Михаил БородинЖизнь мигранта в России — один большой триггер

— Давай начнем с индустриального. В титрах твоего фильма можно увидеть много интересных плашек: от программы Work In Progress Венецианского кинофестиваля до фонда Eurimages. Расскажи о пути этого проекта. 

— Все началось с того, что я поделился своей идеей с Артемом Васильевым, продюсером компании METRAFILMS, и он поверил в нее. Мы договорились, что на первом этапе Артем поможет с финансированием, а потом мы поедем презентовать проект на питчинги. Сначала мы посетили кинофестиваль в Котбусе, где проходит большое индустриальное событие cocoPITCH. Туда приезжают продюсеры авторского кино со всего мира. Там мы познакомились со словенскими и турецкими продюсерами, которые поддержали проект. Уже после них мы обратились в фонды Eurimages, «Кинопрайм» и другие институции. 

К тому же большую роль сыграло мое участие в короткометражном конкурсе Каннской недели критики с фильмом «Я нормальный» (2018): они помогают авторам сделать первый метр. Программа называется Next Step, по ней мы ездили в Нормандию, где профессионалы индустрии помогали улучшить наш сценарий. «Продукты 24» получились сравнительно недорогой картиной, но каждая копейка в течение трех лет собиралась с трудом.

— «Продукты 24» попали на кинофестиваль, который очень любит остросоциальные темы. Ты не думал о том, что могут обвинить в фестивальной конъюнктуре?

— Как я понимаю, главное в конъюнктуре — это тема, которая может понравиться фестивалю класса А и критикам. Я четыре года делал «Продукты 24», поэтому никак не мог рассчитать, правильную ли тему выбрал и какой смотр ей заинтересуется. Это абсурд, потому что кино должно волновать автора, с героями и характерами надо жить. Если бы дело было в темах, многие с легкостью попадали бы на кинофестивали, но дело в энергии. Экран передает чувства и эмоции режиссера, без них фильм не будет работать. Я представляю, почему существует понятие конъюнктуры — фестивали отбирают определенное кино, малобюджетное, со сложными, локальными или острыми историями. Поступают они так не из-за узости мышления, а чтобы помочь получить внимание прессы и пробиться на биллборды тем, у кого нет огромных рекламных бюджетов.

— В России редко снимают кино о тяжелой жизни мигрантов, из известных картин могу вспомнить разве что «Айку» Сергея Дворцевого (2018). Почему ты взялся за эту сложную тему?

— Мне понятны чувства мигранта, потому что я сам им был. Жизнь мигранта в России — один большой триггер, от полиции до обычного человеческого общения. Мой собственный опыт дал дополнительный слой в раскрытии темы: я знаю, какие характеры есть и какая логика их поведения может быть точной. У меня была и есть боль за положение уехавших на заработки людей.

— Есть трогательный короткий метр «Калифорния» (2017), его снял Дастан Мадалбеков, выпускник ВГИКа родом из Киргизии. В фильме он в том числе показывает, как в метро полицейские постоянно останавливают и проверяют паспорта только у «нерусских». 

— В журналистских текстах часто появляется термин «нелегальный мигрант»: почти все мигранты из Центральной Азии «легальные», они прилетают в Россию на самолетах и поездах, проходят таможню. Проблема в том, что им отказывают в регистрации, поэтому люди становится нарушителями, не желая этого. Про это и мой короткий метр «Регистрация» (2019).

— «Продукты 24» можно разделить на две части: жизнь главной героини Мухаббат в магазине и затем на родине. Планировал ли ты изначально ее поездку в Узбекистан?

— Нам хотелось рассказать историю линейно, без флешбэков и каких-либо отступлений. В реальности она произошла 20 лет назад и до сих пор не закончилась, мне не хотелось погружаться в какие-то тропы в духе «сейчас героиня живет так, а в прошлом жила так». Когда я начал общаться с бывшими заложницами магазина, то у одной из них оказался точно такой же путь, как и у моей героини. Так моя идея оказалась зеркалом реальных событий.

— Ты общался с реальными жертвами насилия, когда создавал свой фильм. Чувствовал ответственность за то, что из их историй делаешь кино? 

— Все мы люди, сближение с любым человеком — сложный психологический процесс. Мне было бы трудно снимать документальное кино, потому что мне трудно помыслить сближение ради искусства. Уже четыре года я общаюсь с Бакией Касымовой, чья мать в 2012 году приехала освобождать ее и других пленников. Когда я был в Узбекистане, мы сразу поехали к ним в гости, в общении не чувствовал никакого груза ответственности. У нас Бакия сыграла небольшую эпизодическую роль, она сама на этом настояла.

— Твои «Продукты 24» напомнили мне одновременно о кино Гаспара Ноэ и Михаэля Ханеке: тесные, клаустрафобические помещения, неоновый свет, закадровая жестокость и хладнокровная, наблюдающая камера. Кем ты вдохновлялся?

— С моими соавторами, операторкой Катей Смолиной и художником Владом Огаем, мы пытались не уйти в эстетизацию насилия и не создать постдок. Нам нужно было что-то отстраненное, спокойное. У нас были референсы, по Zoom мы пересылали друг другу сцены из фильмов. Из азиатов это были Апичатпонг Вирасетакун, Цай Минлян и Цзя Чжанкэ, из европейцев — Гаспар Ноэ и Виндинг Рефн с его сериалом «Слишком стар, чтобы умереть молодым» (2019). Также посылали фрагменты из «Когда Гарри встретил Салли» (1989, реж. Роб Райнер). В этом фильме мы смотрели на общие планы и закадровый текст. Еще пересылали друг другу сцены из картин Квентина Тарантино: нам был интересен прием с верхним светом, когда лампочка создает световое пятно. Была и Линн Рэмси с ее фильмом «Тебя никогда здесь не было» (2017).

— Если посоветовать зрителю один фильм перед просмотром «Продуктов 24», то какой ты выберешь?

— «Прикосновение греха» (2013) Цзя Чжанкэ.