Музыка, трава, любовь и купание голышом: феномен Вудстока в культуре и мире

«Вудсток — небывалое по своим масштабам событие: рок-фестиваль, собравший более полумиллиона людей на ферме близ городишки Бетел, штат Нью-Йорк. Это были три дня музыки, грязи, травы, любви, молока, купания голышом, поглощения кислоты, газировки, хот-догов, любви, музыки, метамфетаминов и многочасовых очередей в туалет — для тех, кто все-таки выстоял их».

Из колонки New York Times за 27 марта 1970 года

19 апреля 1943 года в Варшавском гетто началось антифашистское восстание, к Курску начали стягиваться танковые колонны, Сталин создал «СМЕРШ»Главное управление контрразведки, сокращение от «Смерть шпионам», а швейцарский ученый Альберт Хофманн первым принял ЛСД. После этого он отправился домой на велосипеде, и уже по дороге начал испытывать синестезию: звук становился цветом, а воздух — осязаемым; его можно было потрогать, и это было приятно. Все вокруг окрасилось в яркие цвета. 19 апреля 1943 годаТеперь — День велосипеда — это день, когда недавно синтезированный психотроп, которым собирались лечить шизофрению, открыл человечеству дверь в другое измерение. Мир, пока слишком увлеченный войной, заметит это открытие чуть позже — зато оценит по достоинству.

Конечно, наркотик не стал единственной причиной революции, которая нагрянет, как только подрастет первое послевоенное и самое привилегированное за всю историю поколение беби-бумеров. Но послужил серьезным ее катализатором: значение ЛСД, строго говоря, состоит не в его фармакологическом действии, а в символическом знании. Если очень захотеть, можно «прорваться на ту сторону»Break on through to the other side — строчка из одноименной песни группы The Doors.

Известен эксперимент «Домохозяйка 1950-х впервые принимает ЛСД» (вплоть до 1970-х годов ЦРУ активно проводило испытания ЛСД на животных и людях, зачастую без их согласия). Вначале скромно одетая девушка рассказывает, как записалась сюда добровольцем. Она не слишком эмоциональна, но уже через несколько минут ее не узнать. «Вот она, реальность, понимаете! Я?! Нет никакого я! — пытается она описать действие ЛСД, — как жаль, что я не умею говорить в техниколореТехнология получения цветного кинематографического изображения!» Домохозяйка 1950-х тоже символ — трагический и собирательный: птица в золотой клетке затхлого патриархального мира.

Уютным 1950-м осталось совсем недолго. Как заботливые родители, которые «отдали детям все, что могли», они подготовят техническую и экономическую базу для взрыва. Гитары окончательно станут электрическими, наркотики — легкодоступными, искусство — политизированным. Параллельно за обедом по телевизору будут показывать войны и революции, а иногда — отправлять на них. И даже домохозяйка из 1950-х уже поняла, что это не «настоящая» реальность, а настоящая — где-то далеко, уж точно за пределами их с мужем квартиры. Скоро за ней приедет Volkswagen T1 и куда-то увезет — например, в Сан-Франциско, где можно встретить «людей с цветами в волосах»Цитата из песни Скотта Маккензи San Francisco 1967 года.

1960-е в США — прежде всего огромный выплеск энергии, а потом уже — антивоенные движения, слияние с природой и борьба за права меньшинств (прежде всего — чернокожих американцев). Это десятилетие оставило после себя огромное количество заветов, апокрифов и житий. Последние, как правило, посвящены безвременно ушедшим святым — например, Дженис Джоплин и Джими Хендриксу.

Именно в 1960-е возникло такое явление, как большие музыкальные фестивали. Крупнейшим и первым в своем роде стал фестиваль в калифорнийском Монтерее (Monterey pop), который проходил с 16 по 18 июня 1967 года. Он собрал более 100 тысяч человек и окончательно утвердил статус рока как самого актуального жанра музыки (и отныне такого же респектабельного, как джаз).

Для съемок неигрового фильма о фестивале продюсерская команда наняла американского документалиста Дона Алана Пеннебейкера, автора знаменитой ленты про Боба Дилана «Не оглядывайся» (1965). Он принял предложение с радостью.

Монтерей был коммерчески успешен и породил целую плеяду фестивалей-аналогов. Вудсток оказался самым безумным, самым бездарно организованным и самым запоминающимся. Он увенчал десятилетие массового паломничества «на другую сторону», бесконечного роуд-трипа в поиске некоего «ответа» (вопрос при этом был сформулирован весьма невнятно). Три катарсических августовских дня (15–18 августа 1969 года) стали точкой невозврата для тех, кто верил во flower powerЛозунг ненасильственного сопротивления войне во Вьетнаме — прим. ред., а для некоторых святых, которым они поклонялись, — прощальной песнью. Хендрикс умрет 18 сентября 1970 года, Джоплин — месяц спустя, 4 октября 1970 года.

Всего Вудсток посетило 500 тысяч человек. Заборы снесли в первый же день, точнее — их вообще не успели достроить. Сочетание шапкозакидательского подхода и объективного невезения (сначала фестиваль перенесли из Вудстока в Уолкилл, потом из Уолкилла в Бетел) привело к тому, что убытки организаторов составили больше $1 миллиона. Вудсток не превратился в катастрофу только по счастливой случайности: не последним, надо думать, оказалось желание собравшихся доказать, что рай на земле все-таки возможен, хотя бы на три дня. За это время было зарегистрировано три смерти (но ни одного убийства) и двое новорожденных (причем один появился на свет прямо на сцене).

Из-за снесенного забора у организаторов не было возможности проверять и продавать билеты. «С этого момента Вудстокский фестиваль — бесплатный», — объявили со сцены. Даже стахановские темпы работ не помогли обеспечить площадку базовой инфраструктурой: приходилось выстаивать многочасовые очереди в туалет, купаться в близлежащем озере, вязнуть в серой жиже, в которую поле превратилось после ливня. Хиппи предпочитали ходить босиком и часто рассекали себе кожу на ступнях. Музыкантов било током прямо на сцене, оборудование отказывало. Но фестиваль продолжался.

— «Люди не знают, как жить, что делать. Они думают, что если они приедут сюда, они поймут, как жить дальше», — рассказывал какой-то голубоглазый парень съемочной группе Майкла Уэдли. Кинематографисты приехали снимать фестиваль, желая повторить успех Пеннебейкера, и в итоге им удалось даже превзойти его: лента получила «Оскар» 1970 года. Кстати, среди монтажеров фильма был Мартин Скорсезе. «Без этого фильма, — нескромно говорит он, — Вудсток был бы просто сноской в учебнике по истории искусств и несколькими фотокарточками в альбоме.

Обязательное слово для описание вудстокского коллективного восторга и единения — groovy. Дженис Джоплин несколько раз повторяет его во время выступления.

Groovy — «душевный», противоположное по значению слову square (узколобый). Термин groovy пришел из джаза, где означал произведение, обладающее хорошей музыкальностью.

На второй день на фестивале стала заканчиваться еда. Тогда местные жители, накануне фестиваля осаждавшие мэрию с протестами, организовали стихийные полевые кухни, где кормили «несчастных голодных детей».

Зловещей кульминацией трехдневного концерта стало авангардистское исполнение Джими Хендриксом гимна США. Хендрикс вышел в белоснежном костюме, с белым стратокастеромFender Stratocaster — классическая модель электрогитары наперевес — и, выкрутив ручку фланджераГитарный эффект, имитирующий рев авиационного двигателя до конца, предрек Америке тяжелое десятилетие. И правда, 1970-е станут временем жестоко подавляемых демонстраций, экономического кризисаНефтяной кризис 1973 года и неоконсервативного поворота в политике.

Вудсток принято считать «началом конца» эры хиппи. «Дети цветов» стремились к мировой гармонии, но нередко забывали об окружающих. Один из самых известных рок-критиков той поры, Уильям Голдстайн, описывает в книге «Еще один кусочек моего сердца» (Another Little Piece of My Heart) показательный случай.

В доме актера и танцора Вито Паулейкаса, выходца из «богемской тусовки»Так называемая freak scene — андеграундное течение, представленное в основном выходцами из Чехии, царила настолько «расслабленная» атмосфера, что ни у кого не хватало концентрации на бытовые нужды и уход за детьми. Белокурый и голубоглазый сын Паулейкаса Годо четырех лет от роду в это время бегал по дому и счастливо резвился, пока не упал с чердака. Через несколько часов он умер. «Я даже не знал, что на чердак был вход», — оправдывался Паулейкас. На какое-то время он погрузился в траур, но это не продлилось долго. Встретивший его через несколько недель Голдстайн вспоминает: «Когда мы встретились, его глаза сияли. Он показал пальцем на живот жены и хвастливо сказал: "Мой ребенок уже пляшет у нее в животе". Трагедия, произошедшая с Годо, была уже позади. Это был очень яркий пример того, как поколение, заточенное на оптимизм, судорожно хватается за удовольствие даже перед лицом наступающего хаоса».