Зачем живут люди: астеничный китайский «Длинный день»

Молодая Ли Цань живет в съемной квартире с трехлетней дочерью и малоприятным бойфрендом (он не отец ребенка). Любви нет, денег нет — как мы увидим дальше, мир фильма «Длинный день» вообще определяет именно нехватка. Ли Цань крадет еду в супермаркете, ее арестовывают, дочь остается одна в квартире. В это время продавщица из супермаркета возвращается домой в такую же съемную квартиру и скандалит с соседом. В это время молодой курьер доставки покупает мопед за 500 юаней и ездит по адресам. Сюжетные линии расходятся и сходятся опять, длинный день уходит в ночь.

Те, кто часто смотрят кино на фестивалях, знают: если нужно выбрать фильм для просмотра из нескольких, о которых ничего не известно, то выбирать следует китайский. Это правило оказалось справедливо и для международного конкурса владивостокских «Меридианов Тихого». «Длинный день» дебютанта Ло Юймо выгодно отличается от основного массива арт-фильмов, чьи авторы с большей или меньшей степенью убедительности пытаются воспроизвести готовые схемы фестивального успеха. Это безбюджетное и по духу студенческое кино, почти случайная находка Сахалинского кинофестиваля, где в августе прошла мировая премьера. Но, в отличие от многих более профессиональных картин, «Длинный день» все же отмечен искренним желанием эстетического поиска — хотя и у него, конечно, легко определяются несколько авторитетных предшественников.

«Длинный день» — упражнение в аскетизме, сделанное в соответствии с триадой Брессона: «Строй свой фильм на белом, молчании и неподвижности». Все избыточное удаляется из кадра, начиная с цвета и движения — фильм снят исключительно статичными планами, да и внутри их действие не всегда динамично (в какой-то момент одна из героинь шесть минут читает книгу под музыку в наушниках). Драматургия упрощена до элементарных действий, что особенно наглядно в линии курьера доставки — в основном он просто перемещается между пунктами A, B и C. Его профессия, эмблематичная для мира цифрового капитализма, представляет собой набор автоматических действий, биологическое расширение приложения в телефоне. Такими же автоматами в конечном счете являются все без исключения персонажи «Длинного дня». Они движутся через мир, как будто повинуясь алгоритму, да и сам этот пластмассовый мир не оставляет им других возможностей.

Неназванный город в «Длинном дне» лишен индивидуальных черт. Это нагромождение домов и дорог, меблированных квартир с белыми стенами, лифтов и стеклянных дверей: постмодернистский извод человеческого общежития. В этом пространстве людей — элементарных частиц — отсылки к жалостливому гуманизму «Похитителей велосипедов» выглядят печальной иронией. Несмотря на внимание к трудовой жизни пролетариата и проявления объективного реализма, интонация и метод Ло Юймо похожи не на Де Сику и других неореалистов. Гораздо большее объединяет его с уже упомянутым Брессоном, а также Жан-Мари Штраубом и Даниэль Юйе, которые тоже работали с актерами как с «моделями» и камеру лишний раз не двигали.

В драматургическом же смысле Ло Юймо описывает свой метод как череду вычитаний. За основу сюжета он взял случай из газеты — заметку о наркозависимой женщине, которая попала в полицию и оставила дочку без присмотра; сочинил драматические события, после чего последовательно исключил из сценария события и драматизм. В результате этой процедуры герои «Длинного дня» оказались лишены воли — события фильма происходят как бы сами собой. И гуманизм Ло Юймо приобретает пессимистический оттенок, обнаруживает в себе черты фатализма и едва ли не нигилизма. «Брат Гань, зачем живут люди?» — неожиданно спрашивает на попойке бойфренд Ли Цань. «Низачем, ждут смерти», — отвечает его коллега, и лапидарная по-балабановски фраза подводит итог этого немногословного и невеселого фильма.