Война и мир Тони Сопрано: 25 лет знаменитому сериалу

«Тому, кто безнадежно отстал, может показаться, что он бежит первым» (Джуниор Сопрано. Сериал «Клан Сопрано»)

Они много и подробно едят, а при встречах непременно обмениваются лобзаниями, похлопывая друг друга по мощным спинам, что, хочешь не хочешь, напоминает бывшему советскому человеку ритуальные рандеву старцев из Политбюро с представителями братских коммунистических партий в аэропорту «Внуково». С одной только разницей: там — партийный обряд, здесь — демонстрация теплых чувств с намерением выяснить, не скрывается ли у друга под одеждой микрофон для прослушки. Время от времени они убивают кого-нибудь. Иногда — членов своей семьи. Они — мафия. Клан Сопрано.

Вот, собственно говоря, краткое содержание одноименного сериала. Шесть сезонов, 86 серий по 58 минут каждая, если подряд — почти трое с половиной суток непрерывного просмотра...

Попытка познакомить с «Кланом...» российского зрителя на канале НТВ в начале нулевых годов закончилась полным провалом. И дело тут не только в стерильном, невыразительном переводе и неумелом программировании. Провалился не столько сам сериал, сколько российский зритель, не принявший этот шедевр американской телеиндустрии, буквально засыпанный на родине многочисленными премиями и «Золотыми глобусами». Второе пришествие «Клана Сопрано» уже на канале ТВ-3 в более аутентичном, хотя и шокирующем, переводе Дмитрия Пучкова (сетевая кличка — Гоблин), тоже не снискало массового успеха и было прервано якобы по требованию широкой общественности, которая оказалась не в состоянии выдержать обильный поток ненормативной лексики. Скандальный эффект не сгладило ни неимоверное количество «пиков», ни время показа — далеко за полночь.

За сериалами еще со времени «Просто Марии» прочно закрепилась репутация зрелища для домашних хозяек. Та или другая насильственно растянутая история с одним и тем же кругом действующих лиц. Вялая драматургия, большей частью пустые диалоги, почему бы и не посмотреть, не отрываясь от плиты. Признаю, что подобные заявления отдают определенным снобизмом. Правда, если выбирать между снобами и домашними хозяйками, то лучше уж последние. Вслед за своей женой я тоже стал пропагандистом «Клана Сопрано». Кому ни дам все шесть сезонов, которыми обзавелся на «Горбушке», так человек сразу исчезает из поля зрения, к телефону не подходит. Прошел фильм тестирование и в криминальной среде. «Пацаны» одобрили, говорят, «пробивает». Видимо, им понравилось, что рассказ идет не о каких-то там высокопоставленных «крестных отцах», которые сидят в четырех стенах и отдают команды. А о тех, кто «работает на улице», о рядовых тружениках преступного мира.

В Америке, как известно, гангстеры вызывают не меньшее восхищение, чем в России первые космонавты. Как ни парадоксально, наличие организованной преступности является своего рода мерилом демократии, таким же, как свобода слова, независимые суды, парламентская система и другие институты гражданского общества. Чем мощнее дерево, тем гуще его крона, тем больше тень, которую она отбрасывает. Чем мощнее демократия, тем организованнее организованная преступность. И наоборот, в тоталитарной системе в качестве главного бандита выступает непосредственно государство, никому не желая уступать свои прерогативы. В тоталитарной системе за решетку можно посадить кого угодно и когда угодно, в демократической — только на строго законных основаниях. Вот почему главе клана Тони Сопрано так долго и с таким успехом удается ускользать от длинных рук федеральных властей.

Действие «Клана Сопрано» происходит в двух измерениях — в семье (мир) и за ее пределами (война), что позволяет структурно сблизить фильм с великим романом Толстого, хотя у войны Тони Сопрано по сути нет никакого тыла. Линия фронта проходит и через его домашний очаг (у него непростые отношения с женой и двумя детьми, с сестрой, с матерью, которая выстраивает сложную схему покушения на собственного сына), не говоря уже о том, что, выйдя за ворота дома, Тони всегда рискует получить пулю от конкурирующих коллег.

Разлад царит и в душе главного героя (его блистательно играет Джеймс Гандольфини, обязанный своему персонажу выдвижением в звезды американского кинематографа). Добро и зло борются в нем с чисто шекспировским напряжением, наполняя характер героя прямо-таки трагическим масштабом и силой.

Тони по-своему стремится к счастью. Для него, потомка нищих итальянских эмигрантов, прибывших в Штаты в начале прошлого века, вырваться за пределы ниши для чужаков, очерченной жестко структурированной системой, а также обстоятельствами воспитания и среды, и пробиться к заветной американской мечте вариантов немного. Вернее, ему казалось, что всего один. Тот, который он выбрал. Но этот выбор не становится решением проблем. То человеческое, что живет в его душе, находится в мучительном конфликте с бесчеловечным образом действий, не находя исхода.

