Уловка 22: почему «Душа» — это пытка

Мировая премьера «Души» состоялась на Disney+ аккурат под рождественские праздники — когда сердце и глаза требуют чуда, особенно после ковидного 2020-го, который запер человечество наедине со своими мыслями и приучил к изнуряющему самоедству. В российский прокат мультфильм добрался уже в статусе шедевра и после cтарого Нового года, когда все праздники — позади, гирлянды — погасли, а наиболее яркие огоньки — сирены полицейских машин, охотящихся за митингующими, и скорых, не поспевающих за больными коронавирусом.

За 2020 год мы привыкли, что угадать с таймингом почти невозможно: скромные ромкомы про петлю времени становятся хитами нового безвременья, а политизированная «Чудо-женщина: 1984» на фоне штурма Капитолия — в устаревший политический памфлет, еще и немного людоедский (за все оруэлловское — сама Диана Принс). «Душа» побывала в обеих препозициях: и вовремя подорванной шутихой (декабрь, США, рождественские гимны), и пиром во время чумы (Россия, 2021).

Из контекста газетных заголовков, конечно, не следует, что сегодня не время радоваться, плакать или переизобретать свою жизнь, как учит добряк Питер Доктер вместе с дебютантом-афроамериканцем Кемпом Пауэрсом. Просто декорации «Дурак, я там живу» и обостренная сложность мира подчеркивают — уже давно, впрочем, привычную — схематичность пиксаровских драматургии и выделки, маскируемых техническими прорывами и обманчивым чувством единения.

В вавилонском столпотворении Нью-Йорка работает школьным учителем музыки Джо Гарднер, с детства мечтающий выйти на сцену настоящего джаз-клуба и заставить пальцы плясать по клавишам фортепиано, вызывая в людях ту же вдохновенную аритмию, что случилась в детстве с ним, когда отец показал настоящую черную музыку. Фатум хохмит: одним днем директриса предлагает Джо устроиться в штат (с соцпакетом и медстраховкой!), а бывший ученик, барабанящий в квартете джаз-легенды Доротеи Уильямс, зовет на прослушивание. Вот он звездный час: Доротея дает Джо шанс, но тот, воспарив головой в облака, как Пятачок, не смотрит под ноги, несясь по NY, — и проваливается в канализационный люк. Насмерть.

Там, внизу, правда, не преисподняя, а траволатор в Великое после (или нигде) — исполинские врата, за которыми очень ярко светит маяк для высвобождающихся душ. Джо — теперь бирюзовый муравейчатый флаббер — старается обмануть неизбежный финал и оказывается в Великом до, где по травке носятся новорожденные души, а многочисленные советники Джерри — вордовские Скрепки, нарисованные Пикассо, — их урезонивают и считают по осени.

Джо рвется сыграть злосчастный концерт, для чего берется воспитать трудную душу номер 22, с которой не справились Коперник, Ганди, мать Тереза, Авраам Линкольн, Мохаммед Али и прочие кумиры молодежи. Перед рождением душе нужно найти «искру» — дело всей жизни, которое поможет будущим людям обрести себя в физическом мире. Новая подопечная не идет на контакт, но Джо, закаленный средней школой, готов разжечь ее огонь во что бы то ни стало.

Удивительно, как в 2020-м актуализировался мотив «Рождественской песни» (1843) Чарльза Диккенса с заменой глухоты к другим на нечувствительность к себе. На фоне скоропостижной славы, ставшей панацеей, бичом и неврозом тысячелетия, эта сказка выглядит запоздалой, но необходимой: жить, чтобы жить, меньше смотреть по сторонам (если вы не на проезжей части), не путать выученное тщеславие с подлинными желаниями. Легко растаять и уверовать.

