Напрасны (хоть и неизбежны) попытки политически мотивировать «Золотого медведя» для Джафара Панахи – великолепного иранского режиссера, снявшего один из лучших своих фильмов. 

Просто его призовую коллекцию по всей справедливости пора пополнить. В ней уже успели запылиться каннская «Золотая камера» (1995), венецианский «Золотой лев» (2000), «Золотой леопард» из Локарно (1997), есть и берлинские награды 2006 и 2013 годов. Панахи уже не впервые со времени запрета снимать и выезжать за рубеж, наложенного на него иранскими властями, позволяет себе по меньшей мере первое да еще и выставляет свое кино на мировые фестивали.

Как это у него получается – отдельный вопрос, интересующий многих иностранцев. В ответ они слышат от коллег-соотечественников Панахи: «В Иране все так сложно устроено, что даже не пытайтесь понять».

Мы все равно пытаемся. Два года назад на Берлинале всеобщее изумление вызвал фильм «Закрытый занавес». Панахи и его соавтор Камбозия Партови появляются в образе пленников дома на побережье Каспия. Этот дом, завешанный афишами фильмов Панахи, – последнее прибежище, дальше бежать некуда: за спиной тюрьма, впереди море. Первый кадр: зарешеченное окно. Здесь прячут от преследований собаку, здесь же от символической бури укрываются разные персонажи, которые могут быть интерпретированы в духе Пиранделло. Клаустрофобия и паранойя замкнутого интерьера, который начинает жить своей жизнью и поглощает героя, позволяют сопоставить картину Панахи с «Жильцом» и другими фильмами Романа Поланского, хотя, разумеется, все культурно далекие параллели такого рода несколько хромают.

«Такси» внешне совсем не похоже на «Закрытый занавес». Это фильм-путешествие по улицам иранской столицы в машине, за рулем которой сидит сам режиссер. Он, жертва запрета на профессию, как будто бы освоил другую и в качестве таксиста подвозит пассажиров, а несколько камер и видеорегистратор снимают то, что встречается на пути. Простодушие этой затеи обезоруживает, а ее малобюджетность рекордна даже для Панахи (чей фильм «Офсайд», по официальным данным, стоил, и это не опечатка, 2500 долларов).

При всей своей вынужденной скромности «Такси» – маленький шедевр и мощное высказывание на тему несвободы. Хотя поначалу фильм довольно успешно прикидывается комедией нравов. В Иране делается много таких непритязательных картин в стилистике «тегеранского роуд-муви»: значительная часть их действия разыгрывается в машине, которую ведет по улицам иранской столицы один из главных героев. Машина неустанно курсирует и в знаменитом фильме Аббаса Киаростами «Вкус вишни», награжденном в Канне «Золотой пальмовой ветвью». Так что прием, взятый на вооружение Панахи, не выглядит таким уж оригинальным. Оригинальным оказывается то, что открывается за этим приемом. По словам критика Деборы Янг, в своем саморефлексирующем кино Панахи выступает одновременно автором, субъектом фильма и его персонажем. Подобные структуры характерны для раннего Киаростами, раннего Махмальбафа и для Панахи от его первой и до сегодняшней работы, но нигде ранее симбиоз реальности и ее интерпретации не был столь естественным и столь конфликт­но драматичным.

«Такси»

В первой сцене мы становимся свидетелями жаркой идеологической перепалки в такси между мужчиной на переднем сиденье и женщиной, сидящей сзади (водителя видим только со спины). Мужчина с лицом, лоснящимся самодовольством, негодует на то, что в стране расцветает воровство, и всячески приветствует публичные казни даже мелких воришек. Женщина протестует, доказывая, что недавние казни через повешение никак не привели к уменьшению преступности. Накал страстей напоминает российские распри про «Крымнаш», характерна и та ухмылка, которой кровожадный пассажир встречает сообщение о том, что его оппонентка – школьная учительница: понятно, дамочка из либерального гадюшника, все зло от учения.

Только когда в такси садится следующий пассажир, мы вместе с ним узнаем Джафара Панахи в человеке за рулем. Этому клиенту, симпатичному карлику-хитровану, водитель хорошо знаком: ведь он, карлик, торгует пиратскими DVD-дисками и однажды доставал для Панахи заказанные им фильмы – «Однажды в Анатолии» Нури Бильге Джейлана и «Полночь в Париже» Вуди Аллена! Эта встреча еще с одним колоритным персонажем запускает поверх бытового и синефильский пласт картины: звучит отголосок музыки из «Полночи в Париже». Все прекрасно, кроме одного: режиссер, сидящий за рулем, в отличие от Вуди Аллена, не свободен. А единственный способ дать иранцам возможность смотреть запретное кино (в том числе самого Панахи) – это черный рынок.

«Такси»

Мотив несвободы станет главным в фильме, но мы это поймем не сразу. Сначала вместе с Панахи станем соучастниками бытовых разборок скорее комического, чем драматического, свойства. В такси внесут пострадавшего в аварии мужчину, и он прямо здесь будет диктовать на мобильник завещание в пользу рыдающей жены (он не умрет, но жена будет пытаться добыть и использовать запись). Потом появятся две болтливые кумушки с аквариумом и тут же начнут прессовать водителя: если он не успеет довезти их до источника и они ровно в полдень не выпустят в него золотых рыбок, случится якобы что-то страшное, грозящее их жизни.

Когда в машину подсаживается рыжеволосая, бурно жестикулирующая женщина с букетом роз, кажется, что это просто пополнение в серии эксцентричных персонажей, призванных развлечь (элемент развлекательности вовсе не чужд художественному миру Панахи). Но женщина оказывается хорошо знакомой режиссеру правозащитницей, которую адвокатская коллегия лишила права на юридическую практику. Так сказать, подруга по несчастью. Она едет в тюрьму к объявившей голодовку девушке, арестованной за посещение волейбольного матча (аналогичный сюжет Панахи блистательно развернул в фильме «Офсайд»). Еще один микросюжет завязывается при встрече Панахи с бывшим соседом, который стал жертвой грабителей, вышел на их след, но решил не возбуждать дело, после того как увидел по телевизору публичную казнь. Эта тема, таким образом, возникает вторично, и тут уже становится как-то совсем не до смеха.

Кульминация фильма наступает, когда Панахи забирает из школы племянницу лет десяти и та с присущей иранкам всех возрастов пассио­нарностью начинает тараторить обо всем на свете: например, как она любит фраппучино и не хочет ли дядя угостить любимую племянницу. Эта болтовня уже готова вызвать идиосинкразию, но вдруг выясняется, что девочке в школе дали задание снять любительский фильм, строго оговорив, что в нем должно быть и чего категорически не должно. Не должно быть прежде всего насилия и политики (того, что витает в воздухе), а требуются хэппи энд, образ положительного героя и духовные исламские скрепы. В этом смысле требования цензуры к всемирно знаменитому Панахи и школьнице-малолетке совершенно идентичны.

Когда-то в открытом кинотеатре на фестивале в Локарно мне довелось смотреть «Белый шар» – дебютный фильм Панахи. Про то, как девочка выпросила у мамы деньги, чтобы купить золотую рыбку, и уронила монету под дождевую решетку. На протяжении фильма одни прохожие пытаются помочь ей, другие равнодушно проходят, третьи проявляют к этой ситуации корыстный интерес. Больше в картине ничего не происходило, но восемь тысяч человек, собравшихся на площади, смотрели «Белый шар» как самый лихой триллер и не разошлись, даже когда начался ливень. Это впечатление незабываемо. Девочка держит напряжение и в другом фильме режиссера – в «Зеркале», исследующем двусмысленные отношения кинообраза и реальности. В «Такси» много выразительных сцен, но самая яркая из них – когда племянница Панахи, снимая репетицию свадьбы, пытается скорректировать поведение парня, незаметно поднявшего купюру, которая выпала из кармана жениха. Девочка умоляет парня вернуть деньги владельцу, чтобы заснять этот благородный акт: она искусственно лепит «образ положительного героя» – в то время как такие герои рядом: хотя бы ее родной дядя и его бывший сосед.

В поведении, во взгляде этой героини столько страсти, столько желания дойти до самой сути, что можно быть уверенным в будущем иранского кино, как бы над ним ни измывались цензоры. При этом девочка – начинающий режиссер и девочка – племянница Панахи – это разные девочки, так же как сам автор фильма, играющий таксиста поневоле, и таксист с лицом именитого кинематографиста – это разные субъекты, и между ними видится просвет ускользающей реальности.

«Такси»

К концу фильма мы начинаем просто физически ощущать пространство несвободы, хватающую за горло клаустрофобию мегаполиса. Чувствуем неусыпный надзор, присутствие всевидящего ока, отслеживающего маршрут машины с опасным диссидентом. Это чувство тем очевиднее, чем свободнее движется камера и чем чаще появляется усталая улыбка на лице Панахи, немного смахивающая на маску Чарли Чаплина. Фильм завершается без титров: мы так и не узнаем (значит, не положено), кто в нем снимался, были ли это реальные, случайно встреченные пассажиры или изображающие их артисты. Неизвестно, кто еще работал на картине, кто и как вывез ее за границу, как отреагировали на этот поступок Панахи стражи режима, которые не могли не знать о съемках, но по какой-то причине предпочли не вмешиваться.

На Берлинале фильм помимо главной стал обладателем еще одной престижной награды – приза ФИПРЕССИ. И вот на его вручении было лишний раз продемонстрировано, что Иран – страна кафкианского абсурда. Поскольку Панахи невыездной, награду получал его брат. Приз должна была вручать голландская критик, но иранцу запрещено брать что-либо из рук женщины: пришлось заменить ее на мужчину. Зато на главной сцене Берлинале «Золотого медведя» победно приняла реальная племянница Панахи, с которой мы познакомились благодаря фильму. Она плакала совсем не артистическими слезами.

«Такси»
Taxi
Автор сценария, режиссер Джафар Панахи
Jafar Panahi Film Production
Иран
2015