Трагедия Шэрон Тейт и дьявольские выходки Чарльза Мэнсона как похороны 1960-х

Наш век принято делить на десятилетия: «ревущие двадцатые», «безумные тридцатые», «сороковые роковые»... 1960-е выбиваются из этого строгого хронологического порядка. Они начались раньше срока: песенками Элвиса Пресли и беспричинными бунтовщиками Джеймса Дина — для Запада, XX съездом КПСС и Московским фестивалем молодежи и студентов — для нас. Они оборвались, чуть-чуть не дотянув до своей естественной календарной границы. 1960-е на Востоке Европы завершились грохотом советских танков по пражским мостовым в августе 1968-го. 1960-е на Западе агонизировали еще 11 с половиной месяцев и погибли в ночь с 8 на 9 августа 1969-го вместе с восходящей голливудской звездой Шэрон Тейт и гостями ее роскошной виллы. Тейт была убита людьми, искренне считавшими себя теми самыми «детьми цветов», кто еще недавно вставлял гвоздики в стволы полицейских винтовок во время маршей протеста против вьетнамской войны. Ее убийцы, вчерашние калифорнийские хиппи, любители The Beatles и «травки», свято верили в то, что совершают свое злодеяние во благо человечества. «Революция цветов», как и всякая революция, не пожалела собственных детей. Твистующая эра рухнула в одночасье.

Сегодня, спустя четверть столетия, эту историю стоит вспомнить. Хотя бы потому, что она — плоть от плоти и кровь от крови «прекрасной эпохи» 1960-х, времени рок-н-ролла и первых космических полетов, невыносимой легкости «пражской весны» и накокаиненного парижского маоизма, длинноволосых апостолов Свободной Любви и бойцов Революции Воображения... Мы можем сколько угодно иронизировать по поводу наивной философии и пошловатой эстетики шестидесятников, но не можем не признать, что слишком многим обязаны сегодня, в конце века, той самой взбалмошной, беспечной и трагической эпохе. Не случайно могильщиком большевизма (вольным или невольным — не важно!) стал Михаил Горбачев — ровесник Андрея Вознесенского, Энди Уорхола и Жан-Люка Годара. Не случайно Берлинскую стену ритуально и навсегда разрушил шестидесятник Роджер Уотерс, поставив в центре объединенного города свое галактическое супершоу. Не случайно чехи избрали своим первым демократическим президентом шестидесятника Вацлава Гавела, который немедленно пригласил в Прагу легендарных The Rolling stones. Примеры можно множить до бесконечности, ибо, как точно написал Михаил Трофименков:

«Шестидесятые — не десятилетие, а состояние, не статика, а свободное движение духа с запада на восток, занявшее более тридцати лет... Шестидесятые — катарсис столетия, отрицание мути диктатур, откровенных и замаскированных».

История короткой жизни и страшной смерти голливудской блондинки Шэрон Тейт воплотила в себе блеск и нищету эры беспечных ездоков и полуночных ковбоев, величие и пошлость 1960-х, их романтику и цинизм. Если не жизнь, то смерть превратила актрису в один из ярких и горьких мифов эпохи, из которой все мы вышли.

Попробуем сегодня, с расстояния в четверть века, еще раз посмотреть киноленту жизни Шэрон Тейт и попытаемся увидеть в ней то, что скрывалось за мельтешением кадров светской и криминальной хроники. И если мы действительно «кинонизируем» биографию нашей героини, то получим как минимум три фильма, каждый из которых отвечает духу и стилю 1960-х, но олицетворяет различные их ипостаси.

Фильм первый — детство, отрочество, юность — типичная голливудская сага о Золушке, история «селф-мэйд-вумен», всеми правдами и неправдами рвущейся к успеху. Эту часть биографии мог бы экранизировать какой-нибудь стареющий американский классик вроде Элиа Казана или Отто Преминджера.

Фильм второй — история любви — интеллектуально-сентиментальный боевик, состряпанный по безошибочным рецептам незабвенных «Мужчины и женщины» (1966). Это заповедная территория Клода Лелуша — короля кинематографического кича десятилетия.

Фильм третий — отчет о трагедии — абсурдный и кровавый гиньоль из р-р-революцион-ного арсенала андерграунда и контркультуры. За право поставить его могли бы бороться братья Мекас, Пол Моррисси, Фассбиндер и Пазолини...

Три столь разные картины складываются в ностальгическую эпитафию Прекрасной Эпохе.

Итак, на экране воображения поплыли титры...

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ШЭРОН ТЕЙТ ФИЛЬМ ПЕРВЫЙ. СИНДЕРЕЛЛА — ДОЧЬ ШПИОНА

Once Upon a Time... А точнее, 24 января 1943 года в том самом городе Далласе, штат Техас, где через 20 лет произойдет убийство века, в семье лейтенант-полковника армейской разведки США мистера Тейта и его красавицы жены Дорис родилось первое и единственное дитя.

Средний план: счастливые родители над колыбелью пухленькой златокудрой малютки. «Мы назовем ее Шэрон...».

Шесть месяцев спустя происходит событие, которое убеждает мистера и миссис Тейт в том, что их дочери предначертана обычная и безоблачная судьба. Общий план: большой концертный зал, заполненный мамами с грудными младенцами на руках. Конкурс «Мисс Очаровательная Крошка Далласа». Жюри объявляет победительницу. Плачущая от радости Дорис Тейт сжимает в объятиях ничего не понимающую, испуганную вспышками репортерских фотокамер и громом аплодисментов Шэрон. Мелькание кадров: лицо малышки Шэрон на рекламах подгузников, заменителей грудного молока, бесслезного шампуня и тому подобное.

