От Сократа к Борату: может ли «Борат 2» что-то изменить?

Комик, актер, сценарист, продюсер (etc.) Саша Барон Коэн, казалось, один из самых ускользающих субъектов современной популярной культуры. Его проекты если не политизированы, то политичны — и тем не менее, когда дело доходит до его собственных политических взглядов, его работы мало что открывают: «истинное лицо» британского юмориста плотно сокрыто многочисленными масками его постправдивых образов, будь то эксцентричный рэпер и шоураннер Али Джи, диктатор из нефтяной североафриканской страны адмирал-генерал Аладин, австрийский гомосексуал Бруно или репортер из карикатурного Казахстана Борат Сагдиев. Создавая персонажей, Барон Коэн занимает позицию своеобразного деистического демиурга: однажды дав им жизнь и индивидуальность, он деликатно отстраняется от их речи, в его фильмах нет, как правило, ни нравоучительной фигуры автора-нарратора, ни даже жесткого сценария. Впрочем, сценарий по объему здесь во много раз превышает стандартный (из расчета одна страница сценария на одну минуту фильма). Саша Барон Коэн признавался, что ему приходится учить по 100 страниц диалогов в день, чтобы быть готовым к любому вопросу, который ему могут задать непрофессиональные актеры. Все это нужно для создания трехмерного образа персонажа, в аутентичности и реальности которого никто точно не сможет усомниться. Так, в эти самобытные причудливые полуфикциональные киномиры вмешивается реальность, а они, в свою очередь, пересобирают и ее.

Здесь можно сразу же отсеять все упреки антропологических исследований Барона Коэна в их методологической нечистоте. Многочисленная визуальная псевдонимия Коэна — уже сама по себе политический довод и эстетический метод. Кажется, единственное, о чем она заявляет: чтобы делать пародийное произведение, не нужно его, собственно, «делать». Картины и персонажи Коэна — это реальность, которая пародирует саму себя.

Псевдонимия — это еще и экзистенциальная карта модусов существования и одновременно политический компас. В этой радикальной субъективности и тотальной неоднозначности содержится и майевтическоеПридуманный Сократом и названный Платоном метод познания через «испытание», то есть задавание вопросов — прим. ред. побуждение к действию, но и осознание границ и пределов любой позиции. В «Следующем фильме о Борате: передача огромной взятки американскому режиму для получения выгоды некогда славным народом Казахстана» маскарад удваивается: Борат Сагдиев за 14 лет с выхода первого фильма стал слишком узнаваемой на улицах Ю-эс-энд-эй знаменитостью, а потому вынужден прибегать к постоянным перевоплощениям. В этот раз непредвиденной компаньонкой в его путешествии оказывается дочь Бората, Тутар, которую сыграла болгарская актриса Мария Бакалова (девушка только недавно закончила театральное училище). Она незаметно проникает в багаж отца и съедает по дороге министра культуры Казахстана — экс-порноактера и просто гения (увы, безвременно ушедшего) mr. Джонни зе Монки.

Коэн признался, что Мария на кастинге смогла рассмешить его и тут же чуть не заставила заплакать.

«Я сразу понял, что это она, потому что хотел, чтобы этот фильм был эмоциональной семейной историей об отце из первобытного общества, где не уважают женщин, который, наконец, вырастет до того, чтобы уважать собственную дочь».

Все так: по сути, вторая история о Борате — это вполне классическая (хоть и ирреалистично ускоренная) история эмансипации его дочери. От любимых антифеминистских сказок про никому-неизвестную-девушку-из-Словении, которая мечтает выйти за старого и богатого мужчину, она — благодаря оргазму и одной добрейшей афроамериканской женщине — переходит к преодолению в себе патриархальной отцовской фигуры и (в 15 лет) становится первоклассной правой журналисткой.

В кульминационной сцене фильма Тутар удается договориться об интервью с доверенным лицом Трампа Руди Джулиани (именно для него она изначально должна была стать даром казахского народа). Тутар флиртует с интервьюируемым, после чего они продвигаются к нему в спальню, где Джулиани (не)двусмысленно засовывает руку в брюки. Позже он написал в Твиттере, что ни разу за все интервью не повел себя неуместно, и «если Саша Барон Коэн намекает на обратное, он хладнокровный лжец».

