Расскажи мне про Австралию: «Матиас и Максим» — лавстори в лучших традициях Ксавье Долана

Нагнулись надо мной дерев родимых своды,

Прохлада тихая развесистых берез!

Здесь наш знакомый луг; вот милый нам утес: 

На высоту его, сыны младой свободы, 

Питомцы, баловни и Феба, и Природы, 

Бывало, мы рвались сквозь густоту древес

И слабым гладкий путь с презреньем оставляли! 

О время сладкое и чуждое печали!

Вильгельм Кюхельбекер

Бывший вундеркинд из Квебека, взращенный на Круазетт (шесть из восьми его фильмов были представлены в разных программах Каннского кинофестиваля), Ксавье Долан стремительно начинает взрослеть (30 лет), а потому местами разочаровывает своих преданных фанатов, которые не готовы так быстро отказываться от хипстерского удалого кидалства вместе с ним. Сначала неоднозначную, если не сказать негативную, реакцию в профессиональной прессе получил его англоязычный дебют «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» с когортой голливудских звезд первой величины в кадре. А после Гран-при в 2016 году на этот раз Долан и вовсе уезжает из Канн без единой награды за новый фильм «Матиас и Максим» и с неприятным негативным шлейфом. Например, кинообозреватель одной из главных французских газет Le Figaro Этьен Сорин ехидно называет фильм «клюквой», не оставляя ему ни единого шанса: 

«Если быть предельно вежливым, то можно сказать, что «Матиас и Максим» походит на не самый удачный сценарий Педро Альмодовара или Дени Аркана. Но если cтать злобным критиком... Однако не хотелось быть злым». 

Разочаровывают зрителя — профессионала и обывателя — ускользающая энергия и все чаще проявляющаяся меланхолия, усталость и необратимость его картин. Признаки упадка режиссера можно разглядеть уже в фильме «Это всего лишь конец света», где Луи (Гаспар Ульель) прощался с прошлым и жизнью заодно. А теперь с уверенностью можно заявить, что неуловимая печаль, элегическая тоска и сплин — это его новый почерк и стиль. Взрослый Долан уже совсем не такой раскрепощенный, каким был в своих молодежных хитах — «Я убил свою маму» (2009), «И все же Лоранс» (2012), «Том на ферме» (2013) или «Мамочка» (2014). Отныне он ушел в тягучую лирику, и вроде бы это ему не очень-то идет, по общему признанию. В журнале Hollywood Reporter, например, после премьеры пожаловались на отсутствие прежней страсти у канадского режиссера: 

«Несмотря на вкусовые огрехи, в предыдущих работах Долана была видна рука эмоционального художника, в них можно было разглядеть хоть и гротескное, но все же сердцебиение прямо на экране... [...] Теперь же мы видим в его картине неоднозначных и не очень приятных персонажей, вымученное наслоение провокаций, двусмысленности, напряжения и противостояния».

Однако внешне новый фильм Долана выглядит как очередное игровое стилистическое упражнение режиссера-визуала в духе первых картин (этот фирменный метод кулуарно уже давно прозвали долановщиной). Действие снова разворачивается в родных монреальских пейзажах, герои говорят по-французски, а перед нами камерная история с любимым набором: подростковые переживания, гомосексуальный флер, перверсивная коммуникация с матерью (которую, конечно же, играет муза Энн Дорваль), а сам Долан снова в одной из главных ролей. Матиас и Максим — друзья детства, настолько близкие, что, кажется, знают друг про друга все трещинки. На пороге прощания с юностью они развлекаются, выпивают, играют в крокодила в компании таких же беззаботных 20-летних, что максимально красиво и изящно заснято на 35-мм пленку верного оператора Долана Андре Тюрпена под Pet Shop Boys и легкую инструментальную музыку. Они еще по-мандельштамовски «свободны, ветрены и пьяны» и в этом беспечном мгновении напоминают тех самых неразлучных царскосельских лицеистов, к которым мы привыкли со школьной скамьи. Между разными по внешности и темпераменту героями устанавливается слепая и бессознательная тесная эмоциональная связь, которая даст о себе знать в момент необходимой трансформации и жизненного слома. Матиас (Габриель Д’Альмейда Фрейтас) — красавец брюнет, перспективный юрист, карьерист, закованный в галстуки и костюмы, со сформированным представлением об идеальном будущем, приличной девушкой под рукой и свадьбой на горизонте. Максим (Ксавье Долан) — полная его противоположность, странный неопределившийся неформал из неблагополучной семьи со шрамом на лице и татуировками на теле, который пытается вырваться из бытовых неурядиц и уехать хоть на край света — в Австралию. На протяжении всего фильма он безумно интересно рассказывает об этой заветной стране. Здесь любопытен выбор именно Австралии. Мотив эмиграции в эту страну хорошо описан в недавней книге «Брисбен» Евгения Водолазкина. Брисбен здесь полуреальный, у российского писателя он выбран, скорее, как идеальный уголок, куда уехала (или, быть может, уехала) мать главного героя. Когда у нас зима, у них — лето. Брисбен — это утопия, мираж, мечта, символ чего-то недостижимого. Именно перед таким неизвестным и стоит Максим, пока еще здесь, в Монреале, с лучшими друзьями и нестабильной матерью «в завязке». Брисбеном оказывается и возникающие между протагонистами чувства — недостижимый идеал. Одновременно с необходимостью взрослеть с главными героями случается нелепое происшествие, которое послужит спусковым крючком к старту новой стадии отношений между ними. Подружка с кинематографичным именем Эрика Риветт (так синефил Долан с юмором на злобу дня придал отцам-основателям «новой волны» Эрику Ромеру и Жаку Риветту женское лицо) снимает студенческую короткометражку, где им придется впервые по-настоящему поцеловаться. После этого «инцидента» бессознательная привязанность оборачивается чем-то более серьезным, а в картине начинает разворачиваться драматичная история любви со всеми необходимыми элементами крепкой мелодрамы — ревностью, слезами, болью, страданиями, грустью и даже попыткой петтинга, которым все в итоге оборачивается. Неготовность Матиаса к перестройке привычных паттернов поведения и эмоциональный бунт Максима превращают эту историю в тот самый набор страстей, за который Долана так изначально полюбили. Но с одной лишь разницей, что теперь весь этот чувственный театр не напоказ, не носит площадной характер, как в «И все же Лоранс» или «Воображаемой любви» (2010), а засел где-то глубоко внутри, оттого показанное на экране кажется более проникновенным и значимым.