Однако столь успешно начавшуюся карьеру фотомодели омрачили суровые реалии «холодной войны». Специфика шпионской работы отца требует постоянных переездов семьи с места на место. Наплывами сменяют друг друга кадры... Пятилетняя Шэрон завороженно наблюдает за огнями ночных городов, проплывающими под крылом самолета... Вот ей уже 12, а за окном автобуса мелькает одноэтажная Америка, влюбленная в Мэрилин Монро и оплакивающая Джеймса Дина... Угловатая, но симпатичная девочка-подросток привычно располагается в купе поезда и, пока родители спят, тайком пробует на себе мамину косметику... В этом бесконечном путешествии Шэрон Тейт выросла и превратилась из младенца с рекламы подгузников в грациозную красавицу с густой копной волос цвета меди и огромными светлыми глазами. И лишь чемоданная судьба не позволила ей принять участие ни в одном из многочисленных конкурсов красоты, которыми была заражена процветающая Америка.

Правда, американская армия позаботилась о том, чтобы дочери ее преданных солдат получили достойное образование. Шэрон заканчивает престижную американскую школу в Вероне, в Италии, где воюет на «невидимом фронте» против Варшавского договора ее отец. Здесь, в городе Ромео и Джульетты, юная красотка впервые и навсегда попадает в плен «скромного обаяния» Голливуда...

Общий план: суета на съемочной площадке в старинном квартале, свет юпитеров, бестолковая толкотня массовки, недовольство карабинеров, отгоняющих праздных зевак... Титр: 1962 год. Маститый Мартин Ритт, воспитатель Пола Ньюмана и Рода Стайгера, снимает в Вероне один из своих самых неудачных фильмов — «Приключения молодого человека» (1962) по рассказам Хемингуэя о Нике Адамсе. Главную роль играет Ричард Беймер, звезда супербоевика минувшего сезона — «Вестсайдской истории» (1961). Этот улыбчивый голливудский плейбой просто не мог не обратить внимания на очаровательную хрупкую блондинку, которая всеми силами стремилась выделиться из толпы статистов. Мягко наплывающие друг на друга кадры: долгие прогулки по лабиринту улочек старой Вероны. Беймер уговаривает Шэрон бросить скучную Европу и попытать счастья в Голливуде, уголке рая на земле Калифорнии. Зерна соблазна падают на благодатную почву: наша героиня уже совершенно четко осознает, что она привлекательней большинства своих сверстниц, и мечтает «о чем-то большем». К тому же шпионская карьера отца делает неожиданный поворот в нужную сторону — после очередной разведоперации семью полковника Тейта срочно перебрасывают из Италии в Сан-Франциско.

Оказавшись в вожделенной Калифорнии, Шэрон в первый же день знакомится с агентом Беймера Хэлом Гефски, который незамедлительно влюбляется в ослепительную инженю.

Солидного, преуспевающего Гефски и пышущую юной, соблазнительной красотой Тейт все чаще видят вместе на многочисленных светских раутах. Однако Шэрон быстро надоедает этот платонический и бесперспективный роман. Она настолько одержима Голливудом, что решается на экстремистский поступок...

Резкий монтаж коротких кадров: залитый солнцем хайвэй, летящие «Форды» и «Шевроле», голосующая на обочине стройная джинсовая блондинка с рюкзаком. Меняются автомобили, мелькают пейзажи, и вот, наконец, на зеленом холме белые буквы — Голливуд!

Правда, кинорай, как водится, не сразу раскрыл перед новенькой свои объятия. Но Шэрон и не рассчитывала на быстрый успех. Вечерами и ночами она безропотно работает официанткой в безликой закусочной, а днем хватается за любую возможность сняться в массовке. В ответ на преданность Золушки Голливуд дает ей первый шанс: юную красавицу представляют влиятельному продюсеру и сценаристу Марти Рансохоффу, президенту компании Filmways. Заинтересовавшись неординарной внешностью Тэйт, кинотелемагнат решил испытать ее, доверив небольшие роли в популярных сериалах «Деревенщина из Беверли-Хиллз» (1962–1971) и «Агенты А. Н. К. Л.» (1964–1968).

Опыт работы на телевидении подготовил Шэрон к следующей ступени на лестнице голливудской карьеры. Рансохофф твердо вознамерился сделать из своей протеже звезду. Он добивается для Тейт контракта с могущественной студией MGM на три роли второго плана в картинах, которые сам продюсирует. Это комедии Артура Хиллера «Хитрые дельцы» (1963) и «Американизация Эмили» (1964), а также знаменитая мелодрама Винсенте Миннелли «Кулик» (1965). Работая на площадке рядом с такими знаменитостями, как Элизабет Тейлор, Ричард Бартон, Джули Эндрюс, Чарльз Бронсон, наша героиня постигает секреты голливудской кухни, учится актерскому мастерству и стилю жизни. Но...

Золушки немедленно превращаются в принцесс только в сказках. Крупный план: полные слез глаза Шэрон. Боссы MGM отвергли ее актерские пробы для картины Нормана Джуисона «Цинцинатти Кид» (1965), отдав предпочтение бывшей манекенщице Тьюзди Уэлд. Однако худа без добра не бывает: обиженный на студийное руководство Рансохофф направляет Тейт в актерскую Мекку — прославленную школу Ли Страсберга и Элиа Казана в Нью-Йорке. Пребывание в священных стенах, несмотря на его краткость, даром для Шэрон не проходит. Она покидает школу с еще большими надеждами: ей предстоит первая в жизни главная роль.

Годом раньше, в День Благодарения 1964-го, на одной из голливудских вечеринок Шэрон Тейт познакомилась с Джеем Сибрингом. Бывший парикмахер Военно-Морского Флота США и приятель самого Стива Маккуина, Себринг открыл в Лос-Анджелесе косметический салон и вел существование беззаботного и очаровательного плейбоя (он послужил прототипом героя известной комедии Хэла Эшби «Шампунь» с Уорреном Битти в главной роли). Шэрон с первого взгляда влюбилась в этого парня, как будто сошедшего со страницы рекламного каталога. Их бурный роман стал одной из излюбленных тем светской хроники, а совместные фантазии в области парикмахерского искусства привлекли к салону Сибринга самые известные головы Голливуда.

