В одном из своих первых репортажей из Берлина Нина Цыркун упоминала о любопытном фильме «Похищение Уэльбека», в котором сыграл роль самого себя одноименный французский романист. Зара Абдуллаева считает картину достойной подробного разговора (осторожно: есть спойлеры).

«Похищение Уэльбека» Гийома Никлу – мокьюментари, в котором забавность равнозначна смешению жанров. Комментарием (или приложением) к фильму могла бы стать переписка по мейлу Уэльбека с Бернаром-Анри Леви, изданная под названием «Враги общества». Письма «циника» и «либерала», священных чудовищ французской литературы, касаются всех мыслимых вопросов: от семейных травм до филлипик против журналистов и дискуссий по поводу социального активизма – участвовать в нем или нет.

«Похищение…» начинается как портрет меланхоличного мизантропа в его повседневности, но внезапно превращается в криминальное чтиво, пардон, в жанровое кино, остроумное и ироничное.

В своей кухне потертый, употребленный беспробудным курением и алкоголем Уэльбек объясняет дизайнеру, в какой цвет покрасить белые стенки, ибо они – о, ужас – напоминают Швецию. На улице Уэльбек встречает соседку, готовую ему помочь по дому, но писатель всовывает ей деньги, чтобы та отстала и шла своей дорогой. Уэльбек с чемоданчиком ловит такси, но не влезает в машину, настигнутый какой-то из своих многочисленных фобий… Уэльбек заходит к приятельнице-пианистке, чтобы поболтать о Моцарте и Бетховене и о темпах исполнения их сочинений. Пишет дома ручкой стихи в привычном уединении и под звуки Шопена.

Новый раунд этого мокьюментари открывает сцена с корпулентным Люком, разъясняющим своей подружке кошмар, испытанный им при чтении литературоведческого труда Уэльбека о Лавкрафте, чью кровь и слюну на подушке смакует писатель. Подружка, не будучи критиком, отвечает в том духе, что, возможно, писателя интересует выход человека за пределы возможного, допустимого. Такова вполне смысловая прелюдия к придуманному милейшими гангстерами похищению Уэльбека, основанному на «реальных фактах». А именно: после получения Гонкуровской премии за свой лучший роман «Карта и территория», в которой автор умертвил героя-писателя, своего альтер эго, настоящий писатель исчез. Никлу экранизирует воображаемое пребывание Уэльбека в заточении, попутно портретируя его образ, склонности, манеру поведения, а также повадки начитанных похитителей. Заказчик этого предприятия остается неизвестным.

Итак. Уэльбеку заклеивают пластырем рот, запихивают в машину и везут из Парижа в некий домик, где ему надевают наручники, отнимая зажигалку (опасно!). Рефрен фильма – просьба вернуть зажигалку – цементирует сценки с хозяевами домика, говорливыми и заботливыми обывателями, а также с бандитами, интересующимися литературным трудом: чем отличаются тексты прозаика от поэта (характерами или стилем?), насколько книги автобиографичны и т.д.

Начинается кино в кино, в котором реальный человек становится героем масскульта. Но ведет себя в предлагаемых обстоятельствах настолько покорно, смиренно, что вызывает восхищение охранников своего заключения. Он даже опасности для своей жизни не боится, цитируя предсмертное mot Сары Кан «уже достаточно» (в смысле пожила). Вкусный ужин, приготовленный услужливой хозяйкой, становится ареной литературных споров (о том же Лавкрафте в интерпретации Уэльбека), в которые с неохотой втягивается заключенный, удивленный только тем, кто заплатит за еду: он, селебрити, похожий на бомжа, или сам Олланд?

Уэльбек раздражает простодушных бандитов парадоксами – например, таким: «Такой страны, как Польша, нет. Есть мечта о ней», он там был накануне падения железного занавеса и все понял. «А как же язык?» – не унимается Люк, начитавшийся о Лавкрафте и испытавший хоррор. «Язык есть, страны нет», – упорствует Уэльбек. Препирательства читателей и писателя отдают едва ли не бунюэлевским сарказмом, с той разницей, что отстраненному от возбужденного поведения похитителей Уэльбеку приходится подражать их преимуществам: учиться насвистывать «Марсельезу», заниматься бодибилдингом или отвечать на ненавистные интервью, когда в роли журналистов предстают бандюганы, знающие стихи Уэльбека наизусть. Вполне гуманные, ибо сообразили пригласить из местной деревни молодую проститутку по имени Фатима, чтобы Уэльбек расслабился и перестал думать о зажигалке.

«Похищение Уэльбека»

Наступает развязка. Является «знаменитый адвокат» с цветом шоколадной кожи, защищавший некогда жертв террористов (помните? – обращается он к Уэльбеку). Наемник в роли адвоката выдает пачки денег – гонорары похитителям, хозяинам деревенского домика и проститутке. Конец игры. Уэльбек на свободе. Но прежде чем отправиться домой, он пускается в рассуждения о прогнившей в Европе демократии, пародируя риторику прогрессивных интеллектуалов типа Бернара-Анри Леви, с которым он полемизировал в упомянутой выше книжку, сожалея, что в европейских странах не проводятся референдумы по законопроектам. И заключая, что в Швеции – «вообще тоталитаризм».

Это мокьюментари проблематизирует, причем в элегантной зрелищной форме, вовлечение реального действующего лица в пространство поп-литературы. При этом Уэльбек – любитель детективов (polar'ов), по иронии ставший героем одного из них. Хотя гостеприимной хозяйке «тюрьмы» он обещает прислать свои стихи с посвящением. Смиренный интеллектуал показан в начале фильма и звездой: к нему подходят на улице незнакомцы, чтобы взять автограф. Но этот автор, втянутый в непредвиденные обстоятельства, «познает» жизнь тех героев, про которых он любит читать, а не писать. Оказавшись внутри «жанрового кино», Уэльбек ведет себя сообразно собственной реальности. А похитители, играя навязанные кем-то роли, открывают для себя совершенно новую реальность. Так автор становится героем, отрабатывая собственную персонажность, ее не имитируя, но без которой – Уэльбек это отлично понимает – никакой писатель в современном обществе не существует.