Тем более что Питер Доктер интуитивно, но намеренно всю карьеру двигался к высшим материям. Как сценарист, он с «Истории игрушек» (1995) по «Головоломку» (2015) пытался описать идеальную фабрику жизненных импульсов. Искал отгадки в коробке с любимыми забавами, наряженными в честь спорных американских героев (ковбоя и космонавта), заглядывал под кровать, где, как известно, установлены генераторы страха, предсказывал людям проигрыш в человечности роботу и учил уважать, а не бояться и сторониться старости. В «Головоломке» — всего лишь третьей режиссерской работе после «Корпорации» и «Вверх» (2009) — он добрался до эмоциональных настроек человека, а в «Душе» — как будто отыскал кнопку «вкл-выкл» для пожизненных амбиций.

В этой порой убедительной наглядности — весь ужас технологических и «визионерских» свершений Pixar, чье главное оружие уже много лет — грубая антитеза, непробиваемая уверенность, что Х противоположно Y. Так жизнь можно разложить на кубики и ноты — и показать детям, чтобы они не выросли печальным взрослым, которые не стали бы такими, будь в их детстве мультфильмы Pixar. Святая простота на деле оказывается одобряемым штампом, стоит утереть обязательные слезы: в «Тайне Коко» (2017), например, музыка отчего-то противопоставлялась башмачному ремеслу, а в «Головоломке» человеческий характер раскладывался на пять базовых эмоций, которые заправляют всем, как кнопки геймпада.

«Душа» в этом смысле еще больший конструкт(ор): абсурдная идея призвания сталкивается с абстрактным «просто путь, просто жизнь»; математически-кубистские небеса — с высокотехнологичной тактильностью земного бытия; небесная канцелярия — с нью-эйдж-гармонией; медстраховка — с софитами; мужчина средних лет — с душой-подростком. Чтобы связать эти хештеги воедино, Pixar жмет на примерно безотказные болевые точки: в «Душе» отправная — смерть; небесные гэги всемогущи и необязательны; пугающая пупырчатость жизни-до-жизни зажата между очень земным котиком и зияющим порталом в Никуда; красота обыденности — концентрат ромкомовских нью-йоркских открыток.

Уколы эмоционального тела должны производить накопительный эффект, поражая цель друг за другом. Если не поплыть после первого — фатальной кончины Джо Гарднера, — то окажется, что «Душа» бьет по площади, превращая очередной «пиксаровский шедевр» в художественный аналог «Железной девы» — средневековое оружие пыток, в меру изящный саркофаг с гвоздями внутрь.

Ключевая беда души Pixar, в общем, не в самих приемах и антитезах. Со смерти начинается донблутовский шедевр «Все псы попадают в рай» (1989) или недавняя «Удивительная история Мароны». Грубое визуальное противопоставление миров только что продемонстрировал в «Легенде о волках» Томм Мур, да и вообще наглядное деление на квадратных и круглых в анимации — общее место, наследующее авангардным экспериментам Ханса Рихтера, заставлявшего воевать геометрические фигуры.

Вопрос в концентрации и выбранных образах. Как в «Головоломке» символом детского ужаса в миллионный раз выступает клоун, так в «Душе» есть обязательный для дел медитативных штамп про женщину из Тибета (you know, тибетские монахи — бренд похлеще клоунов и монстров из шкафа), а нервом жизни становится благородный джаз (в очереди на его спасение все еще мерзнет Дэмьен Шазелл).

Можно предположить, что и первое, и второе — частная деталь, особенность персонажей, но слишком уж они укоренены в массовой культуре, лежат на поверхности. Не может же интеллигентный афроамериканец средних лет любить рэп или что-то еще, а потому не фристайл или фанк, а джем-сейшн — синоним той самой непредсказуемой и бесцельной (в хорошем смысле) жизни. Подчеркивая это, отец говорит маленькому Джо:

«Джаз — это наш главный вклад в американскую культуру»

(фраза настолько неправдоподобная, что, может быть, вполне реальная).

Однако соул с ним, с представлением об универсальных категориях Доктера и Пауэрса. Может быть, эта замечательная жизнь должна иметь соответствующее звучание — не только в саундтреке Резнора и Росса, но в сюжетном строе? Позволит ли «Душа» вырваться персонажам из нарративной клетки, рекламирующей недостигаторское благо?

