Поработав в жюри «Артдокфеста», главный редактор ИК Антон Долин делится впечатлениями от программы самого запрещенного кинофестиваля России. Лучшим фильмом конкурса был признан снятый под псевдонимом «Тихий голос», другие призы получили «Земля голубая, будто апельсин», «Гунда» и «Байконур. Вторжение».
«НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ДОЛИНЫМ АНТОНОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ, ЯВЛЯЮЩИМСЯ ЛИЦОМ, ВХОДЯЩИМ В СОСТАВ ОРГАНА ЛИЦ, УКАЗАННЫХ В Ч. 4 СТ. 9 ФЗ «О КОНТРОЛЕ ЗА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ЛИЦ, НАХОДЯЩИХСЯ ПОД ИНОСТРАННЫМ ВЛИЯНИЕМ», ВКЛЮЧЕННОГО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ»
Весь конкурс «Артдокфеста» подряд я смотрел впервые в жизни: статус члена жюри обязывал. Впечатления оказались сильнее, чем я думал. Теперь вынужден согласиться с теми, кто называл «Артдокфест» лучшим фестивалем в России — по меньшей мере среди международных. Ок, откажемся от оценочного «лучший»: назовем его важнейшим.
Не секрет, что в России реальность под запретом. Еще не для независимой журналистики или нон-фикшен литературы, но определенно для кинематографа… за исключением документального, редко зависящего от крупных государственных бюджетов. А ведь половина конкурсантов «Артдокфеста» — еще и европейцы или другие иностранцы, которые вовсе не в курсе наших многочисленных табу. Получается, смотря конкурс «Артдокфеста», мы видим на экране абсолютно другую реальность, чем в фильмах, допустим, «Кинотавра». Просто параллельный мир. Точнее, в параллельном живут те, кто «Артдокфеста» не смотрят.
Столкновение с подлинной Россией шокирует, и не потому, что ее экранный образ состоит из сплошной «чернухи» (боже, как я ненавижу этот псевдотермин). Наоборот, здесь немало удивительно красивых и неожиданных образов, историй, персонажей. Просто это измерение, в котором внезапно, как по мановению волшебной палочки, исчезают абсурдные «заговоры молчания», о которых мы привыкли думать как о норме. И вырисовывается единая картина — или даже карта? — глобального явления, которое так и хочется обозвать «русским миром».
Не торопитесь отмахиваться от одиозного словосочетания, присвоенного националистами и квасными патриотами. Речь о бесконечной и неопределимой, мутной и интригующей, угрожающей и трогательной территории послеимперского мышления и поведения, объединенной уже не географически или культурно, а сугубо по языковому признаку. В границы этого мира входят и впечатляющий пантеизм космополита Виктора Косаковского с его черно-белой сагой о свинье «Гунда» (снятой на территории Европы), и невероятная Чукотка, которую поляк Мачей Куске в своем «Ките из Лорино» увидел и услышал тоньше и чутче, чем Филипп Юрьев в недавнем нашумевшем «Китобое», и не менее экзотичные Курилы, несколько более ортодоксально показанные Владимиром Козловым в спродюсированном французами «Кунашире», и даже молодые киевляне с их планами и надеждами из «Ночи на улице», снятой по-русски бельгийцами Леа Тоннером и Каролин Гимбаль. Не впервые проник в бездонную русскую душу и поляк Ежи Сладковски: в его «Горькой любви» пассажиры и команда волжского теплохода «Максим Горький» переживают разрушение отношений и рождение новых привязанностей под незамолкающую музыку в диапазоне от оперных арий до самодеятельного шансона. Эх, широк русский человек, никак не сузить.
Неудивительно, что с каждым годом проведение «Артдокфеста» в России кажется все более невероятным. В 2021-м проблемы были и в Москве, и в Петербурге. Петербуржская часть фестиваля была попросту сорвана малопонятными «активистами», и городские или федеральные власти не помогли восстановить справедливость. В Москве конкурсные фильмы показали, но некоторые, потенциально «опасные», из программы вынужденно выпали. Основной конкурс, таким образом, перенесли в Ригу, где последние годы живет и работает основатель фестиваля, режиссер Виталий Манский. Наше жюри смотрело фильмы и заседало там — в экстремальных условиях очередного локдауна, закрытых кинотеатров, магазинов и ресторанов. Фильмы показывались жюри отдельно, публика смотрела их в своих «пузырях»: коммунах, ресторанах доставки на дом, тюрьмах, даже на ферме. Эти офлайновые сеансы — не только символическая победа над случившимися в России срывами и запретами (и заодно над пандемией), но и внезапное осознание того, как все фильмы «Артдокфеста» вместе взятые, при очевидном несовершенстве многих из них, складываются в единый впечатляющий дискурс некоего сюрреалистического гиперкино. Его и взялся поставить, запечатлеть, а потом смонтировать на правах куратора, продюсера и автора сам Манский.
Монтировали в уме собственное кино и мы с коллегами по жюри, критиками Дитой Риетумой и Артемием Троицким.
Впечатляют смелые попытки вывести некую формулу «русского мира» в рамках одного фильма. Больше других в этом преуспел Андрей Грязев в своем эпическом «Котловане» (фильм — участник Берлинале-2020 и лауреат недавней «Ники»), собранном из записанных в YouTube обращений граждан РФ к своему президенту, адресату всех упований и проклятий. Эта страстная, яростная, до слез смешная и до ужаса трагическая картина — настоящий спуск в ад по спирали, глубже и глубже. Холоднее и спокойнее изучает «глубинный народ» Наталья Ефимкина в «Гаражанах» — монументальном исследовании того, как наши люди находят укрытие в своих гаражах. Это будто третий (финальный ли?) этап советской гаражной утопии. Сперва, лет эдак 100 назад, великие архитекторы авангарда строили общие гаражи для молодого государства, прогнозируя его счастливое будущее. Полвека спустя настало время для крошечных частных свобод, собственных автомобилей и выделенных под них закутков, которым посвящен «Гараж» Эльдара Рязанова. И вот сегодня гараж стал пространством личного права на любые странности и свободы, уже без намека на изначальное предназначение. В гаражах выпивают, торгуют, играют и записывают музыку, занимаются творчеством, вырезают из дерева иконы… скрываются, отстаивая право на независимость от беззаконной и жестокой реальности.
Наверное, вам знаком фанатский трепет от встречи в каком-нибудь голливудском кинокомиксе с персонажем из другого фильма, зашедшим в кадр на правах специального гостя. Нечто подобное демонстрируют и «Гаражане», где среди многочисленных колоритных героев внезапно встречаешь Илюху из брутального, насквозь нецензурного, источающего мрачную и грозную поэзию «Чермета» Николая Н. Викторова. Эта визуальная поэма о трех сборщиках металлолома из маленького руинированного северного города, где даже микросообщество порождает в миниатюре знакомое нам всем насилие: велеречивый и самоуверенный Илья безостановочно унижает и оскорбляет безмолвного Виталика. Финальные титры «Гаражан» бесстрастно сообщают: Виталик пропал без вести и умер.
Моменты «остановки сердца», когда вдруг перестаешь воспринимать людей с экрана как выдуманных персонажей, — преимущество документального кино перед игровым. Но по-настоящему сильно они работают все же лишь в тех фильмах, где есть место яркой метафоре, четкому сюжету, художественному взгляду на сколь угодно нестерпимую жизнь. Как в меланхолическом «Джой» Дарьи Слюсаренко, вполне чаплинской мелодраме о бродячем цирке и сложных взаимоотношениях клоуна с клоунессой (параллельно разворачивается сюжет о рыси, которая тщетно пытается сбежать от укротителей). Или в метафизической док-комедии Валентина Сидоренко «Дар», герой которой, немолодой и пьющий Александр, после пожара в собственном доме вынужден переселиться к бесконечно пилящей его матери. Бытовуха органично перемежается мистикой: мать умело зарабатывает знахарством, Александр вдохновенно предсказывает будущее. И они сами, и их клиенты в эффективность этих паранормальных талантов свято верят.
Все чаще отмычкой для невыносимой жизни режиссеры делают детский взгляд — открытый, невинный, бесстыжий, честный. Разнообразие методов и приемов не позволяет назвать этот ракурс шаблонным. Например, в интеллигентных «Тенях твоего детства» режиссер/оператор Михаил Горобчук с нежностью снимает свою дочь Стешу, запечатлевая туманный лимб первых лет жизни и сравнивая ребенка с философическим норштейновским ежиком. В щемящей миниатюре Анны Артемьевой «Приезжай к нам в гости, мама» героиня баюкает свою дочь по видеосвязи, из далекой страны: увидеться в ближайшее время им не удастся. В автобиографичной хронике «Стася — это я» Стася Гранковская выстраивает хрупкую архитектуру повествования из любительских съемок старой, канувшей в небытие Одессы, а Валерия Гай Германика в «Папе» (увы, снятом с конкурса автором) через поездку на море с отчимом обнажает интимные, обычно скрытые от посторонних стороны семейной жизни.
В этом необъявленном внутреннем «конкурсе в конкурсе» по части самобытности и художественной выразительности неформальную победу следовало бы присудить черно-белому и аскетичному «Мальчику» Виталия Акимова. Режиссер-дебютант хотел снять фильм о своем отце, которого никогда не знал, а вместо этого вышел целый кинороман о трогательной и рассыпающейся иллюзии патриархата. В центре — десятилетний Степа, племянник режиссера, которого после смерти отца и исчезновения матери выращивает вечно пьяный, но еще не старый дед. Повествование о череде несчастных случаев и прочих беспросветных кошмаров подано в обаятельной гек-финновской манере, позволяющей пережить невозможное. И мы тоже находим возможность катарсиса в музыкальных штудиях двух деревенских алкоголиков, вдумчиво слушающих «четвертую сонату Баха» (на самом деле звучит пятая симфония Бетховена), потом «Времена года» Вивальди и, наконец, неопознанный шансон: эта музыка, рассуждают мужики, от беса, а классика — от бога, но божественную слушать еще труднее, чем мотать срок в тюрьме.
Кстати говоря, другой прорыв из повседневного в вечное — многократно описанная «Гунда» Косаковского (приз за лучшую режиссуру, с формулировкой «за умение понимать язык животных и птиц»). Эта картина тоже выходит к трансцендентному через черно-белое изображение. И тоже родилась из детского впечатления автора, который когда-то подружился с поросенком и не смог смириться с его гибелью, пронеся мечту сделать подобную картину через всю жизнь.
Сколь угодно детально исследуя свинцовые мерзости, «Артдокфест» (не случаен же корень «арт-»!) за счет искусства кино спасает и авторов, и зрителей от, казалось бы, закономерного отчаяния. Иногда и буквально, как в изобретательной и глубинно пацифистской картине с Украины «Земля голубая, будто апельсин» Ирины Цилык. Действие происходит в Донбассе в самый разгар непрекращающейся войны. Анна и ее четверо детей живут с украинской стороны границы, говорят по-русски — и не обсуждают, кто прав, а кто виноват, где агрессор, а где жертва. Их вообще не интересует война ни в каком контексте, кроме сугубо бытового, практического. Анна и ее дети заняты другим: они снимают кино. Это своего рода магический ритуал, волшебное действо. Реальность отступит перед вымыслом, экранный образ заслонит нестерпимую жизнь за окном. Подобно, например, оскароносной «Операции «Арго» Бена Аффлека, «Земля голубая, будто апельсин» — картина о том, как кинематограф помогает выжить. Неудивительно, что фильм наградили на американском «Санденсе». Мы на «Артдокфесте» тоже присудили ему специальный приз жюри с формулировкой «за творческую женскую альтернативу войне и насилию».
Поразительное свойство многих украинских фильмов на фоне российских — их витальность и порой неожиданный оптимизм. В полной мере эти качества свойственны еще одному лауреату — фильму Ангела Ангелова (режиссер и оператор) и Дмитрия Громова (сценарист и главный герой) «Байконур. Вторжение». Ему достался специальный диплом «за амбициозный замысел, рискованное решение и блестящий результат». А ведь экспедиция, которая и превращена в полнометражное кино, могла бы закончиться для ее двух участников трагически. Громов и Ангелов мечтали о советском космосе. И решили проникнуть на территорию крупнейшего в мире космодрома на Байконуре, чтобы своими глазами увидеть запуск ракеты. Разумеется, нелегально. Их фильм — настоящий документальный триллер, сделанный обескураживающе прямолинейно и остроумно. Два украинских парня тайком залезают в секретные ангары и обследуют гигантские корабли, которые больше никогда не взлетят, — в этом можно увидеть разоблачение инертного и помпезного мифа о советском завоевании космоса. Но вот ракета взмывает вверх, и будто от напряжения ожидания в камере садится батарейка: в одну секунду зрителю и героям возвращается наивная вера в идеалы Циолковского и Королева.
Наполнен светом и самый мастерский, оригинальный, душераздирающий и отважный фильм конкурса «Артдокфеста» — «Тихий голос», снятый режиссером под псевдонимом «Река Валерик» (отсылка и к реальной реке, и к стихотворению Лермонтова). Она и получила Гран-при «за талант слышать неслышное и видеть невидимое». Герой этой интимной трагедии — Хаваж, 25-летний борец ММА из Чечни. Его гомосексуальность была раскрыта, он чудом выжил (его старшему брату приказали убить «извращенца»), после чего попросил политического убежища в Бельгии, где и разворачивается действие фильма. Оставшись в одиночестве и оказавшись в изоляции, не имея возможности даже тренироваться, — как выясняется, большинство залов для тренировок по смешанным единоборствам в Европе «держат» именно чеченцы, — Хаваж буквально немеет: теряет голос, не может издать ни звука. И молча, съежившись на постели в анонимном отеле, слушает голосовые сообщения от матери: «Сын, вернись к нам, мы поможем тебе исцелиться… Сегодня брат сжег все твои фотографии, даже детские…»
Режиссер скрывает лицо своего героя, его голоса мы тоже не слышим. Таким образом, человек будто исчезает на глазах, превращается в собственную тень. Но именно фильм возвращает ему плоть, достоинство, субъектность. «Тихий голос» — картина о праве человека на самостоятельный выбор, на любовь, на профессию. На то, чтобы не быть в одиночестве. Конечно, показы именно этого фильма не могли состояться ни в Петербурге, ни в Москве, ни в ином российском городе. Зато можно считать эту маленькую ювелирную работу индикатором изменений в обществе. Несомненно, когда-нибудь Россия будет свободной — но только в тот день, когда люди смогут купить билет в кинотеатр и свободно посмотреть там «Тихий голос».
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari