Майк МиллсЧ/б делает фильм претенциозным и «артовым» — и это не плохо

— «Начинающие» были фильмом о вашем отце, а «Женщины ХХ века» — о вашей матери. «Камон Камон» тоже родился из ваших личных переживаний и отношений с членами семьи? 

— В целом да. Фильм вырос из моих наблюдений за сыном и тем, через что прошла моя жена, когда стала матерью. Кроме того, я окунулся в мир детей в школе моего ребенка, и их жизнь меня сильно заинтересовала. 

— То есть это снова автобиографическая история? 

— Все-таки не совсем. Сначала Джесси напоминал моего сына, но в ходе работы над сценарием он стал отдельной личностью. А потом мы нашли Вуди, и он стал больше похож на него — в том, что касается ритма, эмоций, движений, забот. А другие герои фильма — совсем выдуманные. Например, отец с биполярным расстройством, которого играет Скут МакНэри, это не какой- то конкретный мой знакомый, хотя я знаю людей, который столкнулись с БАР. Кроме того, в интернете я нашел много полезных и информативных видео и рассказов, которыми делятся люди с этим расстройством. Да, Джонни в начале был в чем-то списан с меня, но в итоге в нем стало больше Хоакина, чем меня. И Вуди — это не маленький Майк Миллс. Я использовал свой взрослый, родительский опыт, а не детский. Я думал о том, чем живет мой собственный ребенок и его сверстники. В чем его заботы, жалобы и радости? Что его смешит и заставляет плакать? Когда у тебя появляется ребенок, ты по-новому смотришь на свое детство. Появляется сочувствие к себе и своим родителям. 

— Вы писали роль Джонни под Хоакина Феникса? 

— После «Джокера» Хоакин стал самым труднодоступным актером в мире. Конечно, я мечтал заполучить его, но не думал, что получится. Когда я пишу — особенно в первый год работы над сценарием — я выдумываю таких абстрактных чудиков в своей голове, несуществующих. При этом они выглядят определенным образом, и это помогает мне закончить сценарий. 

— Хоакин просил переписать роль под себя?

— Когда мы впервые встретились, он сказал: «Ты вроде бы приятный человек, и сценарий мне понравился, но я не уверен, что подхожу на эту роль». А я тут же влюбился в Хоакина — в то, как он думал и говорил. Мне казалось, что он может сыграть Джонни, а ему — нет. Мы хорошо поладили, но он как бы отказался. А на следующий день он начал писать мне насчет сценария, задавать вопросы. И так продолжалось несколько месяцев. В конце концов Хоакин пришел ко мне домой, и мы прочли по ролям весь сценарий, задавая друг другу множество вопросов в процессе. Его волновал не только Джонни, а все герои. Мы плотно работали вместе над историей. Хоакин очень умный, отлично разбирается в сторителлинге и ненавидит предсказуемые клише. У меня всегда слишком нежные и милые фильмы, и Хоакин помог мне добавить конфликтов, показать зрителям слабые места и ошибки героев. И Хоакин меня безумно смешил, у меня аж голова начинала болеть от смеха.  

— В фильме есть документальные интервью, которые Джонни берет у детей по всей Америке. Как вы работали над этими эпизодами?  

— Это простые дети из разных городов. Думаю, они даже перед камерой никогда не бывали. Мы находили их через школы, приходили к ним домой и задавали достаточно сложные вопросы. Этот процесс делал всех нас, включая Хоакина, более чуткими по отношению к детям, помогал понять их проблемы и тревоги. Многие были в сценарии, но Хоакин и Молли импровизировали по ходу разговора. А вообще идея радиопередачи была одной из отправных точек в работе над фильмом. 

— Дети, наверное, были в восторге, что у них берет интервью Джокер. 

— Мы снимали в самый разгар промокампании «Джокера», и некоторые дети действительно узнавали Хоакина. И он, надо сказать, легко может заставить тебя забыть о своей славе. Он был словно Оби-Ван Кеноби в «Звездных войнах»: «Это не те дроиды, которых вы ищете». Он не был против обсудить с детьми «Джокера», но в начале всегда выводил детей на разговор о них самих. 

— Почему вы решили сделать фильм черно-белым? 

— Многие фильмы, которые я люблю, идеализирую и изучаю, сняты в ч/б. Мне бы хотелось, чтобы в мире было больше черно-белых фильмов. Я бы и свои предыдущие фильмы делал черно-белыми, если б мог. Мне хотелось, чтобы в фильме были противоречащие друг другу элементы. В «Камон Камон» есть документальная составляющая, и я старался ничего не менять в локациях для съемок, чтобы все казалось настоящим. С другой стороны, это ведь классическая юнговская басня о мужчине и мальчике, которые путешествуют вместе по миру. Черно-белое изображение подчеркивает, что это такая древняя история, и помогает вытащить зрителя из реальности. Возможно, ч/б делает фильм более претенциозным и «артовым», но это по-своему и хорошо — заставляет зрителей взглянуть на вещи по-другому. 

— Черно-белая картинка также заставляет вспомнить о фильмах Вима Вендерса.  

— Да, я многое позаимствовал из «Алисы в городах». Взрослый и ребенок, которые не знают друг друга, путешествует по стране. А еще тут есть элементы из «Неба над Берлином». Еще одна созерцательная и поэтичная картина, где черно-белое изображение сопровождала задумчивая поэзия Петера Хандке об истории и Берлине. У меня тоже городские ландшафты появляются, когда герои говорят, — очень вендерсовский прием. Мне нравится, как Вендерс работает с пространством и локациями, интерьерами и экстерьерами. Он будто бы говорит зрителям: «Этот разговор мог случиться только в этом конкретном месте в этом конкретном городе». В итоге локации влияют на общий смысла не меньше, чем истории героев. Мне кажется, это очень логичное решение.