Свой проект счастья Тони видит, прежде всего, в обеспечении материального благосостояния собственной семьи. Жена не должна нуждаться ни в чем. Детям необходимо дать лучшее образование, иными словами, вывести их на правильную дорогу, по которой они будут шагать, не отягощенные грехами отца. Довольно головоломная задача, особенно когда на каждом шагу интересуются происхождением денег, а твое имя склоняют в новостных сводках в связи с деятельностью преступных группировок.

«Порядочный человек — это тот, который делает гадости без всякого удовольствия»,

— обронил однажды кто-то из мудрецов. Вот и Тони Сопрано идет на преступления без какого-либо удовольствия. Не потирая руки, не испытывая ни подъема, ни вдохновения и уж, тем более, без театральности и поэтизации разбойного ремесла, что столь присущи героям гангстерских саг прежних времен. Нарушение закона для него — сплошная рутина, как, скажем, для школьного учителя проверка опостылевших контрольных или для налогового инспектора — необходимость просматривать реестры злостных неплательщиков. Скучная, утомительная работа.

По пространству сериала рассеяно немало философских сентенций, но ключ к пониманию личности Сопрано наилучшим образом дает притча о лягушке и скорпионе, рассказанная Тони одной из своих жертв, бывшему однокласснику, у которого он отнимает бизнес в уплату карточного долга. Скорпион просит лягушку перевезти его на спине через реку. «Но ведь ты ужалишь меня», — сомневается лягушка. «Посуди, зачем же мне жалить тебя, ведь мы оба утонем», — убеждает ее скорпион. Лягушка уступает просьбе, и на середине пути скорпион, не в силах противостоять своей природе, жалит ее. «Так уж я устроен», — вторит скорпиону герой сериала. На протяжении марафонской дистанции один из актеров застрелился. Семидесятидвухлетняя актриса, игравшая роль матери Тони, умерла, и пришлось с помощью компьютерных ухищрений оживлять ее ровно на одну серию. Почти все актеры выясняли разнообразные, крупные и мелкие недоразумения с правоохранительными органами. Наркотики, избиение подруг, вождение машины в нетрезвом виде... Кажется, что сама жизнь не позволяла им выходить из создаваемых образов.

«Клан Сопрано» с полным правом можно назвать «энциклопедией американской жизни». Путешествуя вместе с героями по двухэтажной Америке, в отличие от той, с которой нас когда-то познакомили Ильф и Петров, вы наблюдаете различные стороны комфортного существования буржуазного среднего класса. Узнаете, как он развлекается, лечится от психических расстройств, воспитывает детей, пытается дать им то образование, которого были лишены родители, куда «сбывает» своих стариков. Его представители все без исключения одержимы гедонизмом, страстью приобретательства, абсолютно зависимы от мира вещей — автомобилей, холодильников, мехов, дорогих костюмов. Лишь изредка их цепляет мысль о том, что ждет всех нас там, за поворотом, за страшной загадочной чертой, где «нет ни печали, ни воздыхания».

В сериале «Клан Сопрано» практически отсутствуют однозначные сценарные и режиссерские решения — качества, которые, может быть, и отпугнули российского зрителя, привыкшего за последние десятилетия, чтобы ему все разжевывали, явно страдающего интеллектуальным пародонтозом.

Если есть продюсерское, режиссерское, наконец, актерское кино, то, видимо, есть и сценарное, обязанное своими достоинствами главным образом мастерству автора. «Клан Сопрано» — тот самый случай, хотя нет оснований умалять замечательный труд остальных, всех тех, кто был занят в этом глобальном проекте.

Автор его идеи, сценария и основной продюсер Дэвид Чейз вырос в Клифтоне, штат Нью-Джерси, самом что ни на есть заурядном из заурядных городов Америки, «столице посредственности», по меткому выражению Александра Гениса. «Войдя в чужое и прекрасно знакомое американскому зрителю пространство гангстерского жанра, — продолжает критик, — Чейз разрушает его изнутри. Его мафия не просто ужасна, она ужасно банальна. И никакие преступления не могут затмить трагедии тоски и скуки убогого провинциального городка. Представим себе, что «Крестного отца» написал Чехов, да еще с помощью Беккета...»

«Другие сценаристы пишут про других: адвокатов, врачей. Но я умею писать только про себя и свою семью»,

— говорит о себе Дэвид Чейз. Может быть, в этом и кроется секрет безусловного магнетизма «Клана Сопрано». В сущности, это рассказ о сложнейших отношениях людей, не важно гангстеры они или университетские профессора. Отверженный матерью сын, сходящий с ума от тревоги за дочь отец — персонажи, вызывающие, безусловно, сопереживание. Зритель удивляется этому — сопереживать гангстеру? Но ведь — страдающему гангстеру!

Режиссер как бы превращает зрителей в суд присяжных, которые на протяжении всех шести сезонов пытаются вынести вердикт — виновен или нет Тони Сопрано? Да, безусловно, виновен. Но какой блистательной была его художественная защита!