Джулиани утверждает, что просто заправлял рубашку после того, как было снято записывающее оборудование, используемое для интервью. Барон Коэн же сказал, что сцена для них с Марией видится довольно ясно, но ему хочется, чтобы зрители сформировали собственное мнение. Проблема же здесь заключается в том, что, даже если выкинуть эпизод с заправлением рубашки, поведение Джулиани не выглядит как образцово-показательный профем-регламент. Однако является ли это вообще компрометирующим фактом для тех людей, которые его уже поддерживают?

Первый фильм про Бората вскрывал «изнанку» политкорректного американского общества — по ту сторону дивного нового мира стояли те же самые невежественные установки, что и в архаичном мифическом Казахстане. Теперь эти установки не изнанка, но раздражающий «здравый смысл», который разделяет и сам президент Соединенных Штатов. Действительно, Борат — лишь немного более сконцентрированная, субверсивно аффирмативная версия Трампа. И потому продолжение фильма о нем предстало для Коэна, по его собственному признанию, возможностью превентивных мер против авторитаризма. Насколько успешных — покажет время.

Проблема «Бората», однако, в том, что «правые» редуцированы до либертарианских флагов с надписью «Не наступай на меня» (Don’t tread on me) и нелепых фраз о том, что демократы хуже вируса, а Covid-19 — лево-либеральный миф. Женщины-республиканки на собрании, митинг вооруженных сил в Ричмонде (когда Саша Барон Коэн в целях безопасности впервые в карьере надел бронежилет), несколько американских «бадди» Бората, приютивших его на карантине — все они в большинстве своем обычные люди, слегка озлобленные и, как и все мы, уставшие. Они не поддерживают жесткую мизогинию и не хотят отказываться от свободы передвижения ради призрачной социальной безопасности.

При этом саморефлексии левого дискурса в фильме не так уж много. И тут стоит вернуться к изначальной гипотезе о Бароне Коэне как об ускользающем трансверсальном субъекте. В связи с последним фильмом позиция автора совсем не ускользающая, но предельно прозрачная — он и сам незамедлительно рад озвучивать все этапы успешной, на его взгляд, политической «провокации».

Примечательно, что скандал с Джулиани накануне президентских выборов — не единственное разбирательство, которое коснулось новой части Бората. В очередной раз обиделось настоящее правительство Казахстана, а по Твиттеру начал кочевать хештег #CancelBorat, создатели которого обнаружили в фильме неполиткорректные элементы в отношении восточной Европы, самих американцев и всех-всех-всех.

Борат ненамеренно обидел и единственную однозначно положительную героиню картины — афроамериканскую няню, которая не только помогает Тутар обрести себя, но сподвигает Бората на спасение дочери из рук Джулиани. Дело в том, что Джиниз Джонс пригласили из баптистской церкви Эбенезер в Оклахома-Сити для съемок документальной картины о девушке из жестокой патриархальной семьи, которую готовят для замужества. Джиниз заплатили скромный гонорар $3600, но и не рассказали правду даже после съемок. Она искренне волновалась и даже молилась за Тутар в течение всего года. Джонс призналась, что чувствует себя обманутой. Сейчас в сети идет краудфандинговый сбор на оплату ее вклада по достоинству, цель которого — $100 тысяч — уже превышена, однако главная причина, по которой пастор запустил краудфандинговую кампанию, — это то, что Джиниз осталась безработной из-за пандемии.

Проблема, которую ставит перед нами «Борат 2» — это проблема политического действия. Совершенно не ясно, можно ли сделать то, что нам предлагается. И является ли подкрепление давно существующих и ясно артикулированных паттернов и моделей (в уже конвенциональной художественной форме) практикой действительно политической? Способствует ли эта милая феминистическая утопичная сказка с намеком на скандал реконфигурации политической субъектности хоть кого-нибудь, а особенно — радикально настроенных альтернативных правых сил, которые действительно рано или поздно могут привести к автократии? Или она лишь пассивно подкрепляет и без того мощную культурную конвенцию вокруг демократических ценностей? Все это — вопросы, которые заглушаются сегодня всеобщим рукоплесканием второму «Борату», но это и те вопросы, которые могут и должны быть произнесены в условиях тоталитаризации мира со всех сторон политического спектра.