Мальчик девочку убил. Версия: Сериал Геннадия Островского «Волк»

14 серий «Волка» я смотрела взахлеб, оставив попытки дистанцироваться от экрана и — по привычке — рефлексировать увиденное на ходу.

Погружение было полным, никакого зазора между субъектом и объектом. Второй просмотр, теперь уже намеренно отстраненный, — и тот же эффект.

Так понимаешь, откуда что растет.

Мне стукнуло семь лет, стояло лето 1943-го, и я услышала, как мама громким шепотом рассказывает старшей сестре про таинственное убийство дочери посла Нины Уманской на Каменном мосту. Картинка, возникшая на сетчатке глаза, сильно затуманилась с тех пор, но все же сохранилась — примерно в таком качестве, как кинокадры мокьюментари в сериале, запечатлевшие Нину на роликовых коньках. На моей картинке мост дощатый, хлипкий, падающая девичья фигура расплывается пятном возле перил. Все понятно: мы недавно вернулись из эвакуации, из татарской деревни, я на своем веку еще не видела ни Большого Каменного моста, ни Дома правительства. Но отчего образовался такой силы триггер, активный и семь десятилетий спустя? В семь лет я кое-что узнала про войну, но понятия не имела про Эрос и Танатос, эту неразлучную парочку. Я еще, как сказал бы Бахтин, «не совпадала со своей наличностью». А в наличности была матрица бессознательного и был паттерн, без спросу толкнувший меня в сторону трагического, запретного, инфернального. Вытеснить аффект, случившийся в момент услышанного, не получилось на протяжении долгих десятилетий. Пока я не увидела сериал Геннадия Островского. Это чудо, но режиссер работает в тональности, окликающей экзальтированную детскую чувственность, уязвленную леденящей душу историей.

Мой coming out объясняет мое пристрастное отношение к сериалу и мое право на личную оптику. Сквозь ее магический кристалл я вижу работу выдающуюся, едва ли не самую значительную в кино последнего года. Не очередной «сериальный продукт», а сложносочиненное произведение высокого разбора. «Нацбест» 2009 года Александра Терехова «Каменный мост», «по мотивам» которого написан сценарий и снят сериал, в лице Геннадия Островского, режиссера и автора экранизации, нашел идеального читателя и адекватного интерпретатора. Даже литературные критики всплеснули руками, не обнаружив существенных изъянов в кинематографической транскрипции романа. Это и впрямь удивительно, однако сравнительный анализ романа и сериала — тема для отдельного лонгрида. Замечу лишь, что архисложный нарратив модернистского романа, противящийся выпрямлению и упрощению, не влезающий в прокрустово ложе линейного повествования, ставил перед автором сериала головоломные задачи. Он решил их преимущественно в монтаже, и сценарий писался с заранее рассчитанным прицелом. Причудливая, если не сказать произвольная, монтажная складка материала, флешбэки разной длины, интроспекции, ассоциативный монтаж, мгновенный переброс действия во времени — подобные вольности и воспроизводят структуру романа с его замысловатой темпоральностью.

Что не получилось: рассказ от первого лица, исповедальность. Брутальный Денис Шведов в роли экс-разведчика Александра Волка, из чувства долга взявшего на себя расследование убийства друга детства Лёни Гольцмана (завязка, нужная лишь для того, чтобы выпустить джинна из бутылки!), не стал alter ego автора, да и актеру не ставилась такая задача. В романе расследование ведет журналист, в сериале — отставной полковник ГРУ, профи, в свое время выполнявший секретные задания Центра, не понаслышке знающий, что такое резня. Зато стремительно набирающий популярность Антон Васильев, сыгравший Бориса Миргородского, армейского кореша Волка и соратника по расследованию, не дает сюжету скатиться в откровенный функционал навигатора по сериалу, действие которого развивается в нескольких временны́х пластах — от условно нынешнего дня и ретроспективно до 40-х годов прошлого века.

Статус личного авторского месседжа режиссер оставляет за собой. Поток авторского сознания веет над изображением, преобразуя такой технологичный жанр, как триллер, в целостное высказывание. Я бы даже сказала жестче: идеологическое высказывание.

Тот самый джинн ворвется в сюжет без вводных слов. Как снег на голову. Как антропоморфная протоплазма, извергнутая из хтонических глубин.

Единственный флешбэк на полях войны: советский солдат, оказавшись в окопе только что отступившего противника, застрелит немецкого поваренка, отнимет у мертвого термос с едой и станет целеустремленно пожирать какое-то варево. Невесть откуда взявшегося офицера с угрозами и призывами к воинской дисциплине он вырубит выстрелом в живот. Чтобы не лез под руку.