И тут Soul тоже барахлит: воспевая импровизацию и свободу от навязанного, мультфильм строго едет по рельсам, полагаясь на технологические достижения анимации и не допуская ни длиннот, ни мечтаний, ни — кроме строго оговоренного места под кленом — залипания на окружающий мир. Эту меркантильность подчеркивает предфиналье, где каждый этапный эпизод занимает свое место в мелодии души Джо, когда он раскладывает артефакты процесса на фортепиано.

Вообще, расчетливость, а не душевность кажется ключевым свойством Soul: и дело даже не в том, что Доктер и Пауэрс не стали играть в Кассаветиса или мамблкор, чтобы показать шероховатость и тягучесть воспеваемого ими процесса жизни.

Очевидно, что идея о красоте заурядности принимается гораздо проще, когда у тебя за спиной портал на тот свет (в эфире «Сдохни или умри»), а не в одинокой меблирашке с дырой на жопе. Как бы «небеса» ни пугали своей бюрократичностью и ни развлекали неймдроппингом, их роль — иллюстрированный букварь происходящего в душе Джо. Весь тот же путь он мог проделать: а) не умирая; б) вообще без «волшебных помощников» — судя по всему, ему достаточно было выйти на сцену (роль леденцов и кошачьей жизни в новой расстановке приоритетов установить затруднительно). Однако Pixar предпочитает лечить одержимость гильотинированием.

Всю линию с мятущейся и задающей верные вопросы 22-й утверждается, что ей нужна «искра» — то ли талант, то ли призвание, а в действительности — хобби, позволяющее эфемерной душе найти зацепку к будущему земному бытию. Известие, что это не цель в жизни, а, в общем, мелочь, символический жест, наклейка из супермаркета, — делает весь процесс довольно бессмысленным. Не в том джазовом смысле, которого добиваются Доктер, Пауэрс, Резнор и Росс, а скорее в формате «тень на плетень»

Тут уж либо «звонок для учителя», либо «сыграй мне нежно». Если парадиз Великого до — на самом деле пародия на капиталистические комбинаты надежды, прививающие человечеству «американскую мечту» и жажду великих свершений, — его влияние на сознание неродившегося человека выглядит несколько бездоказательным. Если же великое прозрение в том, что идею цели человечеству программируют в базовых настройках, которые потом всю жизнь приходится преодолевать, — то не является ли это заводским браком? Или души запоминают квест с «искрой» и невольно повторяют его в действительности?

Предложенные установки звучат противоречиво — и все встает на свои места, если вспомнить, что подопечную Джо зовут 22-й. Сама концепция мультфильма — чистой воды военная уловка из романа Джозефа Хеллера, которая не позволяла летчикам ВВС закончить службу по состоянию ментального здоровья. Если ты болен — то служить никак нельзя, но если ты подашь рапорт о трудностях с психикой — значит, ты все осознаешь и вполне здоров.

Как бы там ни было, сама «Душа» именно базовые настройки и олицетворяет — с поправкой на момент, когда «американская мечта» эволюционировала от «ты все можешь» до «да делай, что хочешь». Ее мало интересуют обстоятельства жизни героя, которые нельзя поэмоциональнее продать. Мог ли Джо Гарднер со спокойной душой кайфовать от преподавания, пока ему не получил место в штате? Не является ли концертная деятельность социальным лифтом, который укрепил бы стабильность его заработка и подарил возможность пялиться на кленовые носики, а не думать, на что купить штаны, как и его отцу, сбегавшему в бар от повседневных забот? Действительно ли 22-я на Земле окажется в рекламных декорациях, подобных NY, или ей тоже придется жить по принципу «одним словом — выкручиваюсь, одним словом — верчусь», пытаясь заставить себя «наслаждаться каждой минутой»?

Образующийся к финалу ком удобных недомолвок, обклеенный слоганами о красоте незначительности, в итоге вызывает скорее ярость, чем благодарность после сковывавшего 2020 года. Паришься по жизни? Да не парься, посиди под деревом.