Когда актерская карьера Тейт стала давать сбои, Джей и его друг Стив Маккуин настояли на том, чтобы она перешла под покровительство одного из самых влиятельных актерских агентств — «Бюро Уильяма Морриса». Результат не замедлил сказаться: в сентябре 1965 года Шэрон отправилась в Лондон, чтобы исполнить роль деревенской девушки Одилии в мистическом триллере «Глаз Дьявола» (1966), который ставил признанный мастер жанрового кино Джек Ли Томпсон (автор любимого у нас «Золота Маккенны»). Публика хорошо приняла картину, критика заметила Шэрон, о ней заговорили как о восходящей звезде. Для Золушки открывалась прямая дорога в Принцессы...

Для нашей героини эта работа была знаменательна по двум причинам. Одна из них неожиданно открылась позже: слишком много явных параллелей между сюжетом фильма и обстоятельствами трагической смерти Шэрон Тейт. В «Глазе Дьявола» — история поклонников культа дьявола и человеческих жертвоприношений. В жизни — банда одуревших от наркотиков учеников «Семьи» Мзнсона и слово «свинья», написанное на стене виллы кровью истерзанной актрисы...

Но тогда, в 1965-м, гораздо более важным представлялось другое обстоятельство. В Лондоне, во время съемок, Шэрон встретилась с главным мужчиной своей короткой жизни — блистательным киновундеркиндом из Польши, режиссером Романом Полански. Впрочем, это уже сюжет другого фильма, второй серии байопика о Шэрон Тейт. А мы сейчас видим финальные кадры истории Золушки: премьера «Глаза Дьявола», счастливая и возбужденная актриса принимает поздравления и цветы, поклонники наперебой осыпают ее комплиментами... A Star Is Born! Звезда родилась!

Крупный план: соблазнительная улыбка Шэрон. Стоп-кадр.

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ШЭРОН ТЕЙТ ФИЛЬМ ВТОРОЙ. ШЭРОН И РОМАН

Солнечная осень 1965 года в Лондоне. Веселый город, живущий в ритмах The Beatles и The Rolling stones. Мелькание кадров в духе французской новой волны: валяющие дурака цветастые хиппи на Пиккадилли-серкус, Твигги под восхищенный рев толпы демонстрирует мини, в кинотеатрах Вест-энда с аншлагом идут «Сноровка... и как ее приобрести» (1965) и «На помощь!» (1965) Ричарда Лестера, невозмутимые боббиТак называли английских полицейских: в 1829 году первые полицейские отряды организовал Роберт Пиль, в честь которого всех копов и именовали Роберт или Бобби, — прим. ред. патрулируют очередной рок-концерт в Гайд-парке. За кадром звучит нежная и липкая, как жвачка, мелодия Франсиса Лея...

Средний план: банальный кинематографический коктейль — изо всех сил молодящиеся актеры и актрисы с прическами «а ля Битлз» и непомерно обнаженными ногами; солидные животы продюсеров и интеллигентные очки сценаристов; табачный дым и дежурные разговоры о поп-арте, Вьетнаме и «железном занавесе»... Наезд камеры, и крупный план полусумасшедшего нахального лица нестареющего мальчишки. Это главный герой сегодняшней вечеринки, «польский Орсон Уэллс», стремительно взбирающийся на кинематографический Олимп, — Роман Полански. Миниатюрный, все еще не привыкший к смокингам, режиссер выделяется из скучной толпы лондонской «хайлайф», чем, собственно говоря, и импонирует пресыщенному обществу. Оригинальность — врожденное качество Полански, во многом создавшее ему репутацию и принесшее немало страданий...

Ретроспекция. Черно-белое изображение, стилизованное под хронику. Бесстрастный голос диктора:

«Сын польских дипломатов, Роман родился в 1936 году в Париже (песенка Мориса Шевалье за кадром). Перед началом войны родители были отозваны в Варшаву, а сразу же после вторжения немцев арестованы. Шесть долгих лет мальчик скитался по приютам и трудовым лагерям (изможденные детские лица за колючей проволокой). Лишь в 1945 году ему удалось воссоединиться с отцом. Стремясь хоть как-то компенсировать пережитые ужасы, отец вновь увозит Романа во Францию. Возродившийся, блещущий всеми своими огнями Париж (за кадром Эдит Пиаф поет незабываемую «Padam, padam...»). Дорогая частная школа, которую юный Поланский с блеском заканчивает. Казалось, ему уготована судьба парижского интеллектуала-космополита, вроде Роже Вадима или Хулио Кортасара. Но неожиданно для всех Роман уезжает обратно за «железный занавес» и поступает в Лодзинскую киношколу — кузницу кадров набирающей силу «польской волны». Уже его студенческие короткометражки привлекают внимание критики и собирают урожай призов на европейских фестивалях. А полнометражный дебют, психологический псевдотриллер «Нож в воде», снятый в 1962 году, сразу же удостаивается номинации на «Оскар» в категории «Иностранный фильм».

Получив признание в Польше и завоевав репутацию склонного к черному юмору эстета, Полански отправляется покорять Европу. В 1965 году он снимает в Лондоне один из самых мрачных и патологических фильмов в истории кино — «Отвращение». Клинически точная история безумия с ангелоподобной Катрин Денев в главной роли стала сенсацией сезона, а режиссер моментально превратился в популярнейшего героя интеллектуальных дискуссий и светских вечеринок...»

Наплыв. Затемнение.

Снова — цвет. Мы возвращаемся на лондонскую вечеринку осенью 1965-го.

Обласканный вниманием Полански смотрит на снующих вокруг симпатичных девушек свысока. Кто-то представляет ему очаровательную гостью из Голливуда. «Шэрон...», «Роман...» Они мило болтают о каких-то пустяках, и первая встреча не сулит ничего серьезного. Как напишет Полански много лет спустя в своем автобиографическом романе «Роман»:

«Я, конечно, назвал ее про себя сногсшибательной девушкой, но Лондон тогда был полон сногсшибательных девушек...»

