1 августа в российский прокат выходит «Маленькое красное платье» — лента британского режиссера Питера Стриклэнда, в которой фигурирует платье-убийца, живые манекены и жуткий дух капитализма. Редактор сайта «Искусства кино» Алексей Филиппов изучил, что находится на разных этажах этого завораживающего универмага желаний и страхов современного человека.
Расплывчатые английские 1990-е, задекорированные под 1970-е. Разведенная работница банка Шейла (Марианн Жан-Батист) живет с сыном-художником Винсом (Джейганн Айех), который тоскует по отцу, нашедшему пассию помоложе, и, кажется, спит с моделью сильно старше (Гвендолин Кристи). За окном — вакханалия семейного и любовного праздника: вселенная готовится к Рождеству, в оплоте открыточной идиллии — местном универмаге Dentley & Soper’s — монструозная распродажа (долой 60–70% от цены). Превращенная мужниным равнодушием, сыновьим презрением и рабочей функциональностью в многозадачный ходячий манекен, Шейла ищет друга для сердечных встреч в газетной рубрике «Объявления». Для продуктивного ужина с одним таким кандидатом в суженые — лупоглазым афроамериканцем по имени Адонис (Энтони Адекум) — она приобретает в D&S уникальное красное платье. Разумеется, с кровавым секретом: наряд идеально сидит, излучает сексуальность, но оставляет подозрительное ярмо на груди и неистовствует в платяном шкафу. Очевидно, что без жертв не обойдется.
«Маленькое красное платье» британского визионера Питера Стриклэнда (в оригинале — In Fabric, то есть «В ткани») продвигают как городскую страшилку в эстетике джалло про платье-убийцу. Однако подлинный страх местного бытия не в смерти от рукавов сексуального наряда. Страшнее, разумеется, такая жизнь: Шейла — одинокий кружочек пенни в деньгохранилище потребления (воздуховод напрямую соединяет универмаг с ее банком); женщина, будто лишенная тела, помыслов и сексуальности, низведенная до масок «сотрудница» и «мать», неловко ищущая любви при помощи газетного прототиндера.
Платье с мистической историей (его единожды надела модель, затем погибшая) среди полок безысходности обещает долгожданную близость и выглядит оправданным риском (еще и по дешевке — со скидкой 60%). Мир In Fabric — это герметичная вселенная победившего фетишизма и тотальной торговли: вся местная одежда направлена на секс; современный художник Винс завороженно рисует гениталии возлюбленной; по телевизору нон-стоп крутят рекламу универмага, которая способна въесться в сны и мозги потребителей; банк пьет дивиденды из Dentley & Soper’s, как какой-нибудь вампир кровь.
Мистическое измерение работы Стриклэнда нанесено на эту абсурдистскую антиконсьюмеристскую сатиру тонким слоем: работница универмага мисс Лакмур (румынка Фатма Мохамед, постоянно снимающаяся у Стриклэнда) говорит с демоническим среднеевропейским акцентом; она и все другие работники D&S (выделяется комично-жуткий старик) изъясняются исключительно велеречивыми фразами-слоганами, обещающими покупательницам не товар, но смысл жизни; наконец, в подвалах заведения совершаются непонятные действия с манекенами — которые то ли были когда-то людьми, то ли за них почитаются.
В параллель с этой издевкой над вырвиглазным миром фэшна и фетиша картина апеллирует к эстетике джалло: избыточной, кровавой, зараженной мистическим духом неизведанного. При этом, если выкинуть стилистические изыски, можно рассмотреть параллели с эстетской экранизацией «Двойника» Достоевского, которую, с оглядкой на «Жильца» (1976) Романа Полански, шесть лет назад осуществил Ричард Айоади. Однако Стриклэнда завораживает не только драма маленького человека (тм), и даже не то, как люди наделяют предметы сакральным смыслом и буквально отдают жизненную энергию, чтобы те могли занять какое-то существенное место в их мире.
Вся эта потусторонняя изнанка, данная, по сути, в качестве соединяющего фантазии и реальность шва, сталкивает древнейшие мистические силы, питающиеся от человеческих желаний, и новейшее колдовство технологий, рекламы и прочих хищных вещей XX века. Рекламные речевки и жесты продавцов хламом и счастьем малоотличимы от ведьминских ритуалов; разве что телевидение и сетевая торговля сделали их более растиражированными в мире, где выше всего, несмотря на триумф унификации, ценится показная самобытность.
Оттого центральный образ картины — гипнотическая спираль, угадывающаяся в витринном узоре или водовороте вещей в иллюминаторе стиральной машины. К слову, демоническое платье, восстанавливающееся от любых повреждений, вступает в яростный конфликт с этим приспособлением по возвращению подобия молодости. Так, очевидно, все же происходит бунт индивидуальности против механизма, сопротивление чародейской уникальности этой завораживающей отлаженности. (Местные жители комично впадают в транс, стоит им услышать сухие подробности об устройстве стиральной машины.)
Именно манипуляции людей друг другом и интересуют Питера Стриклэнда на протяжении десятилетней режиссерской карьеры. В «Студии звукозаписи «Берберян» (2011) тихий звукорежиссер (Тоби Джонсон) отправляется в Италию, чтобы заняться саунд-дизайном малоизвестного джалло, а в итоге проваливается в мир собственных фантазмов и комплексов. В «Герцоге Бургундии» (2014) лесбийская пара (Кьяра Д’Анна и Сидсе Бабетт Кнудсен) решает вопрос о подчинении — физическом, психологическом — и представлениям о женственности. В продолжении этой линии «Маленькое красное платье» оказывается полноценной галереей подавленных желаний и обманчивых способов их утолить. Подлинный кошмар этого остроумного и сардонического хоррора в том, что человеческие мечты и фобии натурально становятся топливом для новой ворожбы, которая отличается от старой размахом и цинизмом. У этой магии, превращающей якобы в кого-то другого, соблазнительная скидка, но очень высокая цена за возврат.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari