Актер Маттиас Шонартс — новый настоящий мужчина: слезы, страх, депрессия, смерть

Если вчитаться в послужной список Маттиаса Шонартса, актера, чье лицо знают все, а имя выучили единицы, можно увидеть, что почти каждая его роль — как удивленный возглас. От фильма к фильму Шонартс пытается найти ответ на риторический уже вопрос: зачем в XXI веке нужны мужчины? Те самые, с твердым, волевым подбородком, аррогантным прищуром, вечной сигареткой между зубов, развитым плечевым поясом, обтянутым ковбойской рубахой или костюмом с иголочки, снисходительным баритоном, репликами впроброс типа: «Детка, а плесни бурбона». Чтобы, щелкнув золотым S. T. Dupontзажигалка — прим. ред., дать прикурить или сдачи другому такому же белому гетеросексуальному хлыщу, положившему глаз на чужую женщину. И от фильма к фильму Шонартс убеждается сам и убеждает нас — мужчины век был долог, да кончился, иссяк. Сегодня они — отработанный материал, очень скоро ими будут интересоваться лишь археологи. Замашки, весь ХХ век культивируемые изданиями вроде GQ или Esquire, придется забыть, а разговорчики отставить. Кто бы мог подумать, как все обернется, хотя бы пять лет назад?

Михаэль Р. Роскам мог, причем еще в 2011-м. Его «Бычара» о накачанном соматотропином валлонском фермере-големе как раз об этом, о крахе маскулинности, какой мы ее знали во веки веков. Воплощать свои ясновидческие идеи на экране Роскам поручил старому приятелю Маттиасу Шонартсу, который на тот момент мыкался от дурацкой картины к позорному ситкому. Маттиас — сын легендарного Джулиана Шонартса, критики называли его фламандским Марлоном Брандо и Клаусом Кински. Родители быстро развелись, отец безуспешно пытался бросить шальную свою жизнь, однако регулярно оказывался в психиатрических лечебницах, сводная сестра покончила с собой. С раннего возраста Маттиас знал, что актером ему не быть, слава отца точно придавит. Подростком он гонял в футбол и даже неплохо, в какой-то момент его прочили в профессионалы. Юношей увлекся стрит-артом, разукрашивал заброшенные дома на окраинах Брюсселя, имел псевдоним Зенит, его аккаунт в Instagram так называется и поныне. Но все было не то, в отсутствие творческой стези жизнь казалась пустой и глупой шуткой.

С Роскамом они познакомились в Антверпенской академии драматических искусств и сразу стали неразлучны. Как когда-то Мельвиль грезил американскими нуарами, пытаясь перенести «сороковые-роковые» на галльскую почву, так же и Роскам мечтал снимать динамичный жанр с уклоном в секс и страх эпохи 80-х: его кумирами были Лэндис, Лайн и Шредер. Мельвилю, чтобы достичь акметворческого пика — прим. ред., потребовался Делон. Роскам нашел свое альтер эго в Шонартсе. Их первый совместный опыт — сельскохозяйственная драма «Бычара» с вроде бы явным социальным привкусом (в кадре нищая Валлония как вечный упрек богатой Фландрии) — на самом деле разыгран по нотам древнегреческой трагедии. Субтильному Шонартсу пришлось раскачаться до объемов марвеловского Халка. Его герой, монстр с женским кокетливым именем Джеки, суть Минотавр, что бьется в лабиринте подсознания и в итоге сам себя пожирает. В интервью Шонартс рассказывал, что слепил Джеки из ролевых моделей юности — Джейка Ла Мотты и Форреста Гампа — бешеного быка и юродивого. В каждом мужчине прячется напуганный мальчик, сколько ни наращивай мышечную массу или толстую кожу, любое фиаско — будь то в постели с женщиной, в уличном конфликте или в офисных интригах — возвращает тебя немедленно в детство, к первым проигранным дракам и прочей дедовщине судьбы. После случившейся на заре жизни трагедии Джеки стоит перед выбором — культивировать свою травму и сдаться или вырваться вперед условным победителем. Выбор этот ложный. Каждый человек — и палач, и жертва одновременно. Или, как говорил классик, не бывает плохих и хороших людей, бывают люди в дурном или добром расположении духа.