Нагрянут особисты, трибунал, приговор и свежевыкопанная яма: его хотят закопать живьем. (Уж не вернуть ли земле ею порожденного монстра? — неявных хтонических аллюзий в сериале достаточно.) В обмен на сохранение жизни солдат соглашается служить под началом своих палачей. Зовут его Безрук. Документы он получит на имя Долгова. К нему — ключевому фигуранту сериала — стекутся, впадая одна в другую, все сюжетные линии.

Безрук-Долгов — антагонист автора. Этот персонаж подвергнут пристальной реконструкции, режиссерской и актерской. В его роли снялся Артур Смольянинов, и это выдающаяся актерская работа. Вот где пришлась кстати сложная фактура актера, затруднявшая его путь и наконец ставшая подспорьем в роли, мало сказать, «типичного представителя» тайной полиции времен Берии. Безрук —

архетип. Выживший в Голодоморе детдомовский волчонок, безотцовщина, управляемый лишь базовыми инстинктами, благодаря стечению обстоятельств и хорошо усвоенным урокам станет палачом, кому пофартит прибрать к рукам «золото партии». (Помнится, в перестройку был долгий звон на эту тему и рассосался без следа.)

На Безрука завязан главный драматургический узел фильма. Именно его с перерывом в два года дважды назначают убийцей Константина Уманского (Сергей Маковецкий) — одного из основных персонажей сериала. Дипломат в ранге посла — в США, позже в Мексике — под колпаком спецслужб. Первое задание о его ликвидации отменят на ближних подступах к цели. Безрук не внакладе: он унесет из гостиничного номера экзотическую бутылку спиртного и приглянувшийся ему фотопортрет очаровательной девочки. Девочка окажется дочерью посла.

Роль Нины Уманской в исполнении Варвары Феофановой, выпускницы мастерской Владимира Рыжакова в Школе-студии МХАТ, — актерское событие. (Актриса сыграет также и реинкарнацию Нины — обдолбанную певичку Стар из подпольного клуба.)

Нина — сердце всей многовекторной истории, ее сквозная боль, персонификация обреченности инаковых, кто не поддался советской пропаганде, оказавшись по каким-то причинам вне ее.

Ромео и Джульетта эпохи развитого тоталитаризма, выросшие в инкубаторе для избранных дети советской элиты — дочь посла и сын министра авиационной промышленности Володя Шахурин однажды примут роковое решение: Сталина нужно убить. Гуляя в подмосковном Бутове, слегка заблудившись, они станут свидетелями расстрела «врагов народа». Обыденного, как грибная охота.

Дети планируют операцию в Парке Горького на выставке трофейного оружия, где ожидается политбюро в полном составе. Они одалживают пистолет у одноклассника Вано Микояна. Они клянутся друг другу не сдаться спецслужбам. Володя обещает Нине застрелить ее. И сделает это, когда оба поймут, что их выследили. Он убьет ее наповал, пустит пулю в себя, протянет в коме еще сутки.

В густонаселенном сериале нет бесспорного протагониста. Уж точно не Волк. Он «командир», в лучшем случае Вергилий, проводник в царстве мертвых, эксперт по кругам ада, прикрытого логотипом акционерного общества «Тепловые машины», аффилированного с силовыми структурами.

К тому же не волк он по сути своей. Волк, волчара носит другую фамилию: Безрук, псевдоним — Долгов. Смысл проекции, видимо, в том, что Волк и Безрук — коллеги, оба засветились в спецслужбах.

И все же Нина Уманская — она и есть протагонист автора без его ведома и согласия. Идеальный, идеализированный, несколько литературный. Но можно ли в российском кино обойтись volens nolens без русской классики? Вопрос риторический. Нина, сыгранная Феофановой, кольнет своей типажной схожестью с бунинской гимназисткой из «Легкого дыхания».

И в сериале, и в литературном оригинале мы не раз упремся в Достоевского, заклинавшего от гибельного исторического поворота, на который Россия все-таки пошла, соблазненная бесами. Соня (тончайшая Алевтина Тукан), лучшая подруга Нины, — отпрыск Смердякова по прямой, обожательница и ненавистница, униженная своим низким происхождением, сгорающая от социальной зависти и мстящая за свою отверженность всему миру, — она-то и убила Нину. Сдала товарищу Долгову и ее, и Володю, в которого безответно влюблена, — из лучших верноподданнических побуждений. А Володя Шахурин (Виталий Андреев) — один в один из породы достоевских «русских мальчиков», из тех, кто уверенно исправляет карту звездного неба.