Тем не менее Шэрон все-таки удалось произвести впечатление на миниатюрного поляка. Их встречи продолжаются, актриса знакомит режиссера со своим могущественным покровителем Мартином Рансохоффом, и свою следующую картину Полански снимает в Британии уже на голливудские деньги. Главную женскую роль в «Бале вампиров» (1967), конечно, играет Шэрон Тейт. Эта пародия на фильмы ужасов, сделанная в лучших хичкоковских традициях и балансирующая на грани смешного и жуткого, показалась Рансохоффу слишком умной и интеллигентной. К тому же продюсер не на шутку заревновал свою протеже к молодому «завоевателю». В результате Мартин вырезал из режиссерской версии картины, и без того сокращенной до прокатного стандарта, еще 20 минут. Разъяренный Полански требует снять свое имя с титров и пытается заставить Тейт разорвать все отношения с Рансохоффом. Однако это было практически невозможно: ее контракт составляли подлинные профессионалы.

Несмотря на скандал, публика и критика встречают «Бал вампиров» достаточно тепло. Перед Полански открывается прямая дорога в Голливуд, и в начале 1967 года влюбленная пара покидает старушку Европу. За кадром вновь звучит Франсис Лей, а на экране неторопливо сменяют друг друга картинки из жизни «в голливудском стиле»: большой особняк в Санта-Монике; мартовский номер «Плейбоя» со снимками полуобнаженной Шэрон и статьей «Это год, когда возникла Тэйт»; Полански в окружении киномагнатов, наперебой предлагающих выгодные контракты; вечерние прогулки вдвоем по берегу океана... Калифорния вступала в Лето Любви, наполненное музыкой Джимми Хендрикса и группы The Doors и отмеченное всеобщими экспериментами с ЛСД. Шэрон и Роман являли собой рекламный образ «прекрасного поколения»: в меру нонконформисты, загорелые, улыбающиеся, преуспевающие...

Началу голливудской карьеры Полански могли бы позавидовать многие киноэмигранты. Режиссер подписывает контракт со студией Paramount на экранизацию романа Айры Левина «Ребенок Розмари». Студия при этом обеспечивает «удивительному поляку» режим наибольшей творческой свободы: он не только сам подбирает актеров и приглашает своего постоянного (со времен «Ножа в воде») композитора Кшиштофа Комеду, но и пишет сценарий. Забегая чуть вперед, скажем, что Полански полностью оправдает риск, на который пошла Paramount. «Ребенок Розмари» (1968) станет одним из центральных событий киногода и будет немедленно признан эталоном жанра. Режиссера провозгласят прямым наследником великого Хичкока, а его сценарий выдвинут на соискание премии «Оскар»...

Пока Роман на восточном побережье вынашивает своего «Ребенка», Шэрон в Калифорнии тоже не сидит сложа руки. Она пополняет коллекцию главных ролей, уверенно продолжая восхождение из звездочек в звезды. В компании с Тони Кертисом и Клаудией Кардинале Тейт появляется в проходной, но достаточно симпатичной «пляжной» комедии Александра Маккендрика «Не гони волну» (1967), а сразу же после этого снимается в фильме, который, наконец, приносит ей долгожданный всеамериканский успех.

Дрянной роман Жаклин Сьюзен «Долина кукол», знакомый ныне и русскому читателю, держался в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс Букс Ревью» в течение 23 недель. Эта «мыльная опера» из бродвейско-голливудской жизни, замешанная на тайных грезах благочестивых домохозяек и густо приправленная сексом, просто навязывала себя большому экрану. Студия XX Century FOX, купившая права на экранизацию, намеревалась снять в главных ролях Рэйчел Уэлч, Энн-Маргарет и Кэндис Берген. Но случилось так, что в конце концов их заменяют на Пэтти Дьюк, Барбару Паркинс и Шэрон Тейт. Успех превосходит все ожидания! Надо заметить, что 1967 год был далеко не лучшим годом для больших студий. Старый Голливуд, не поспевающий за стремительно меняющимся обществом, мучительно умирал, зажатый, как в тисках, между телевидением и вырвавшейся на свободу молодежной контркультурой. Зрители покидали кинозалы, продюсеры несли колоссальные убытки, а новое поколение режиссеров во главе со Спилбергом и Копполой, кому вскоре предстояло возродить американское кино, пока еще только набиралось опыта. В этой кризисной ситуации простенький сюжет «Долины кукол», срежиссированный респектабельным Марком Робсоном, угодил, что называется, в десятку. И боссов «XX века» совершенно не волновало, что фильм подвергся разгрому со стороны критиков, — он достиг своей цели, став самой прибыльной картиной сезона и подлинно «народным кино».

Правда, в потоке ядовитых рецензий, обвиняющих «Долину...» в убогости, пошлости и надуманности, отыскалось несколько почти восторженных пассажей в адрес актерской работы Шэрон Тейт, сыгравшей роль Дженнифер Норт — секс-символа с трагической судьбой. Ее героиня, теряющая в результате онкологической операции грудь, перед тем как покончить самоубийством, произносит фразу:

«У меня нет таланта. Все, что у меня есть, – это тело».

Как ни странно, эти слова отражали внутреннее состояние самой актрисы. Как вспоминает в своей книге Полански, ее начинают мучить сомнения в своих способностях. Тейт избегает светской жизни и, похоже, стыдится собственной привлекательности.

20 января 1968 года Шэрон и Роман зарегистрировали свой брак в лондонском районе Челси, неподалеку от места, где они впервые встретились. За кадром — традиционный марш Мендельсона, а на экране снятые рапидом счастливые молодожены, взявшись за руки, идут по лондонским улочкам. Медленно падают хлопья чистого белого снега... Эти идиллические кадры перемежаются монтажными врезками: черно-белые фотографии, напоминающие нам об их успехах. Полански в смокинге и бабочке на церемонии вручения «Оскаров» — голливудская суперзвезда, собирающая дивиденды с удачно раскрученного «Ребенка Розмари». Тейт в экзотически модернистских одеяниях от самых модных дизайнеров, превратившаяся за пять лет кинокарьеры из наивной девчонки, одержимой звездными амбициями, в элегантную светскую леди, привыкшую к роскоши, путешествиям по миру и общению с калифорнийской элитой.

Возвратившись в Америку, Роман и Шэрон поселяются в дорогом бунгало «Шато Мармон», которое печально прославится в 1982-м, когда здесь умрет от передозировки наркотиков комик Джон Белуши. Молодожены ведут размеренный образ жизни, соответствующий их новому социальному статусу. Вечеринки с мехами, бриллиантами и омарами следуют сплошной чередой. В этой расслабленной обстановке бывший любовник Шэрон Джей Сибринг быстро становится лучшим другом семьи...

