В эти дни, когда наполовину обновлен состав правительства и запущена процедура по внесению поправок в Конституцию, нам вспомнились «Свидетели Путина» (2019) — фильм, посвященный президентской кампании 2000 года. Интимный, по характеристике Зары Абдуллаевой, портрет частных и государственных лиц того времени интересен не только потому, что режиссер Виталий Манский входил в путинский предвыборный штаб и имел возможность снимать своих героев в неформальной обстановке, но и благодаря событиям, случившимся уже после победы на выборах тогда еще сравнительно молодого кандидата.
«Свидетели Путина» Виталия Манского — интимный портрет частных и государственных действующих лиц. Монтажный фильм режиссера-инсайдера, в свое время допущенного к Путину и в дом Ельцина... Режиссера, вхожего в путинский штаб, снимающего людей, которые обеспечили ВВП победу на выборах в 2000-м.
Победа, как известно, оказалась долгосрочной. Но тогда знаменитые и невидимые (на экранах телевизора) агенты ВВП не могли предположить ни срока его правления, ни тем более своей судьбы. Для многих творцов текущего режима она стала роковой. Кто-то из них пал жертвой насилия или «просто» скончался. Большинство соратников президента перешли со временем в оппозицию. Однако не эти известные внутри страны факты, ставшие теперь достоянием мирового проката (фильм куплен во многие страны), определили саспенс «Свидетелей...».
Манский, работавший некогда в ВГТРК, пересматривает, переоценивает свое прошлое и свои фильмы о Путине. «Свидетели...», таким образом, постдок. Иначе говоря, работа с давнишними документами, их переосмысление. Свобода, впитанная в 90-е, позволила режиссеру, человеку настойчивому, быть со своими героями беззастенчивым. Засвидетельствовать радость и опасность решительного момента на пороге миллениума. Запечатлеть — исключительный случай — возможность сослагательного хода истории (к невероятному на сегодняшний взгляд монологу Путина о том, каким он видит собственное будущее, мы еще вернемся). Зафиксировать и тогда, в эпоху все-таки эйфории, несмотря на рискованные поступки нового президента, точки невозврата к новым временам.
В первом номере «ИК»-2015 был опубликован «круглый стол» «Документалист на войне: вовлеченность или нейтралитет?» «Артдокфеста»-2014. Вел дискуссию Даниил Дондурей. Выступление Виктора Косаковского взвинтило ее градус. Косаковский признал, что приехал, потому что уважает этот фестиваль. Но потребовал честности:
Когда тебе, Виталий, давали пряники, ты не отказывался. А когда щелкнули по носу... Значит, надо держать удар. [...] Виталий, я видел твое интервью, которое ты месяц назад давал «Дождю». Ты сказал: «Снимаю я Путина и руковожу им немного — это делаешь всегда, когда снимаешь героя. Потом мне приходит мысль — не снять ли его с учительницей? Кому-то там понравилось — самому Путину или его окружению. Я об этом забыл. Сижу в шлепанцах то ли в Турции, то ли в Эмиратах. Мне звонят, говорят: «Ты где? Поехали снимать». Я хватаю шлепанцы, прилетаю в Петербург и снимаю Путина с учительницей». Эту историю я знаю, в ней никакого вранья нет. И я помню, что даже видел этот момент, смотрел по телевизору. Со мной рядом сидела женщина, она сказала: «Какой Путин хороший человек». Теперь хочу тебя спросить: а не твоя ли вина в том, что Путин — наш президент? Не ты ли вместе с другими добился того, что очень многие считают его хорошим человеком? Не был ли ты слеповат, когда приходил ко мне четырнадцать лет назад и говорил: давай снимать о нем фильм, а я говорил, что он кагэбэшник и другим человеком не будет. Ты мне в ответ, что он менеджер. Я: нет, кончится плохо, кончится войной. А ты: нам нужен руководитель. [...] Может быть, ты действительно верил, что хочешь спасти человечество или Россию тем, что поможешь гражданам Путина полюбить. А теперь мы все платим за это и будем платить еще лет двести, потому что теперь нас опять все ненавидят. Я думаю, что часть вины в том, что мы сейчас имеем, и в тебе тоже. Но и во мне, поскольку я держу нейтралитет.