Ни одна душа их не видела, и в протоколе дела об убийстве на Каменном мосту подобных показаний нет, но мы-то видели! На ступенях моста, куда свернули дети, подозревая слежку, был Долгов и была Соня. Соня каялась и оправдывалась, Долгов убеждал бросить оружие, обещал помочь. Дети погибли на глазах — его и Сониных. Долгов схватил Соню и вместе с ней скрылся за той самой дверью под мостом, в которую лет эдак 70 спустя однажды войдет Волк. И окажется в подземелье, а если без мистики — то в подбрюшье моста, куда выведены коммуникации эксплуатационного хозяйства. Инкрустированная эмблемой серпа и молота дверь окажется символической границей с потаенным прошлым, где прячутся следы убийц и Лёни Гольцмана, и тех невидимок, кто охотится за группой расследования Волка. Встык монтируется эпизод: Безрук-Долгов с чуткостью зверя напрягается с вальтером в руке, будто сквозь толщу времени чувствует угрозу из будущего, поступь Мстителя, пришедшего воздать ему, убийце и бандиту. Так читается план, датированный 1943 годом, пока он резко не поменяет модальность вслед за вторжением в коммуналку «группы товарищей» из тайной полиции — нижних чинов НКВД в штатском, снаряженных на очередное «мокрое дело». Осталось только Безрука прихватить. Без него никак.

Оба прочтения релевантны. Обе модальности пересекаются на протяжении всего сериала: нейтрально изъявительная, фиксирующая реальности «здесь и сейчас», и тревожно вопрошающая, обращенная в мрачную бездну прошлого. В самый раз процитировать реплику одного из персонажей сериала, историка московских кладбищ Кипниса (коронная роль Александра Семчева!): «Смотрящие за прошлым зорко следят за будущим».

Триллеры, боевики, детективы — группа жанров действия вроде бы исключает метафоры и прочие стилистические фиоритуры по определению. Но правил нет без исключения. Сериал «Волк» легко смотреть как захватывающий авантюрный кинороман, листая серии. Если бы не исторические аллюзии и актуальный метасюжет про вытеснение памяти о преступном прошлом сталинизма, что поднимает «Волка» на уровень постимперской рефлексии, каковая еще и не начиналась в нашем обществе. Чувствительный на старости лет сановный генерал КГБ Сухих (Аристарх Ливанов) цитирует Волку макиавеллиевские ламентации лучшего друга чекистов: «Правду охраняют батальоны лжи».

Исторический дискурс коренится в авторской установке. Снимая жанр, Геннадий Островский держит в фокусе свое личное отношение к сталинской диктатуре, к чекистам, к практике террора, массового и индивидуального.

Вымысел опирается на скупую фактологию. Строго говоря, на все 14 серий только два (!) эпизода имеют документальную проекцию: гибель Нины и Володи и гибель посла Уманского в авиакатастрофе.

Трагическая история отроческой любви. Драма безутешного отца. Авторские версии кошмара среди бела дня 3 июня 1943 года, причинно-следственные связи составили толстенный роман, экранизированный ангажированным постановщиком. Геннадий Островский, яркий кинодраматург«Русский регтайм», «Бедные родственники», «Механическая сюита», «Любовник», «Мой сводный брат Франкенштейн», «В движении» — избранные сценарии Геннадия Островского. Сергей Урсуляк приступил к съемкам фильма «Праведник» по сценарию Геннадия Островского. с опытом театрального режиссера, придумал для сериала новые сюжетные линии, мистическую в том числе.

При повторном просмотре меня осенило, будто в сериале есть мысленное зеркало, двояковыпуклое. В него смотрятся прошлое и настоящее, реальное и ирреальное, смешиваясь в единый поток. И хотя материальный мир «Волка», все фактуры скрупулезно реалистичны, неявная фантомная подсветка напрягает повествование, по-русски говоря, до белого каления.

В повествование втянуты исторические персонажи: лица высшего эшелона власти — Сталин, Берия, Молотов, Буденный; чрезвычайные и полномочные послы — Максим Литвинов, Константин Уманский; милиционер возле моста в момент трагедии; бомжеватый прохожий, первым увидевший мертвых детей; коллекционер с блошиного рынка; начальник охраны старика Долгова; фотограф, имеющий доступ в закрытые сообщества; коллектор, вышибающий долги, — галерея образов создает активно работающий фон, задающий драйв. Отдельной строкой — актеры, снявшиеся в эпизодах. Игорь Ясулович блеснул в роли старика Дашкевича, экс-бухгалтера советского посольства в Мексике; Елена Подкаминская сыграла посольскую стенографистку Тасю, возлюбленную Уманского, в тонкой огранке усталости, женской тоски и готовности нести свой крест. Наконец, сам Уманский, отец Нины. Сергей Маковецкий в этой трагической роли работает в сложной амбивалентной технике. Экстраверт-сангвиник, прекраснодушный краснобай, играющий строго по правилам, комар носа не подточит, таит от чужого глаза свою рефлексию, свою внутреннюю глубину, на которой он знает такое, чего лучше бы не знать. Он человек системы, поглотившей его с концами. Одна отдушина — любовь к дочери Нине и служение ей как оправдание подлой жизни. Не знаю, была ли у Маковецкого модель, делать роль с кого, но попал он точно. Во времена сталинской тирании формировался подобный тип интеллигента: раздвоенная личность, преданность идеалам коммунизма на фундаменте основного инстинкта и чистой прагматики: иначе жить нельзя, ибо шаг в сторону жестоко наказуем.