Между тем, карьера Тейт успешно продолжается. В дуэте со стареющим эстрадным идолом Дином Мартином она снимается в веселой пародии на шпионские истории «Команда разрушителей» (1968). Благодаря замужеству и профессиональным удачам Шэрон удается полностью освободиться от влияния Марта Рансохоффа и расторгнуть контракт с ним. В это время Полански, рассмотрев несколько предложений от продюсеров, останавливается на проекте экранизации фантастического бестселлера Робера Мерля «День дельфина». Получив аванс, он покупает огромную виллу в горах под Лос-Анджелесом, окруженную прекрасным парком.

Едва устроившись на новом месте, Шэрон и Роман вновь уезжают в Европу, где обоих ждет работа. Поланский в Лондоне начинает «День дельфина», а Тейт снимается в итало-французской комедии «Один из тринадцати» (1969) по мотивам бессмертного романа Ильфа и Петрова о кладе, спрятанном в старинном стуле. Возможно, эта ее последняя роль в окружении великих Орсона Уэллса и Витторио Де Сики была лучшим из всего, что она сделала в кино. Любителям сатанинской эксцентрики фильм запомнился еще и тем, что среди его многочисленных персонажей мелькнул крупный план не обозначенного в титрах человека с лохматыми черными волосами и всклокоченной бородой, как две капли воды похожего на будущего убийцу Шэрон Чарлза Мэнсона...

Во время съемок Тейт поняла, что она беременна. Это был ребенок, желанный и для нее, и для Полански. Ребенок, который мог бы стать новым этапом их совместной жизни.

Шэрон стремилась поскорее вернуться в свой новый дом, но Роман, увлеченный работой над фильмом, уговаривал ее остаться с ним в Лондоне. В конце концов, чувствуя вполне естественное недомогание, она отправилась в Калифорнию одна и погрузилась в спокойную ленивую жизнь, состоявшую из рутинных ланчей, солнечных ванн и прогулок на яхтах. Беременность протекала нормально, Поланский должен был приехать домой сразу же после съемок.

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ШЭРОН ТЕЙТ ФИЛЬМ ТРЕТИЙ. ТАНЦЫ С ДЬЯВОЛОМ

Фильм, снятый в нарочито небрежной манере интеллектуального авангарда: рваный ритм, истеричный монтаж, мешанина цветного и черно-белого изображения, игровых кадров, стилизованных под документ, и документальных, выглядящих, как чудовищный спектакль.

Титр: «8 августа 1969 года».

Средний план: обычный дружеский ланч в шикарных апартаментах Шэрон Тейт и Романа Полански в богатом пригороде Лос-Анджелеса. Полански звонит из Лондона, со съемок «Дня дельфина». Изнуренная последними месяцами беременности, Тейт говорит, что страшно соскучилась по нему и передает приветы от присутствующих гостей. За столом — изысканные блюда и дежурные разговоры о солнечной калифорнийской погоде и последних голливудских новостях. Камера вяло панорамирует по безмятежным лицам: случайные ракурсы, случайные обрывки беседы, беззаботная элитарная скука... Мир хиппи, наркотиков и рок-н-ролла невообразимо далеко от этой изнывающей от жары и жизненного успеха компании.

Титр: «Двумя годами ранее. 21 марта 1967 года».

Камера издали смотрит на здание тюрьмы «Терминал Айленд» в Сан-Педро. Открываются ворота, и из них выходит низкорослый худощавый мужчина, на первый взгляд похожий на обыкновенного бродягу: кеды, потрепанные джинсы, длинные волосы и борода. Он неторопливо приближается к камере, и вскоре мы уже хорошо видим его лицо, три четверти которого скрыты густой растительностью, но на ее фоне еще больше выделяются глаза — большие, черные, глубокие, притягательные. А на самом их дне проблескивает пугающий огонек безумия.

Это Чарлз Мэнсон, калифорнийский хиппи и воришка-неудачник, любитель крутой травки и доступных девочек, озлобленный на весь мир и жаждущий отмщения.

Следующий кадр напоминает старую телепрограмму. На экране зернистое черно-белое изображение — пожилой неряшливый человек в форме тюремного надзирателя. Он сидит за столом в телестудии на фоне задника с заставкой «Криминальные сенсации». Чуть хрипя от волнения, тюремщик начинает свой рассказ, на который периодически накладываются мелькающие, как в полицейском слайд-проекторе, стоп-кадры, иллюстрирующие повествование.

«Чарльз Миллз Мэнсон, родившийся 12 ноября 1934 года, был незаконнорожденным сыном 16-летней Кэтлин Мэддокс. Свою фамилию он получил от человека, за которого позже вышла замуж его мать.

Детские годы Чарли провел у бабушки. Когда ему исполнилось 12, мамаша вместе со своим братцем угодила в тюрьму за вооруженное ограбление. А еще через год гены дали о себе знать, и Чарли совершил первый в жизни грабеж с применением огнестрельного оружия. Наказанием для него стала исправительная школа штата Индиана в Плэйнфилде.

В начале 1951-го Мэнсона и двух его дружков арестовала полиция штата Юта. Парни раздобыли пистолеты, угнали машину и ограбили полтора десятка бензоколонок. Преступление попало под действие федеральных законов, но Чарли, как несовершеннолетнего, определили в Национальную школу для трудновоспитуемых в Вашингтоне. Здесь-то у него и проявились первые признаки психопатии. Более трех месяцев Мэнсон провел в клинике, а потом был переведен в настоящую взрослую тюрьму в штате Вирджиния. Причина? Чарли пытался перерезать глотку своему сокамернику припрятанным бритвенным лезвием.

В тюрьме он получил категорию «опасный». За семь месяцев заключения Мэнсон восемь раз сидел в карцере, причем трижды — за гомосексуальные акты. Несмотря на это, благодаря уловкам адвоката, в мае 1954-го его выпустили на поруки. Через год Чарли женился и продолжал потихоньку заниматься угоном автомобилей. Вскоре ему пришлось скрываться от ареста, и он махнул в теплую Калифорнию, о которой давно мечтал.