С Роскамом Шонартс поработает еще дважды, но успех «Бычары» им повторить не удастся. И «Общак», камерный бруклинский междусобойчик вышибал и кидал, в котором Шонартсу досталась роль психопата-живодера на подпевках у Тома Харди, и «Страсть и верность», эксперимент неопределенной жанровой принадлежности, где Маттиас опять по ту сторону закона, остались неудачными попытками эпигона сравниться с идолами крайм-мифологии. Любопытно другое: и там и там, несмотря на полярность воплощенных характеров — в «Общаке» он больной ублюдок, в «Страсти и верности» чуть ли не Робин Гуд, которого сгубила femme fatale, — Шонартс уже обрел устойчивое амплуа слабака в шкуре коммандос, сломленного духом чемпиона, мужчины, похоронившего либидо, нести свое «достоинство» ему уже не под силу.

Пусть открыл Шонартса Роскам, звездой его сделал Жак Одиар. Он долго сомневался, брать ли никому не известного бельгийца на роль дуболома Али в дорогом его сердцу проекте «Ржавчина и кость». Любопытно, что и Одиар, который всю жизнь смотрел поверх отцовской славы на запад, ждал долгие годы момента, чтобы покорить фронтир, ворваться в маскулинный мир классических нуаров и вестернов («Ржавчина и кость» тоже снят по мотивам рассказов канадца Крэйга Дэвидсона, по уши влюбленного в англосаксонскую культуру), выбрал Шонартса из-за его впечатляющих мускулов и недвусмысленного пацанского шарма, а все равно заставил на экране не столько махать кулаками, сколько плакать, размазывая сопли по щетинистым скулам. Картину восприняли неоднозначно, ходивший по тонкому жанровому льду Одиар, по мнению многих, все-таки свалился в пучины дурного вкуса. Либо косатки-убийцы, либо моральное беспокойство. Как бы там ни было, Шонартс у Одиара хорош. Его Али — люмпен, для которого весь мир вокруг — неодушевленная материя. Гвозди бы делать из таких парней, что трахают, не моргнув глазом, безногую Марион Котийяр по той же логике, что и употребляют в пищу просроченные йогурты — еще шевелится, значит, годится, если дают, надо брать. Он обнаруживает существование параллельной вселенной, империи чувств, необязательно нежных, когда сталкивается с чем-то гораздо грубее себя — со смертью. Ей кулаком не погрозишь, она играючи перевоспитает любого.

После роли Али перед Шонартсом, разумеется, открылись двери французского кинематографа, но и за Ла-Маншем его тоже заметили. В ретро-пустячке «Кровные узы» у него роль проходная, а вот в «Версальском романе» или другой костюмной фреске «Вдали от обезумевшей толпы», довольно конвенциональной для пионера «Догмы» Томаса Винтерберга экранизации романа Томаса Харди, Шонартс уже приглашенная звезда. Но опять же, и Андре Ленотр, и Габриэль Оук эксплуатируют харизму поверженных, они будто утес, скрывшийся под водой, робкие неудачники, даже не осмеливающиеся укротить строптивых — Уинслет и Мэллиган. Роскошная гендерная фактура — пресловутый подбородок, профиль, бицепсы и голос с хрипотцой — все на ветер, ветер перемен, что несет, словно на крыльях, грозовой фронт эмансипации, накрывший и Пола из «Большого всплеска». Там Шонартс и вовсе играет классическую жертву усложнившейся на рубеже веков экзистенции. Не роль, а кейс из учебника по психиатрии, неврастеник, маскирующийся под надежду и опору, при первом же испытании попавший впросак, предав мамочку, оказался предан шлюхой. 

Еще больше напуганы герои Шонартса в «Телохранителе» и «Французской сюите» — вроде офицеры, военные люди, должны поддерживать честь мундира, а буквально дрожат от переполняющих эмоций. И снова ставка сделана Шонартсом на контраст телесной мощи и душевной хрупкости. В «Тайной жизни» Малика, он, кстати, воскресит своего Бруно фон Фалька, объект запретной страсти Ирен Немировски, врага, которого никто не выбирал.

Рифмуются между собой и другие его роли — чужого среди своих Мануэля из «Близких врагов», плачущего убийцы Романа из «Мустанга», отца семейства Михаила Аверина из «Курска», моего дяди самых честных правил Ивана Егорова из «Красного воробья». Брутальность Шонартса всегда напускная, агрессия — нервная, сексапильность — болезненная, его герои обречены с первых кадров проигрывать и погибать если не физически, то морально, а погибая, рыдать взахлеб, наконец-то догадавшись: да, в XXI веке мужчины низачем не нужны, разве только для того, чтобы женщины, научились на их примере, не допустили тех же ошибок.

Читайте также:

• Всегда в главной роли: портрет Алена Делона