В прокате «ВМаяковский», российский экспериментальный фильм о великом поэте

В октябре 2017-го премьера фильма Александра Шейна «ВМаяковский» открыла фестиваль «Территория» — обратите внимание, не кинофестиваль, но фестиваль искусств, ориентирующийся в первую очередь на современный театр и танец. Во вторую — на contemporary art (от перформанса до видеоинсталляции), но никак не на искусство кино. Но и «ВМаяковского» обычным фильмом не назовешь. Точнее, так: фильм, который можно увидеть в кинозале, — одна из инкарнаций амбициозного визуального проекта, к которому сам режиссер применяет слово «архив». Архив персональных рефлексий Шейна и его команды по мотивам жизни и творчества поэта. Часть глобального мультидисциплинарного опыта, посвященного авангардизму в России и начатого документальными портретами «Виноградов и Дубосарский. Картина на заказ» (в соавторстве с Евгением Миттой, 2010) и «Тимур Новиков. Ноль объект» (2014).

Конкретный «ВМаяковский» растянут во времени и многолик, как и некоторые его герои, чьи роли примеряют на себя сразу несколько артистов. Первое публичное явление «ВМаяковского» случилось в 2016-м в музее, в цюрихском Lowenbraukunst, во время европейской биеннале современного искусства Manifesta 11. Фильм тогда (вернее, первая глава проекта) носил нерасшифровываемый подзаголовок Lacanic. Предполагаю, что тут и апелляция к духу психоаналитика Лакана с его триадой «воображаемое — символическое — реальное», и искаженное laconic: представленное видео действительно было относительно лаконичным, 62 минуты, и демонстрировало, как режиссер Мейерхольд репетирует пластический (биомеханический?) спектакль «О Маяковском и его любви».

«Герой появляется в различных воплощениях, каждое из которых есть метафора его внутреннего мира: солдат, война, женщина, проститутка, власть, время»,

подсказывала аннотация, без которой видео можно было бы принять за бог весть как оказавшуюся на биеннале документацию вычурного любительского спектакля. Впрочем, дилетантизм — не то, в чем следует упрекать «ВМаяковского». Шейн и не претендует на кинематографическую гладкопись, сознательно открывая изнанку съемочного процесса и превращая репетиции в часть коллажного действия.

С репетиций, транслируемых на полиэкран (как в «Тайм-коде» Майка ФиггисаВ этом фильме экран поделен на четыре части), начинается второе пришествие «ВМаяковского» — кинотеатральная версия, показанная на «Территории». Ее хронометраж — 115 минут. Вроде бы существует и вариант в два раза длиннее. Возможно, он станет частью выставки в Третьяковской галерее или превратится в нечто совсем другое. Об этой версии «ВМаяковского» лучше всего говорят стихи самого героя, дважды прочитанные с экрана: «Что ни страница, то слон, то львица». Это относится и к суперзвездному составу участников, и к разнузданно эклектичной стилистике.

Фильм начинается с репетиций: актеры собираются за столом, разбирают листочки с текстом. «Еще раз напомню, что это рыба, набросок, не сдерживайте свои фантазии, мысли», — говорит артистка Чулпан Хаматова (ей предназначена роль Лили Брик). «Импровизируйте, оттягивайтесь», — дополняет коллегу Евгений Миронов — в процессе импровизаций он попробует читать за Троцкого. Но вообще у Миронова другая роль — Якова Агранова, сотрудника ВЧК-ОГПУ-НКВД, курировавшего, так сказать, деятелей культуры, с Маяковским, согласно фильму, почти дружившего. Михаил Ефремов примеривается к «дородному человеку с моноклем в глазу» — Давиду Бурлюку. Юрий Колокольников демонстрирует недюжинное (даже без грима) сходство с самим Владимиром Владимировичем. Что неожиданно, хореографы — за тем же столом: Антон Адасинский станет Мейерхольдом, Альберт Альбертс — Осипом Бриком. Гремят стулья. «В историческом повествовании нужна не выдумка, а догадка», — начинает читку Колокольников. По рукам идет револьвер, который поэту-самоубийце предстоит достать из ящика стола.

Не меньше половины экранного времени отдано именно застольным пробам. Конечно, интересно наблюдать, как Колокольников, с вызовом повторяющий: «Господа, любители святотатств», смакует слово «святотатств». Или как Хаматова с изумительной профессиональной сноровкой объясняет, отчего сила голоса у Маяковского не в крике, точнее, в крике «на себя», а не «от себя». Я бы предпочел визуализацию читке вот этого, например, эпизода:

— Мы, когда с Осей ездили в Туркестан, зашли с ним в один публичный дом, очень странный публичный дом.

— С Осей?

— Ну конечно, а что тут такого... И выступала девушка в похожем платье, она танцевала перед нами, начала крутиться и докрутилась до того, что поднялась юбка, а там обнаженная, невероятной красоты фигура.