Виталий Манский ответил, что снимал учительницу, когда делал фильм о Ельцине, и передал диск Путину. Что хотел напомнить тому об учительнице, которая много для него сделала, что она живет в хрущевке на пятом этаже, что «у нее тысяча и одна проблема».
Я хочу тебе сказать, что Путин образца 2000 года — совершенно другой человек, с которым вполне можно было иметь дело.
Косаковский возразил:
А ты в какой стране живешь? Ты разве не знаешь, что у нас любого президента делают царем? Мы из Брежнева создали чучело окаянное. Из любого выращиваем. У нас такая ментальность.
Виталий Манский ответил:
Да. В этом я признаю свою вину!
Даня Дондурей вступил в их диалог:
...Я скажу в защиту Манского, что вся деятельность фестиваля «Артдокфест» — это ответ на ту гипотезу, которая у Виталия была, когда он снимал фильм о Путине. Потому что более свободного фестиваля в нашей стране сегодня нет... Манский прошел путь. И каждый из нас прошел путь.
Я бы добавила: с Путиным путь.
В кадре «Свидетелей...» Виталий Манский почти не присутствует. Однако его наличие в фильме тотально. Закадровый текст, написанный и озвученный режиссером, вопросы, которые он задает Ельцину, Путину, выполняют очень разные функции. Одна из них — ознакомительная, необходимая обычным иностранным зрителям, а не политологам/советологам. Манский им разъясняет who is who Лесин, Павловский, Сурков, Чубайс и прочие товарищи Путина восемнадцатилетней давности.
Другая функция — содержательная. Именно Манский предложил ВВП заехать к его классной руководительнице в Питере. Объятия первой учительницы с президентом (за которые упрекал режиссера Косаковский) завершали давний фильм Манского «Путин. Високосный год». Именно Манский задает коммунисту Ельцину вопрос о возвращении советского гимна и получает ответ про «красненький» оттенок такого жеста. Это Виталий спрашивает ВВП, задумывался ли он о реакции тех, кто за него голосовал, но лишен ностальгии по СССР и для кого старый гимн — нож в горло.
Манский, говоря за кадром, создает многогранную драматургию. А монтируя интимный материал, творит впечатляющую атмосферу. Одомашненную. Официальную. Закулисную.
Много раз я просила Виталия отказаться от закадрового текста. Он же настаивал: «Иначе непонятно». Не согласна и думаю, что его фильмы, не исключая «Свидетелей...», только бы выиграли. Однако в последней картине закадровый текст и тревожный, как в триллере, саундтрек образуют контекстуальную рамку для монтажа фрагментов давних фильмических текстов.
Вот Манский снимает студийную запись советского гимна, теперь уже в третьей редакции. В кресле расположился Сергей Михалков, окруженный близкими ему тетеньками, у пультов — Михалков Никита. Разные крупности, ракурсы портретируют очень разные миры. Мир циничный, холодный, свободный от любых предрассудков олицетворяет Сергей Владимирович. Мир горячих чувств закипает в глазах Никиты Сергеевича, промокших от актерских слез.
Вот режиссер снимает путинский штаб во время подсчета голосов избирателей. Стол накрыт в ожидании победы ВВП. И все уже празднуют: звон бокалов, фото на память... А где-то в глубине кадра по-прежнему работает телевизор: в эфире интервью Евгения Киселева с Борисом Немцовым, который сожалеет, что не будет второго тура выборов, говорит о состоянии неопределенности в стране, об отсутствии программы Путина и про то, что «мы проголосовали сердцем, не думая о том, что будет с нами завтра».
Весь этот и другой footage вставлены в еще одну рамку вовсе не частной хроники. Она заявляет позицию Манского. Участника, а не только наблюдателя событий. Так, «из двух углов», возникает в этом фильме Zeitgeist.