Уманский балансирует на проволоке, понимая, что может сорваться в любую минуту. Он делает все возможное, чтобы оставаться незаменимым на своем посту. Ведет торги с мексиканскими властями, чтобы вытащить из тюрьмы Меркадера, убийцу Троцкого, обменять его на поставки нефти; пытается советизировать Мексику и — боже мой! — верит в эту утопию.

Тем временем в Кремле затевается новая игра.

Передел Европы грядет, это ясно уже летом 43-го, в ходе Курской битвы и в предчувствии триумфальной победы. Закон паритета диктует оставить Мексику акулам империализма, и никто не помешает Советам вводить свой порядок в Восточной Европе. Но пока Уманский персона грата в Латинской Америке, в самый раз использовать его втемную. Берия замышляет рискованную авантюру. В партнеры пригласит только одного человека — Безрука.

Второй после гибели Нины ударный эпизод сериала, эпизод страшной гибели ее родителей, случится после того, как Уманский в результате долгих манипуляций поверит, что его дочь жива. Безрук использует внешнее сходство Нины и Сони, ставшей после ее гибели пленницей и наложницей своего спасителя. Американским киноаппаратом — трофей после очередного убийства — он снимает ролики, где Соня, одетая в Нинины вещи, изображает Нину. Соня пишет письма «папе», она давно научилась имитировать почерк подруги. Письма и ролики пересылаются Уманскому, по ночам в кинозале посольства безутешный отец их смотрит и верит.

Эти мучительные кадры в сериале — умопомрачение рационалиста и прагматика, уже сломленного, готового на любое преступление — только бы обнять свою дочь.

В ожидании обещанной встречи с ней он полетит в Коста-Рику, повезет туда мешки валюты («представительские расходы»), самолет рухнет, едва взлетев. На месте катастрофы Уманского дострелит Безрук и переправит валюту в швейцарский банк. Один из.

Параллельно в Москве, в Сокольниках, на узком диване в убогой комнатке Долгова, выкрашенной зеленым «маслом», погибает Соня. Расстройство личности прогрессирует, она выдает себя за погибшую Нину. Соня и «товарищ Долгов», как она обращается к Безруку, — их отношения, эволюция характеров — тут включаются хрестоматийные мотивы связки «палач и жертва»: стокгольмский синдром и другие девиации с отсылкой к «Ночному портье». Безрук привязался к Соне, а может, даже полюбил ее. Вернувшись из дальних краев, в кровь избитый подельниками (для порядка), он одаривает свою женщину шелковыми чулками — как у Нины. Когда за ней пришли люди Берии, Безрук порубил их в капусту. Резня бензопилой — всего лишь физиологически отвратительная страшилка в сравнении с этой сценой, сыгранной и снятой так виртуозно, что швов не видать.

Каким образом ему удалось избежать наказания за ту кровавую расправу — ответа нет. Но — удалось! Ближе к финалу Волк все-таки доберется до старика Долгова (последняя и замечательная работа Виктора Проскурина). В окружении большой семьи, кучи веселых детей, нянек, приживалок, обслуги, учредитель и президент крупнейшей в Европе корпорации «Тепловые машины» Долгов живет в подмосковном имении под неусыпной охраной, ни дать ни взять папа Корлеоне. Само собой, Долгов контролирует рынок. Однако главная его головная боль — блокировать всякое поползнование, любую попытку раскрыть криминальную структуру под вывеской «Тепловые машины» и вывести на чистую воду его самого, преступника государственного масштаба.

В процессе расследования Волк теряет лучших друзей и соратников, едва не погибает сам. Парадокс, но конкретных доказательств, необходимых для возбуждения судебного дела, он так и не добудет! Старик Долгов трезво оценит обстановку, не ровен час его бизнес и его самого прижмут к стенке. Он поставит на старый патефон любимую пластинку — из тех, что привез когда-то из успешной командировки. И пустит себе пулю в горло.

Нет сомнений — похороны будут пышными.

P.S. Визуальным рефреном через весь сериал проходит снятый с верхней точки (с дрона?) общий план современной Москвы. Неизменно на крупном плане рубиновая звезда одной из кремлевских башен. В перестроечной эйфории дискутировалась идея заменить эзотерическую символику на оригиналы — двуглавых орлов, герб Российской империи. Был момент, когда вокруг звезд возвели строительные леса. Их отреставрировали, и звезды засияли как новенькие.