Здесь Мэнсон впервые обратился за психиатрической помощью в государственную медицинскую службу. Как сказал его доктор, Чарли испытывал проблемы социального и сексуального характера. Он находился под надзором психиатров, но периодически присаживался за решетку за какие-то мелочи. В 1966-м он попал к нам в «Терминал Айленд». Там мы и познакомились...»

Вновь на экране — цвет. Средний план: Мэнсон разглядывает издания, выставленные в витрине книжного магазина. Звучит голос за кадром.

«Во время своего последнего заключения Чарльз Мэнсон неожиданно начал... читать.

Основной его пищей были популярные брошюрки, излагающие на шести-восьми страницах основы всевозможных философских и религиозных учений. В конце концов он понял, что сам не хуже каких-нибудь Ницше, Фрейда или Иисуса Христа. Пора обзаводиться апостолами и становиться сенсеем-гуру-мессией. Пора этому вонючему миру узнать, кто такой Чарли Мэнсон!!!»

За кадром звучит попурри из хитов Джима Моррисона и Grateful Dead, Дженис Джоплин и Барри Макгира, Jefferson Airplane и Джимми Хендрикса... Мэнсон слоняется от тусовки к тусовке, произнося завораживающе туманные речи о смысле жизни. Его внешность гонимого пророка и манера изъясняться витиеватыми афоризмами гипнотически воздействуют на тех, кто собирается у ночных костров на океанских пляжах. Вокруг Чарли постепенно образуется плотное кольцо почитателей: длинноволосые «беспечные ездоки» на мотоциклах, философствующие наркоманы и в особенности сексуально неуравновешенные девицы из приличных семей, сбежавшие в Калифорнию от ханжеской опеки родителей. Эта пестрая публика, которую певцы контркультуры вроде Денниса Хоппера или Герберта Маркузе считают единственной надеждой Америки (в то время как пресловутый средний класс обходит за милю), видит в Чарли наставника, духовного отца. Они боготворят не только многозначительно невнятные высказывания Мэнсона, но и проповедуемый им образ жизни – скитания, сильные наркотики, свободный секс...

Окруженный толпой «апостолов», новоявленный мессия окончательно уверяется в своем высшем предназначении. Так рождается «Семья» Мэнсона, которой предстоит в скором будущем сыграть роковую роль в истории американской идеологии и культуры.

Вновь на экране август 69-го, вилла на Сьело-Драйв, 10050. После ланча гости предаются традиционным калифорнийским развлечениям — купание в бассейне, ленивый волейбол. Красавица хозяйка, которой беременность только добавляет очарования, прячется от яростного солнца под тентом. Рядом с ней — Джей Сибринг, бывший любовник и верный друг. Прохладная кока-кола, разговоры о приеме, который состоится на вилле вечером. Никаких поводов для тревоги.

Флешбэк: 1968 год. Мелькают кадры хроники. Франция. Сорван Каннский кинофестиваль, набережная Круазетт запружена бунтующей молодежью, Жан-Люк Годар во главе «левых» кинематографистов скандирует:

«Воображение — к власти!»

Германия. Горят студенческие кампусы во Франкфурте и Дюссельдорфе, надпись на стене: «Мы живем в полицейском государстве», молодые немцы, больше похожие на кубинских «барбудос»Революционеры — прим. ред., швыряют камни в пластиковые щиты невозмутимых «фараонов». Америка. Мертвый Мартин Лютер Кинг на балконе отеля, простреленная голова Роберта Кеннеди на обложке «Лайфа». Вьетнам. Вчерашние обитатели Гринич-Виллидж, Стэнфорда и Беркли, разрисовав башни танков «пацификами», направляют их в гущу джунглей и жгут напалмом вьетконговцев под энергичные хиты The Rolling stones. И другие танки — с красными звездами — бороздят улочки Праги, хороня миф о «социализме с человеческим лицом»...

Семья Мэнсона кочует по окрестностям Лос-Анджелеса, опустошая одну за другой богатые виллы, чьи хозяева уехали на отдых в Европу или на съемки в Африку. Папа Чарли, покурив и уколовшись, дни и ночи напролет читает Библию и слушает битловский «Белый альбом». В его полуразрушенном мозгу возникают гротескные образы и причудливые идеи, и в один прекрасный день...

Крупный план: Мэнсон у зеркала, в руках конверт от пластинки. Худое, болезненной белизны лицо, обрамленное библейской бородой. Радио вещает об очередных вылазках «Черных пантер». Чарли смотрит то на «Белый альбом», то на собственное белое лицо и вдруг осознает, что отныне наделен свыше Великой Миссией. Он выходит к своим «апостолам», чтобы поделиться Откровением.

Мэнсон провозглашает «Белый альбом» новейшей Библией и толкует тексты и музыку в духе своих наркотических видений. Безобидный Helter Skelter Пола Маккартни становится у Чарли апокалиптическим пророчеством о последствиях гигантского всепоглощающего пожара (принимать прозаическое объяснение названия как игру слов «беспорядок» и «площадка, залитая льдом» он не собирается). Но больше всего достается самой загадочной битловской композиции Revolution 9. Пулеметные очереди, смонтированные с обрывками классической музыки передач BBC и рефреном «Number Nine», Мэнсон связал с «Откровением Иоанна Богослова» из Нового Завета. Он объявил своей «Семье», что услышал Голос, призывающий его начать великую войну рас. Сначала «Семья» ее спровоцирует, устроив серию жестоких и эксцентричных убийств богатых белых, но так, чтобы подозрения пали на «Черных пантер». После этого начнется всеамериканское кровавое побоище, в ходе которого выявится непобедимость черных. И тут «Семья» выйдет из подполья, чтобы взять ситуацию под жесткий контроль и навсегда установить White Power (господство белых)... Этот шизофренический коктейль пролился на хорошо удобренную почву — недостатка в волонтерах у полководца Мэнсона не было.

Снова в кадре вилла Полански и Тейт. Вечерний прием: красивые женщины и мужчины в красивой одежде красиво проводят время. На Калифорнию опускается ночь, принося с собой долгожданную прохладу. Гости постепенно разъезжаются, и в доме остаются только самые близкие друзья: Джей Сибринг, друг детства Полански Войцех Фриковский и его любовница, дочь кофейного магната Абигайль Фоглер. Пора ложиться спать...

Мы вновь видим Мэнсона и его «Семью». Вращая безумными глазами, папа Чарли вручает оружие и благословляет на подвиг первую пятерку своих воинов: Сьюзен Эткинс, Чарльза «Тэкса» Уотсона, Лесли Ван Хаутен, Патрицию Кренвинкель и Линду Казабьян. Они получают адрес — Сьело-Драйв, 10050 — и задание уничтожить без жалости всех, кто там находится...

Чарли Мэнсону был хорошо знаком этот дом. Кроме своих «философских» амбиций, он вынашивал еще и далеко идущие планы в области рок-музыки. Во время скитаний по Лос-Анджелесу он познакомился с барабанщиком группы The Beach boys Деннисом Уилсоном, и «Семья» даже жила какое-то время в доме музыканта. Этот эпизод закончился тем, что Уилсона ограбили на 100 тысяч долларов, но он посчитал себя счастливейшим из живущих, когда удалось наконец выпроводить опасных гостей.

Чтобы поскорее отвязаться от Мэнсона, Деннис устроил ему прослушивание в домашней студии известного продюсера грамзаписи Терри Мелчера, сына легендарной эстрадной и кинозвезды Дорис Дэй. На Мелчера музыкальные способности Чарли не произвели ровным счетом никакого впечатления. О чем он сказал прямо, смертельно обидев «пророка»... Поэтому выбор места первой битвы Великой Войны Чарльза Мэнсона был далеко не случаен. Только полководец не знал, что у виллы на Сьелло-Драйв поменялись хозяева. А впрочем, для него это было не столь существенно.

Титр: «9 августа 1969 года, утро».

Управляющий хозяйством виллы Полански и Тейт Уинфред Чэпмен явился на работу, как всегда, без опоздания. Он не ждал от этого обычного летнего дня ничего особенного. То, что он увидел в доме, повергло Чэпмена в состояние шока. Кровавый кошмар, представший его взору, своей сатанинской реальностью затмевал все когда-либо снятые фильмы ужасов. Дальнейшие кадры напоминают телевизионный репортаж из раздела криминальной хроники.

В гостиной первого этажа связанные вместе веревкой на полу в луже крови лежали мертвые Шэрон Тейт и Джей Сибринг. Они были буквально с ног до головы исколоты ножами, тело Сибринга было еще и прострелено в нескольких местах. На стене убийцы кровью своих жертв написали: «Свинья». В одной из спален Чэпмен обнаружил убитых в той же садистской манере Абигайль Фоглер и Войцеха Фриковского, а на тротуаре возле дома нашел еще один труп — в автомобиле сидел неизвестный ему юноша с четырьмя огнестрельными ранами. Единственным уцелевшим в этой бойне был 19-летний Уильям Гаррестон, совмещавший обязанности сторожа, садовника и разнорабочего на вилле. Полиция арестовала его как главного подозреваемого.

Вскоре выяснилось, что парень не имеет к убийствам никакого отношения. Во время резни он находился на окраине поместья, в коттедже для гостей и, покуривши травки, слушал включенный на всю громкость магнитофон. Рок-н-ролл заглушил выстрелы и крики жертв. Неизвестный в автомобиле оказался 18-летним плейбоем Стивеном Парантом, приятелем Гаррестона, который в эту роковую ночь навестил друга и пытался продать ему радиоприемник-часы. Стивен пополнил список жертв лишь потому, что, уезжая, столкнулся лицом к лицу с убийцами.

Жестокость преступления и отсутствие явных мотивов поставили полицию в тупик. Чтобы объяснить случившееся, детективы хватались за любую соломинку. Найденные при обыске виллы у гостей актрисы марихуана и кокаин привели к достаточно нелепой версии о войне наркомафии. Еще более нелепой была версия о тайных оргиях и половых извращениях, основанная на показаниях одной из подруг Сибринга, заявившей о склонности парикмахера к «умеренному садомазохизму» в сексе. Но именно две эти версии моментально разлетелись по Лос-Анджелесу в виде слухов, поскольку они вносили хоть какую-то логику в кровавую нелепость произошедшего.

Убийства ужаснули Голливуд, и психологическая травма усугубилась, когда вечером следующего дня в своем доме в районе Глендейл были зарезаны преуспевающий коммерсант Лино Ла Бьянка и его жена Розмари. Полиция поначалу не связала между собой два преступления, несмотря на схожесть почерка убийц (на животе Ла Бьянка было вырезано слово «война», а на дверце холодильника кровью жертв написано: Helter Skelter). Однако бессмысленность и изощренная жестокость террора моментально привели город в состояние паники. Богатые дома в горах охватил параноидальный страх. Цена сторожевых собак утроилась за неделю. Многие знаменитости уехали из Голливуда или ушли в подполье. Один известный актер заявил в интервью журналу «Лайф»:

«В эти дни канализация Лос-Анджелеса была забита, унитазы били фонтанами, весь город пропах дерьмом и страхом...»

В атмосфере всеобщей истерии собственно трагедия Шэрон Тейт отодвинулась на второй план. Голливуд, трясясь за собственную шкуру, читал криминальную хронику и ждал поимки преступников. Актрису и ее неродившегося сына Пола Ричарда Полански тихо похоронили на кладбище «Холи Кросс Мемориал Парк» в Калвер-сити. Роман Полански, впавший в глубокую депрессию, отказался от съемок фильма, над которым работал. Этого почти никто не заметил («День дельфина» экранизировал в 1973 году уже в Голливуде Майк Николс).