В своем домашнем архиве Манский нашел материал новогодней семейной съемки. Подарки, реплики, забавы, закадровый голос Ельцина, который эхом повторится в финале «Свидетелей...», когда уходящий в отставку президент попросит у своих сограждан прощения.
Просьбы Натальи Манской, жены режиссера и продюсера (в том числе и этого фильма), убрать камеру. Ее предчувствие, ее ясный ужас от того, что «пришла «твердая рука», что недавнее прошлое «будет казаться утопией». Это важное свидетельство, настигнутое в те еще времена, Манского не поколебало. «Жена есть жена» (А.П.Чехов. «Три сестры»). «Мама сказала: новый президент будет, как Мао Цзэдун, тоже диктатором» — это голос юной Полины, дочери Манских.
Папа снимает дочку в ванной. Девочка требует выключить камеру. Этот эпизод вызвал бурную реакцию по поводу этики в доккино, в которую я влипать не собираюсь, уверенная, что пределы дозволенного устанавливает для себя режиссер сам.
Вечером обещано обращение Путина. «Мир содрогнулся», — домашняя реплика в квартире Манских станет камертоном — и это парадокс — не оголтелых, не агрессивных «Свидетелей...». Интонация этого фильма — усталость. И кто скажет, что в этом чувстве не затаен нерв?
Никакой контрпропаганды, ожидаемой недоброжелателями Манского, тут нет. Что же есть? Внимание к слову и делу Путина. К жестам, пластике Ельцина и его родных.
Соединяя в дистанционном монтаже свою семейную хронику с хроникой другой семьи, режиссер высекает исторический смысл настоящего (того и нашего) времени, пробитого неузнанным прошлым.
Манский замечает: интересы страны в лексиконе ВВП важнее интересов отдельного человека. Фотограф снимает, указывая ВВП: «Расслабьтесь и по-доброму на меня посмотрите». Сделано. Снято. Монтаж кадров путинских поездок по стране вместо рекламных роликов. О, мощные штабные умы, руководящие процессом, пока не судебным и который им еще не угрожает.
Решение ВВП не участвовать в дебатах. Избранность «рубахи-парня с твердой рукой» рифмуется с ожиданием встречи первой учительницы с учеником, поехавшим в Питер на похороны Собчака, но не добравшегося до Веры Дмитриевны Гуревич. Ей пришлось довольствоваться приездом Манского, обещавшего «все отменить», если она не перестанет волноваться. Один эпизод из старого фильма, разрезанный на два эпизода для нового, нужен для легато, но и для крещендо. Его пик — через череду эпизодов Путина в Мариинке, в царской ложе с Тони Блэром , — брызги шампанского в квартирке учительницы и ее напутствие «время побеждать», ставшее руководством для ученика.
Манский ведет зрителя сквозь историю предвыборной кампании ВВП, отказавшегося от такой кампании. Это ноу-хау будущего президента, а точнее идеологов, технологов его победы, представлено подробно и элегантно. Поездки в регионы, приезд на место взрыва дома на Каширском шоссе, пожатая им рука уборщицы на избирательном участке — все сопрягается с волнением Ельцина, вся семья которого готовится голосовать за родину, за Путина.
С одной стороны, Манский возвращает зрителей в недавнюю эпоху с ее неутихшим драйвом (старые съемки). С другой — напоминает, что «без Татьяны не могла быть запущена сама история с преемником...».
Этим двойным светом окрашено эпическое (долгое) время событий и время конкретное, с говорящими деталями (звонок Ельцина после победы ВВП и ожидание ответного звонка, которого, однако, ни первый президент, ни съемщики фильма не дождались).
Панорама штабистов — Чубайса, Касьянова, Швыдкого, Лесина, Юмашева, Суркова, Дмитрия Медведева etc. — зрелище в этом фильме едва ли не самое горькое. Искреннее, похоже, удовлетворение некоторых из этих людей с интеллигентными лицами и с бокалами вина воспринимается теперь как похмелье. Ну да, они, конечно, рады, но устали. Однако что-то в этой съемке саднит. Такое ощущение возникает не только из-за голоса Немцова в телеэфире и не благодаря тексту Манского о разгроме НТВ, не говоря о гибели Немцова. И не только из-за напоминания режиссера о том, что ВВП совсем скоро назовет крах советской империи «геополитической трагедией». Что-то в заснятой пластике членов победительного штаба настораживает. А камера бессознательно зафиксировала. Помимо воли тех, кого она снимала, помимо и желания тех, кто снимал. Припеки поствосприятия?
Наступает новая очередь «опущенных звеньев» из старого фильма «Путин...». Диалог документалиста с президентом о гимне. Железная уверенность ВВП в том, что подавляющее большинство страны испытывает ностальгию по СССР. И это, говорит Путин, «моральный аспект».
Сделаем паузу. В этом самом месте — начало эпохи, которую российские люди, свидетели и соучастники (из тех, кто остался в живых) до сих пор претерпевают.
Парадокс, озвученный ВВП — «Почему люди, слушая гимническую музыку Александрова, должны думать о ГУЛАГе, а не о победе в войне?» — обнажает правду о социуме. Неужели, как заметил с брезгливым изяществом баснописца Сергей Михалков, «так было, так есть, так будет»?
Меж тем Манскому поступает звонок, и ВВП возвращается к нелегкой для себя в те годы теме. Упреждая, что не собирается вмешиваться в творческий процесс, все же настаивает: внемля чувствам «отцов и матерей», он с помощью старого гимна создает дополнительные бонусы для своего рейтинга. Для безальтернативного доверия. Ведь, опираясь на доверие, многое (говорит ВВП) можно сделать. Тут даже у реактивного Манского не нашлось, что ответить, что спросить.
Новогоднее застолье в доме Ельциных — кода фильма. Но в нее вмонтирован монолог из очень частной хроники ВВП с его надеждами на возвращение к нормальной жизни. Признание, что жизнь монархов его не может вдохновить (слишком много ограничений). Его не убитое еще чувство стыда, которое он не намерен испытывать, когда срок президентства пройдет. Не захочешь сейчас, а поверишь. Хоть на полсекунды. Даже Манский за кадром опешил. И скорее со страху, чем с иронией пожелал такому ВВП «ни пуха ни пера». Но фильм не закончил на реплике президента «к черту».
Режиссер последовал за своим протагонистом в бассейн, затем на прогулку с собакой, которой ВВП повелел идти «следом».
Следом Манский врезает панораму старых, молодых, употребленных, но и открытых лиц. Народа. Отодвигает и приближает настоящее и предстоящее время. Портретирует свидетелей. Соучастников. Молчаливое большинство. Но и одиночные лица тех, чей голос когда-нибудь будет расслышан.
Успех и кулуарные дискуссии вокруг этого фильма связаны не только с уникальным материалом, которым располагал Манский.
Инсайдерское проникновение в жизнь и судьбу двух президентов воссоздает и два вектора — ретроспективной истории и будущей. Взгляд, монтирующий старые кадры, и текст, написанный сегодня, образуют конфликтность и озноб, знакомые каждому из нас, здесь живущих.
Сняв под приглядом агентов спецслужб повседневную инсценированную жизнь северных корейцев, Манский запечатлел образ тоталитарной машины на самом мизерном уровне. «В лучах солнца» свидетелями и соучастниками режима становились корейцы, которых не позволено снимать. Но режиссеру повезло. Он снял, как известно, их будни, сохранил и дубли, в которых хранители имиджа страны режиссировали мизансцены, реплики героев фильма. В «Свидетелях...» Манский воспользовался похожим, хотя, на беглый взгляд, обратным, ходом. Он показал, как благие, действительно благие намерения по неизвестным, известным, иррациональным, ментальным причинам обозначили путевку в ад.
Травестия сконструированной реальности «В лучах солнца» и технология победы преемника, открытая за кулисами парадных залов, составляют и неожиданный, и надоедливый контекст (или кейс). Однако именно он позволяет режиссеру протянуть на экран неотредактированное время нашего места.
Впервые опубликовано в 1/2 номере журнала «Искусство кино» за 2019 год.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari