Только гугл простит: все ругают «Мейнстрим», и, разумеется, за дело, но...

«Я даже не знаю, чем занимаюсь сейчас. Не знаю, чего я хочу. Не знаю»,

— выпаливает скороговоркой Фрэнки (Майя Хоук) во время разговор по душам в дайнере. Ее собеседник ранее игрался с салфеткой — как неподдающийся Алекс (Дени Лаван) в «Дурной крови» (1986), как ветер — с пакетиком в «Красоте по-американски» (1999), подавая сигналы, что есть жизнь за пределами двухэтажной рутины.

Юноша с аурой магнетического расслабона — лицо в толпе; даже не лицо — вечно игнорируемая фигура зазывалы в странном костюме. Вчера он был мышью с подносом сыра, завтра — его понизят до таракана. Всем плевать, как его зовут, как он выглядит, откуда пришел — и куда отправится, когда поднос опустеет. Вписанный в микрорынок торгового центра, он мается от жары и бессмысленности возле туалета и картины Кандинского. Вот так встреча. Заметив камеру, на которую Фрэнки привыкла фиксировать скетчи из жизни, как будто все это немое кино (титры намекают), мышь начинает неистовствовать. «Подержи сыр и побереги мою голову». Она ему больше не понадобится, как вскоре — и сдерживать себя:

«Вы расстраиваете моего друга… Он надеялся, что на долю секунды вы выйдете за пределы своей жизни».

«Не надо есть обувь, скейтборды, лак для ногтей: ешьте искусство»,

— будет проповедовать он с косой усмешкой, пытаясь отодрать картину от стены.

Интернету такое подношение понравится. Ни одно видео Фрэнки не смотрели и не любили так, как этот бунт против того, что место Кандинского у параши. Когда юноша повторит дебош у нее на работе — в кафе «Волшебная Элли», — девушка бросит все и сделает ставку на YouTube (вот уж действительно, все на зеро). Она — за камерой, сценарий — на собрате по барному несчастью Джейке (Нат Вульф), в кадре — Линк (Эндрю Гарфилд). Это его салфетка интересовала больше беседы, а монолог Фрэнки увлек, только когда он направил на нее всевидящее око смартфона. Хотя телефоны он якобы презирает — это крэк, кандалы, кастрация.

«Ваши мечты в процессе обработки…»,

— иронично сообщает граффити на стене. Температура воздуха — гугл его знает, место действия — гнездо ангелов Лос-Анджелес, куда приводят мечты — и откуда они попадают в Голливуд, Ла-Ла-ленд, кафе «Волшебная Элли» или на штраф-стоянку (если повезет — это все еще трамплин в лучшую жизнь, как напутствовал Райан Мерфи). Здесь все актеры, сценаристы и режиссеры, на худой конец — стартаперы и чревовещатели. Свободные художники в Вавилоне шоу-бизнеса, Кандинский возле туалета, мышка в колесе, таракан в нескончаемом беге наперегонки с Ахиллесовой пятой. И интернет — его новый аватар, вербующий всех, обещающий все, показывающий все и всем.

«Мейнстрим» Джиа Копполы — внучки, племянницы и так далее — встретили прохладнее инди-дебюта «Пало-Альто» (2017), хотя место и время выпали идеально. Венецианский кинофестиваль, 2020-й. Утопающий флагман элитистских вкусовых рецепторов в кинематографе, проходивший в разгар пандемии, приветил славно-ершистый фильм о том, что же такое интернет — коробочка, в которой мы все оказались на (бесконечной) самоизоляции. Режиссерке и соавтору-дебютанту Тому Стюарту ставят на вид, что их сатира на мир победившего хайпа поверхностна и беззуба; могут и фамилию припомнить — богатые, мол, тоже плачут.

Про интернет, конечно, Копполе сказать особо нечего: в феномене скороспелых звезд ее не интересует ни «наивность масс», как Элиа Казана, чье «Лицо в толпе» (1957) послужило платформой для «Мейнстрима», ни неолиберальная машинерия, превратившая тотальную видеофиксацию и манифестацию в социальный лифт, чья траектория подобна американским горкам. Проще говоря, ни Казан, ни Коппола не рассматривают за «потребой публики» нужду в голосе, рывок души пораженных в правах, банальный источник заработка для тех, кто протирает стойку с горящим «Не знаю» в голове.

«Мейнстрим» эклектичен, но как случайный канал с YouTube, зря его сравнивают с нуаром-шифром «Под Сильвер-Лэйк» (2018); сатиричен — но не больше, чем многие блокбастеры (в конце концов, несчастное потребление критикуют уже «Душа» и «Чудо-женщина», стоящие как бюджет небольшого города); транс — не смейтесь — грессивен, но как фильм Хармони Корина, которому есть что терять (то есть еще румянее «Пляжного бездельника»). Его вербальная правда-матка неотличима от трюизмов на пару лайков, которые исторгает Линк, — но обличать всемирную ярмарку тщеславия в одном флаконе со страной Оз оказалось еще проще и выгоднее, чем конструировать новые декорации американской мечты. «Только вперед» и «Будь собой» продаются одинаково хорошо — и на тех же билбордах. Здесь откровений с оптическим зумом не разыщешь. «Как ты продашь «Сникерс» человеку, который считает себя котом?» Да вот так.

Потому если Коппола и сняла «Черное зеркало» с блестками и эмодзи, то подлинный блеск рассыпан по бортам дороги, вымощенной желтым кирпичом. В своем навязчивом символизме и продирающейся сквозь фильтры гуманности «Мейнстрим» оказывается эффектной маской, которая одним глазом хохочет, а вторым рыдает. В конце концов, Джиа, побывавшая одной ногой в общественном колледже и только второй — на факультете фотографии в Барде, вряд ли пыталась переплюнуть в критике корпораций сериал «Сообщество» (2009–2015) Дэна Хармона. Заряженный отчаянием общественных колледжей, в одном из эпизодов он превращал обычного студента в аватар корпорации по имени Сабвэй, демонстрируя капитализм — буквально — с человеческим лицом и световую скорость, с какой благие намерения конвертируются в тренды, компромиссы и новую линейку товаров. О демонической сущности интернета в четыре минуты все рассказал стендапер Бо Бёрнэм в новейшем спешле Inside, который вышел (в наших широтах) с «Мейнстримом» на одной неделе. Весь его домашний концерт, несмотря на поток пародий и ерничества, — скорее комната страха, чем сатира, неоновая надпись «Не знаю», скрученная в бараний рог.

Вот и Джиа Коппола заливает на хостинг «Мейнстрима» собственную растерянность перед тем, как в старом новом мире «быть» и «казаться» обнаружили свою синонимичную природу, как человеческая жизнь превратилась в лайк и контент, как физическое отсутствие лишило эмпатии и превратило все вокруг в идеи, аватары, нули и смайлики. Переварить этот массив информации — уже очевидно — не под силу человеческому мозгу, который буксует на первом парадоксе, злится на третьем, к пятому — блюет эмодзи. Неслучайно столько внимания уделяется визуальным стразам, причем не только сетевым, но и «немой эры»: с черным экраном и виньетками, велеречивыми монологами убористым почерком. The Medium is the Message. Бытие определяет сознание, форма равна посланию.

«Ты это то, как ты сопротивляешься/И больше почти ничто».

Фрэнки, подобравшая матрицу Золушки в староголливудской благости, то ли встречает Гамельнского крысолова в костюме собственно грызуна, то ли додумывает его, всматриваясь в невзрачную шерсть незнакомца и свою никчемную жизнь. Если Лос-Анджелес — город грез, то почему бы и не цифрового мира? Ведь Линк — это ссылка, максимум — герой видеоигры The Legend of Zelda, но до геймпада Коппола еще, кажется, не дотянулась. В один клик герой Гарфилда развертывает дивный новый мир: абсурдных скетчей и парадоксальных мыслей, рекордных просмотров и ощущения «настоящей» жизни. И для пути к успеху ему не нужны ни смартфон, ни имя. Только немного придури и потешный — для культа индивидуальности и самости — никнейм «Такой, как все».

«Мейнстрим» притупляет сказочные флюиды гения места, наряжаясь чуть ли не в «Великого Гэтсби» 2.0, где богатый и взрывной юноша действительно хочет стать таким, как все, и вознестись на вершину селфмейда. Вместе с тем дьявольский огонек в глазах Линка заставляет видеть в нем и вовсе неутомимого Мефистофеля, посланника геенны Сети, которому достаточно лайков половины маршрутки, пока вторая — плачет у могильных плит реального мира.

Вряд ли просто так Линка тянет на кладбища. Боль утраты — самый мощный ресурс для манипуляций и лучший триггер для путешествия в вымышленные миры. У Фрэнки на щеке шрам — напоминание о покойном отце. Во взгляде Линка — безмятежность, как будто никакого прошлого нет. Вот и заверте.

Картина Кандинского, кстати, называется «Черный и фиолетовый» (1923). На ней зафиксирована абстракция дихотомии. Быть и казаться. Искренность и расчет. Мейнстрим и андеграунд. Медиа и месседж. Талант и купюра. Любить и ненавидеть. В чем сила?