Собранный из противоречий: «Я создан для тебя» Марии Шрадер

В начале 2000-х годов, когда «берлинская школа» вдохнула новую жизнь в немецкое кино, мир узнал о Марии Шрадер. Прославившись еще в прошлом веке в качестве актрисы («Серебряный медведь» за роль в фильме «Эме и Ягуар»), Шрадер спустя несколько лет, как и ее соотечественница и наставница Ангела Шанелек, переквалифицировалась в режиссеры. Вторая волна славы пришла к ней в 2020 году, когда после выхода на Netflix нашумевшего мини-сериала «Неортодоксальная» о еврейской беженке, постановщица стала первой немкой, получившей Emmy не в актерской категории.

Ich bin dein Mensch (в буквальном переводе — «Я — твой человек») — вольная адаптация короткой новеллы Эммы Браславской и уже пятая режиссерская работа Марии Шрадер. По ночам Альма (Марен Эггерт) спит в чудесной берлинской квартире, а днем отправляется в Пергамский музей, где исследует шумерскую клинопись, посвятив последние три года работе, которая, по ее мнению, должна стать делом всей жизни. Кажется, единственное, чего хочет девушка, это продолжить исследования, однако начальство подкидывает новое испытание. Теперь Альма, как последний сотрудник компании, не обремененный семейными узами, должна выступить в качестве тестировщика идеального партнера-робота, полностью созданного в соответствии с интересами девушки. Скрепя сердце Альма принимает условия, ведь, чтобы получить взамен грант на дальнейшие поиски метафорического языка в древней клинописи, ей нужно всего лишь написать честный отзыв, однако едва она замечает Тома (Дэн Стивенс) в полумраке ночного клуба, как тут же преисполняется негодованием — как можно было создать настолько тошнотворное существо? Том цитирует Рильке построчно, знает предпоследнюю букву каждого стихотворения и твердо убежден, что после долгого рабочего дня каждая женщина мечтает лишь о бокале шампанского и ванной, наполненной лепестками роз. Это ли не кошмар?

Как говорил другой представитель «берлинской школы» Кристиан Петцольд, «мы живем на кладбище жанров и пользуемся их останками». Потому «Я создан для тебя» и не становится ромкомом или сай-фай-драмой. Взяв по кусочку от каждого жанрового пирога, картина Шрадер превращается в торт, разгадать начинку которого не так-то просто, ведь, несмотря на, казалось бы, линейный нарратив и ясность изложения, фильм далек от прозрачности. Сочетание «реального» и «фантастического» здесь укореняется в настоящем, не имея ни прошлого, ни будущего. Том, как он и сам не устает напоминать, произведен на заводе и там же завершит свою «жизнь», когда придет время, — для него существует лишь происходящее здесь и сейчас. Альма блуждает среди обрывочных воспоминаний, но никак не может сложить из них общую картину собственного существования — то ли она хочет вернуться к бывшему парню, то ли погрузиться в раскопки и переводы, то ли отказаться от всего и превратиться в «идеальную женщину», которая на цыпочках выходит из комнаты, чтобы сварить кофе к завтраку. Когда партнер-робот пытается облечь переживания возлюбленной в слаженную немецкую речь, Альму передергивает — как ее, одержимую метафоричностью языка, могут волновать такие жалкие, банальные и эгоистичные вещи? Неужели она является одной из тех, кого презирает за мелочность и приземленность?

Контактное лицо компании (Сандра Хюллер) уточняет, что для создания крепких отношений необходимо общее прошлое, и неважно, выдумано оно или истинно. В попытке сыграть с правдой и ложью в прятки Альма и Том берут за основу реальную историю, произошедшую с женщиной в детстве, но превращают призрачную фигуру датского мальчика Томаса во вполне реального англичанина по имени Том, который не только готов принять выданную ему роль из прошлого, но и стать основой будущего для своей возлюбленной.

Альма и Том, сами того не ведая, являются полноправными участниками эксперимента, процесс которого двунаправлен. Герой Стивенса — этакий Кэри Грант, преодолевший барьер времени, а персонаж Эггерт — живой манифест самодостаточной женщины, открыто заявляющей о нежелании менять что-то в укладе своей одинокой, но стабильной жизни. Она не верит, что идеальная машина может заменить человека, ведь только благодаря принятию недостатков другого можно научиться быть вместе. Вот только Том не просто набор заложенных программ, он умеет перерабатывать полученную информацию и даже рефлексировать, а значит, постоянно обучается и совершенствуется. Том понимает, что повлиять на Альму можно прежде всего словом, едва уловимым колебанием воздуха, легким акцентом. Недаром он стремится к романтике и отказывается от сексуальных контактов — роботу важно достичь сердца своей героини и заслужить любовь, пока Альма продолжает повторять, что хочет поверхностных отношений, способных спрятать ее от угнетающей повседневности, в которой привычный уклад с каждым днем все больше превращается в руины жизни.

Как и в «Ундине» Петцольда, важную роль в фильме играет Берлин, превращаясь из простых декораций в полноправного героя, словно внезапно потерявший все живое и ставший стерильным объектом, избавленным от пороков. Часть съемок фильма проходила в реальном, непривычно опустевшем без туристов Пергамском музее, Галерее Джеймса Симона и престижном Йенском университете имени Фридриха Шиллера. Практически везде отсутствовала главная составляющая этих мест — люди. Перемещаясь по берлинским пейзажам и декорациям, главные герои транслируют изолированность друг от друга и постоянно оказываются в разных пространствах, как бы сообщая о невозможности их отношений. Когда Том выходит из дома, Альма наблюдает за ним с балкона, а когда отправляется на работу — оставляет партнера переживать мучительные часы в кофейне. В гостях Том остается в гостиной, а его любимая отправляется во внутренний дворик переговорить с бывшим бойфрендом; во время визита в мастерскую Альмы Тома тут же уводит ее помощница, чтобы рассказать о проекте, в то время как женщина остается на месте. И даже в финале, когда Альме и Тому вновь предстоит встретиться, между ними остается черта, которую никто не решается преодолеть.

Сотканный из противоречий, фильм Марии Шрадер может позволить себе разъединять визуальное и аудиальное. Зачитываемое вслух письмо Альмы резко контрастирует с ее действиями, но человеческая душа — потемки, разложить ее на алгоритмы вряд ли удастся. Именно поэтому, даже несмотря на обреченность, человек будет вновь и вновь возвращаться к тому, что его убивает. Ведь жизнь без другого — это уже жизнь без другого.