И с кухней киношно-театрального закулисья, думаю, есть некоторый перебор. А вот кадров мейерхольдовских репетиций — тех, что составляют основное содержание представленной на «Манифесте» «лаканической» главы, — напротив, раз, два и обчелся. Постановочные сцены, в которых актеры не читают по бумажке, а произносят слова наизусть, сняты в костюмах эпохи, в нарочито условных интерьерах. Самое интересное здесь — перевертыши: роли некоторых героев исполняют (благодаря монтажу, практически одновременно) разные люди. Лиля Брик — не только Хаматова, но и Людмила Максакова, пожилая Брик, предающаяся воспоминаниям («У Володи рано умер отец — уколол палец булавкой и тут же умер. Осип обожал Володю, он говорил: «Володя не человек, он — событие»). Ее первое появление на экране сопровождает раритетное видео с Аллой Пугачевой, поющей «За окном сентябрь провода качает...». Почему так — объяснить не могу (ладно бы в песне было про октябрь). Фонограмма вообще полна иррациональных вольностей, от рэпа до Земфиры. Татьяну Яковлеву играют Надежда Михалкова, Мириам Сехон и Софья Заика. Разделенный на троих образ проносится, как картинка в калейдоскопе, и уяснить что-то внятное про этого персонажа не получается. Впрочем, «ВМаяковский» — не байопик. Куда подробнее в фильме показан Агранов в трех лицах: Миронова, Никиты Ефремова, Петра Верзилова. Тут, по идее, надо ввернуть что-то про коварную хамелеонскую многоликость власти, но не получается. Верзилов появляется максимум на минуту, и толком не определишь, какую ипостась кровавого режима он олицетворяет. Трактовки же лобызавшегося с писателями палача Агранова у Миронова и Ефремова совпадают — это умный, милый и даже застенчивый человек, искренне привязанный к Маяковскому, по-отечески его опекающий и предупреждающий о наступлении политических заморозков. Однако без Википедии о людоедской природе Агранова не догадаться.

Когда Маяковский из текста сценария пойдет по петроградской мостовой 1915-го мимо демонстрантов с карикатурами на кайзера и портретами Николая II, в кадре появятся современные хоругвеносцы: подобные временные перемещения в хронику наших дней для «ВМаяковского» тоже в порядке вещей (они напоминают о динамичном монтаже предыдущих документальных экспериментов Шейна). Параллели прошлого и настоящего не всегда столь прямолинейны — мол, заговорили про шествия с хоругвями в 1915-м — получайте Болотную 2012-го. Самый убедительный временной кувырок — кадры, в которых молодой московский поэт Михаил Кедреновский читает свои стихи у памятника Маяковскому на Триумфальной:

Биты под душу отведенные кластеры,

Остались только под разум и тело.

Изделие спрашивает у мастера:

«Зачем ты меня так сделал?»

Изделием движет обида,

Мудрым не по годам.

Волна подросткового суицида

Катится по городам.

Есть ли смысл сидеть за партой,

Если нету того, кто подвесил нить?

Тринадцатилетнего Сартра

Опять начинает тошнить.

Школьники с яркими ранцами

Пьют пиво на остановке,

Улыбчивые дагестанцы

Опаздывают на тренировку.

Подросток идет на балкон с сигаретой,

Ему хорошо одному.

Он обращается к свету

И слышит в ответ тишину.

Чтобы собраться с силами,

Нужно совсем немного.

Шестнадцатилетний Кириллов

Себя объявляет Богом.

Он думал стать много выше

Тех, кто все это начал.

Послезавтра в газетах напишут:

«В любви потерпел неудачу».

Думать иначе неловко,

Думать — вообще дело гиблое.

Дагестанцы на тренировке

отрабатывают бросок с прогибом.

Это красивые стихи и красивое сопоставление — времен, талантов, энергий.

Страннее выглядят любительские съемки турпоездки съемочной группы в Северную Корею: режиссер Шейн и актер Колокольников наравне с местными гражданами покорно бьют поклоны гигантским статуям Кимов. Вольная рифма с Маяковским, едва не сподвигнутым своим энкавэдэшным приятелем Аграновым на поэму про Сталина, понятна, но при этом как-то не слишком уместна. На этом примере очевидна идеологическая проблема проекта: склонность к обобщениям, эффектным и как будто оправданным, но на деле банальным и поверхностным. Генеральная мысль сводится к тому, что художник и власть — союз фатальный. Кто бы спорил; особенно в октябре 2017-го, когда никуда не деться от не предусмотренного фильмом «дела «Платформы». Если вдруг кто-то не в курсе, напомню, что в те дни, когда мы ходим на премьеры «Территории», пишем рецензии в «Искусство кино» и развлекаемся как можем, один из худруков фестиваля, Кирилл Серебренников, и вся команда проекта «Платформа», потрясающе работавшего с 2011 по 2013 год, арестованы по фантастическому обвинению в хищении бюджетных средств.

«ВМаяковский» неумышленно напоминает о Серебренникове еще и тем, что в «мейерхольдовских» сценах участвуют актеры его «Гоголь-центра» (а Марии Поезжаевой отведена роль Вероники Полонской). Но сводить весь размашистый эксперимент («Зачем вам эта громкость внешняя?» — вопрошала Маяковского экранная Брик) исключительно к трагедии художника в тоталитарной стране как-то бедно, разве нет? Как и объяснение Шейном первой попытки самоубийства героя: «Мужчины, женщины, вы все, суки, будете плакать, когда я умру. Я — гений!» В стихах Кедринского даже подростковый суицид получает мотивировку поглубже. Ну и прямые аналогии между 1930-ми и 2010-ми провести все-таки сложно.

Парадоксальной художественной бедностью оборачивается и стилистическая избыточность. Как говорил Лев Толстой, «чисто писано в бумаге, да забыли про овраги». Замысел — экстраординарный, результат же выглядит неуклюжим, тяжеловесным. Столкновение игрового и документального кино, театра, перформанса и видеоарта породило объект, более всего похожий (некиногеничной цифровой картинкой в том числе) на архаичное художественно-публицистическое телевидение. Возможно, авторов подвело слишком серьезное отношение к собственной затее, погубившее именно игровую природу проекта. Лучше бы они вдохновились хулиганским «Пиратским телевидением» Тимура Новикова со товарищи. Маяковский хулиганство одобрил бы.