трагедию, с персонажами-масками, преследующим их безжалостным роком и горой трупов в финале.

Эта монументальная концепция была явлена уже в «Герое», напоминавшем не столько уся, сколько китайский ответ «Нибелунгам», где на фоне тысячных массовок действовали титаны, способные останавливать сыплющиеся дождем стрелы, парить в кронах деревьев, одним движением меча поднимать буран из опавших листьев. Благородство этих персонажей, чистота их помыслов, спокойствие, с каким они отправлялись на смерть, были эпическими, божественно совершенными. Позднее подобное ницшеанско-вагнеровское мировидение было заявлено в «Проклятии Золотого цветка» (2006), но утонуло в излишествах декора и пышности костюмов. В более аскетичной «Тени» оно просматривается куда более отчетливо, из-за чего весь фильм приобретает характер мистерии: ритуализированного действа, неотвратимо ведущего персонажей к финальному кровавому жертвоприношению.

Такая концепция вряд ли способна стать мейнстримом в жанре уся из-за своей пессимистичности и вызывающей непсихологичности, которая затрудняет идентификацию зрителя с героем и превращает персонажей в статичные функции-маски. Но как эпический кровавый спектакль в ницшеанском духе, где герои убивают и умирают на сцене бытия ради услаждения богов (в этом качестве выступают зрители фильма), «Тень» исключительно эффективна; в ней присутствует дыхание древности, одновременно завораживающее и шокирующее сочетанием призрачной красоты и жестокости.

В других картинах Чжан Имоу предстает то как тщательный бытописец, то как моралист и сатирик, но лишь жанр уся с его условностью и театральностью позволил ему в полной мере реализовать дар трагического поэта. Уся Чжана Имоу — есть визионерские поэмы, сны по ту сторону добра и зла, населенные не живыми людьми, а тенями, образами и символами, и рисующие мир как исключительно эстетический феномен.