Наконец полиции удалось выйти на след убийц. Арестовать семейку Мэнсона, пребывающую после тяжелой работы в наркотической релаксации, оказалось несложно. Следствие и суд над бандой стали последним актом голливудской трагедии. Дети-цветы искренне считали себя подвижниками новой веры, а своего сатанинского гуру — новым Иисусом Христом. Юная Сьюзен Эткинс заявила на суде:

«Ваше сердце должно быть наполнено истинной любовью, чтобы вы смогли сделать это во имя людей».

Семья поведала на суде и о своих дальнейших (слава Богу, неосуществленных!) планах. Следующей мишенью, по замыслу папы Чарли, становился Фрэнк Синатра (предусмотрительно скрывшийся через день после гибели Тейт). С него ученики Мэнсона хотели снять живьем кожу. Затем на очереди стояли Ричард Бартон и Элизабет Тейлор. Бартона предполагалось кастрировать на глазах у жены, а потом убить их обоих.

Несмотря на садистскую абсурдность заявлений подсудимых и изрядную нашпигованность их наркотиками, экспертиза пришла к выводу о психической вменяемости всех участников кровавой бойни на Сьело-Драйв и ее вдохновителя. Чарльз Мэнсон по совокупности преступлений получил срок, равный девяти пожизненным заключениям. Непосредственным исполнителям его безумной воли суд ограничил наказание сроком одной жизни. До самого приговора убийцы надеялись, что Америка не только поймет, простит и оправдает их, но и достойно отблагодарит за содеянное.

Так завершилась короткая, яркая и трагическая история американской актрисы Шэрон Тейт.

Так завершилась прекрасная, бурная и трагическая эпоха 1960-х.

Когда в мае 69-го Каннский кинофестиваль рукоплескал хопперовскому «Беспечному ездоку», всем еще казалось, что эта мотоциклетная баллада навсегда станет жизнеутверждающим гимном «цветочного» поколения. Когда летом сотни тысяч молодых американцев съехались в местечко Вудсток, чтобы услышать живьем великих героев рок-н-ролла, всем еще казалось, что праздник мира и любви может продолжаться не три дня, а многие годы. Но вскоре разразилась трагедия в Голливуде, а на другом музыкальном фестивале, в Алтамонте, охранявшие The Rolling stones беспечные ездоки — «Ангелы ада», возбужденные звуками Sympathy for the Devil, насмерть забили чернокожего паренька. И тогда стало ясно, что культовый фильм Денниса Хоппера — не гимн, а романтический реквием по не сбывшимся надеждам и рухнувшим иллюзиям поколения, что Вудсток — не беззаботный карнавал, а грандиозное феерическое прощание с умирающей эпохой.

1960-е умерли. Они ушли безвозвратно, чтобы остаться в нашей памяти «золотым сном» человечества. Прекрасной эпохой свободы, мира, любви и совершенно несбыточных фантазий. Помните трусливую, но, увы, верную поговорку: «Чем выше забираешься, тем больнее падать»? 1960-е забрались в своем бунтующем идеализме на заоблачные высоты.

Да будет земля им пухом...

Конец фильма

ЭПИЛОГ

Большинство персонажей этой истории живы до сих пор. Роман Полански, преодолев психологический кризис, вернулся в кино и снял в 1971 году кроваво-натуралистическую версию «Макбета». В 1979 году он был вынужден навсегда покинуть Америку, оказавшись замешанным в скандале с совращением несовершеннолетних. С тех пор с переменным успехом работает в Европе. Недавно женился на бывшей французской манекенщице Эмманюэль Сенье, из которой безуспешно пытается сделать кинозвезду.

Актер Ричард Беймер, когда-то заразивший Шэрон Тейт «голливудским синдромом», с середины 1960-х практически перестал сниматься в кино. Подававший большие надежды в детстве и юности, он так и не сумел найти свой имидж, став взрослым. Последний раз после многолетнего перерыва он появился на экране в знаменитом телесериале Дэвида Линча «Твин Пикс» (1990–1991). Правда, мрачный шутник Линч использовал Беймера в большей степени как некий постмодернистский культовый знак (состарившийся Ромео из «Вестсайдской истории»), нежели как актера.

Первый продюсер Шэрон, Марти Рансохофф в 1983 году продал свои прославленные телесериалы «Деревенщина из Беверли-Хиллз» и «Семейка Адамс» (1964–1966) процветающей студии Orion Pictures. Капающие с этой сделки проценты он периодически вкладывает в постановки комедий, которые в основном оказываются неудачными. Впрочем, средств на безбедную старость Мартину хватает.

Пятерка убийц нашей героини, по гуманным американским законам, могла уже в 1978 году выйти на свободу. Главная заслуга в том, что они до сих пор находятся за решеткой, принадлежит Дорис, матери актрисы. Вот уже 16 лет она не пропускает ни одного слушания о досрочном освобождении.

Чудовище Чарльз Мэнсон отбывает свой нескончаемый срок в Калифорнийской Федеральной тюрьме в Сан-Квентине. Лишенный удовольствий и не обладающий никакими талантами, он ведет полурастительное существование рядового зека. Неудавшийся мессия получил самое заслуженное и самое страшное наказание — забвение. Хотя...

В прошлом году в Лондоне, блуждая в дебрях огромного музыкального универмага Tower Records, я наткнулся на отдел, торгующий рок-футболками. Среди многочисленных знакомых и незнакомых лиц музыкантов я вдруг увидел портрет Чарли Мэнсона. Исполненный в поп-артистской манере Энди Уорхола, он открывал целую галерею нагрудных изображений под названием «Знаменитые убийцы столетия» (там были еще автор «Голого завтрака» Уильям Берроуз и какие-то местные британские душегубы). Эпатажная атрибутика для панков в дополнение к булавкам и зеленым волосам.

Как и все герои и антигерои 1960-х, Мэнсон из живого человека превратился в одномерный и однозначный графический символ, в клише, идеально подходящее для тиражирования на футболках, значках и плакатах (вспомните улыбку Гагарина, черный берет Че Гевары, ботинок Хрущева или очки Джона Леннона). Социопат Мэнсон, могильщик «прекрасной эпохи», занял подобающее ему место в каталоге культуры. К реальному заключенному Сан-Квентина этот образ не имеет ровным счетом никакого отношения.