В последнем сезоне популярного сериала «Черное зеркало» от Netflix в серии «Страйкинг Вайперс» про VR-секс проверяли, имеем ли мы основания рассматривать близкую связь между нашими аватарами и диджитал-клонами в виртуальном пространстве как настоящую, то есть продолжением нашей личной жизни в реальности? Поцелуй в качестве проверочного элемента и триггера там тоже, кстати, присутствует. Точно в такой же манере Долан в «Матиасе и Максиме» попытался в модной сегодня среди интеллектуалов манере раздвинуть границы определения дружбы, которая не только грозит обернуться любовью при случае, но и понимается многими как высшая степень любви. То есть автор буквально задается вопросом, можем ли мы рассматривать чувства близких друзей как интимное переживание, подчас даже более высокое, чем конвенциональные отношения, на которые, например, априори настроился Матиас со своей девушкой. Мне не раз приходилось затрагивать тему дружбы как новой сексуальности, вспоминая бестселлер Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь», который наиболее тонко переосмыслил концепцию межличностных коммуникаций и «союз, который нельзя узаконить». В данном случае Ксавье Долан продолжает подобные размышления в сторону более откровенной дружбы. Неожиданный любовный опыт между близкими людьми, которые даже не догадывались об этом, может шокировать и напугать участников этой психологической турбулентности или же, наоборот, в состоянии придать новых сил, помочь раскрыть глаза на себя и найти ту самую дорогу к Брисбену. Но не все способны на такого рода переживания, потому справиться с природным притяжением — невыносимая задача для обоих, несмотря на разные взгляды на жизнь. Тяжелее это осознавать, когда знаешь своего друга буквально с пеленок, как и случилось с Матиасом и Максимом. Они давно уже семья в привычном понимании этого слова, когда мама друга становится и твоей второй мамой, выражаясь категориями второсортных сериалов. В привычной формуле отсутствует только одно звено — секс. Но и тут ответ найден. Интересно, что выход фильма по времени относительно совпал с обсуждением термина демисексуальности в прессе, и это обсуждение — само по себе символ переформатирования понятия любовных связей, то есть в буквальном смысле предполагает разновидность сексуальности, при которой человек испытывает влечение только в глубоких и надежных связях. Это то состояние, когда для человека романтические и душевные связи превыше постели, а половая жизнь становится лишь их следствием, от которого можно смело отказаться ради близости с человеком. Нелепая сцена петтинга в картине наглядно показывает, насколько привычные представления о близости могут быть вариативными. Переживание такой модели дружбы для Матиаса и Максима — фундамент, на котором при любых жизненных сценариях будет строиться вся их раздельная долгая счастливая жизнь, у кого-то в Австралии, а у кого-то в браке с детьми. Потому слоган этого фильма — Best friends forever!

Опираясь на личный опыт и частичное непонимание подобной схемы отношений, многие критики потому, вероятно, и не смогли разглядеть очень тонкое переживание Долана, которого он всячески пытается добиться в этой щемящей картине. Это высказывание о важности обретения своего человека, мимо надо бы не пройти. 

«В возрасте моих героев вокруг меня было много удивительных личностей, которые на меня повлияли. Они попадались на моем пути в нужном месте и в нужное время. Я впустил их к себе, и они стали моей семьей. Только ощущая их рядом, я могу быть собой. То, что я отдавал или даже терял, любя их, вернулось ко мне сполна. Единственный результат моего закончившегося 20-летнего периода — это даже не кино, а мои друзья», 

— пишет режиссер в официальном буклете фильма к премьере в Каннах. На деле получилось интимное авторское высказывание очень тонкого режиссера про внутренний выплеск и ураган эмоций, которых можно ждать вечно, про что-то такое близкое, что нельзя описать словами, которое можно только почувствовать кончиками пальцев. Это, конечно, лавстори, но максимально камерная, без экспериментов и эпатажа. Но все-таки ощущение кино здесь на высоте — как и воздуха, которого, может быть, и правда не хватало в последних картинах. То есть, если присмотреться пристальнее, Ксавье Долан сегодня совсем не в упадке, наоборот, растет. Несмотря на привычные сюжеты и знакомые типажи, в этом фильме режиссер максимально далеко отходит от себя прежнего, становится глубже, отказываясь от привычных формул и излюбленных стилистических приемчиков ради понимания сути внутренних переживаний своих героев. Он выбирает то, что раньше упускал из-за чрезмерной визуализации эмоций и любовей. Потому в итоге самое забавное, что в этом году по-настоящему долановщину в Каннах дал не он, а его бывшая актриса и соотечественница Монья Шокри, которая удивительно легко и непринужденно справилась с дебютом «Девушка моего брата» в лучших традициях раннего Долана. А сам Ксавье явно поставил точку на своих переживаниях, признался в любви к друзьям и готов двигаться дальше... возможно, в Брисбен.