Иранский политический детектив: за что посадили победителя Берлинале-2020 режиссера Мохаммада Расулофа

Экономические санкции против Ирана, антиправительственные выступления в 2017–2018 годах, последовавшая за ними серия массовых гражданских акций протеста с требованиями смены политического режима и отставки высшего руководства страны, прокатившаяся по персидским городам в 2019 году, убийство иранского генерала Сулеймани, сбитый Ираном украинский «Боинг» — одна за другой доносятся новости из Исламской Республики Иран. Последнее известие касается режиссера Мохаммада Расулофа, обладателя главного приза последнего Берлинского кинофестиваля за фильм «Зла не существует». Автор картины обвиняется в пропаганде против государственной системы и приговорен к одному году тюремного заключения.

Вручение «Золотой пальмовой ветви» в 1997 году за «Вкус вишни» Аббасу Киаростами в прессе связывали с лояльностью Запада в отношении будущего президента Ирана Мохаммада Хатами, автора стратегии диалога цивилизаций (между Ираном и Западом) и сторонника либеральных преобразований в Иране. Именно при Хатами стали снимать все более смелые фильмы, и кинематограф окончательно превратился в постоянную статью иранского экспорта. 

Или другой пример — ровно через 20 лет после истории с Киаростами — вручение в 2017 году Асгару Фархади второго «Оскара» в его карьере за фильм «Коммивояжер» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» совпало с выпуском указа Дональда Трампа об ужесточении иммиграционной политики и запрете на въезд в США граждан семи мусульманских стран, в том числе Ирана. В итоге Фархади церемонию бойкотировал и награду лично получать не приехал, зато было много разговоров о том, что победа режиссера не так однозначна, как в случае с «Разводом Надера и Симин» в 2012 году. 

Отсюда часто возникает вопрос: является ли международный успех иранских режиссеров заслуженным, художественно обусловленным, или это всего лишь политическая конъюнктура?

Сегодня очевидно, что фильмы Мохсена Махмальбафа и/или Аббаса Киаростами уже стали классикой и в защите не нуждаются, а Асгар Фархади доказал своими работами всему миру, что эстетика иранских фильмов способна и готова меняться, а режиссеры хотят и умеют говорить со зрителем на современном им киноязыке. Однако игнорировать фактор политического сопротивления режиму иранских авторов посредством кино тоже невозможно.

Так называемая зеленая революция 2009 года — миллионные акции протеста несогласных с официальным объявлением итогов президентских выборов и незаслуженной, по их мнению, очередной победой Махмуда Ахмадинежада — подвела некую черту. В ходе этих событий пострадало много представителей творческой интеллигенции. Зеленая революция окончательно разделила страну на согласных с режимом и оппозиционеров. Главная героиня фильма Мохаммада Расулофа «Прощай» (2011) скажет: 

«Лучше быть иностранцем за границей, чем чужим в своей стране». 

А пока из Ирана во Францию уезжают вся кинематографическая семья Мохсена Махмальбафа и известная иранская актриса Голшифте Фарахани («Друзья» Луи Гарреля, «Патерсон» Джима Джармуша и так далее), Аббас Киаростами два своих последних фильма снимает за границей: «Копия верна» (2010) с Жюльетт Бинош — в Италии, «Как будто влюбленный» (2012) — в Японии.

Для тех, кто не эмигрировал, правила игры стали жестче. Главный приз Берлинского кинофестиваля 2011 года был присужден иранской драме Асгара Фархади «Развод Надера и Симин». Одним из членов жюри должен был стать Джафар Панахи, однако он не смог приехать. В конце 2010 года иранский суд приговорил обладателя Гран-при кинофестивалей в Венеции и Берлине и награды Каннского кинофестиваля к шести годам тюрьмы за то, что он снимал без разрешения и занимался подстрекательством к протестам после выборов 2009 года. Ему запретили делать фильмы и выезжать за пределы страны на 20 лет. Асгар Фархади, принимая награду, сказал: 

«Джафар, это для тебя. Надеюсь, что в следующий раз ты будешь стоять рядом». 

С тех пор Панахи самому был присужден главный приз в Берлине в 2015 году за фильм «Такси», но приехать за ним он так и не смог.

Сегодня фамилии Панахи и Расулофа часто можно услышать вместе, и не случайно. Оба режиссера преследуются по закону, оба имеют запрет на работу в сфере кино и не могут выехать из страны, но вместе с тем оба снимают фильмы и получают призы на международных фестивалях. Давно создается впечатление, что иранские власти играют в поддавки.

Правительство Ирана использует популярность кино на Западе для повышения культурного и политического престижа страны на международном уровне. Уже несколько десятилетий именно кинематограф является важнейшим предметом гордости Ирана в области культуры и искусства. Однако правительству выгодно, чтобы идущие в международном прокате фильмы создавали благоприятный образ страны. Поэтому правительство пытается посредством органов цензуры регулировать круг избираемых режиссерами тем, вынуждая их следовать если и не политической пропаганде, то умалчиванию о многих актуальных в обществе проблемах. 

Уже не первый год иранское правительство как будто действует по двойным стандартам: выпускает авторское кино за границу на фестивали, но при этом запрещает эти фильмы в самом Иране. Последние годы сдерживать дерзких режиссеров становится все сложнее. Эстетика иранских фильмов сильно отошла от первоначального поэтического кино, современные авторы все меньше стремятся вшивать социальные вопросы в сложные аллегории и метафоры. Скорее наоборот, они ставят насущные проблемы в центр угла и говорят о них прямо, злободневно и без утайки. Во многом это стало возможно благодаря широкой общественной поддержке. Иранскому руководству остается запугивать режиссеров тюремными сроками и отлучением от профессии. Режиссеры в свою очередь все чаще выбирают путь политических мучеников — роль диссидентов с запретом на профессию.

Парадоксально то, что при всем стремлении власти задавить инакомыслие в стране, иранские фильмы до международных фестивалей доезжают регулярно. Порой кажется, что на глазах разворачивается противоестественный абсурд... или очередной отголосок гибридной политики. Угрозы, запугивания, уголовное преследование и тюремные сроки материальны, но несколько спекулятивно думать, будто иранское правительство так наивно, что его можно легко обхитрить и переиграть шпионскими режиссерскими постановками. Чувствуется в этом то ли фальшь, то ли, что наиболее вероятно, расфокусировка политических ориентиров самого правительства современного Ирана. Не зря бытует мнение, что на территории Исламской Республики сегодня словно уживается два параллельно существующих государства — официально признанное теократическое и не нанесенное на карту призрачное «светское».

Только политическая подоплека и интерес к социально острым столкновениям между идеологией исламского правительства и натиском современной вестернизированной жизни в Иране не обеспечили бы иранскому кино столь продолжительную популярность у зрителей и критиков. Фильмы из Ирана актуальны благодаря проблемному полю своих тем, драматические конфликты иранских фильмов тесно связаны со смысловыми контекстами, то есть с жизнью среднего иранца. Это кино не о надуманных проблемах сытого горожанина, а о социальных язвах на теле политической системы, поэтому в этих фильмах по-прежнему есть искра правды и смелости столь важных для режиссеров, стоявших у истоков зарождения Новой волны. Даже если фильмы современных иранских режиссеров в чем-то стилистически и концептуально вторичны («Такси» Панахи по отношению к «Десяти» Киаростами, например) или философски менее глубоки в сравнении с иранской классикой, они несомненно резонируют с историческим временем.

Сегодня, когда Киаростами ушел из жизни, а ранее непримиримый борец за справедливость Мохсен Махмальбаф уже давно лишился родины, побывал резидентом во многих странах и высказал свою позицию космополита в документальном фильме «Садовник» (2012), в мир большого кино входят все новые авторы, которые еще вчера были в тени своих более именитых коллег, а сегодня стали настоящими звездами, — Мани Хагиги и Мохаммад Расулоф.

Первая заметная картина Расулофа — это рассказ о людях южной части страны, живущих где-то между песков пустыни и бликов мерцающей воды, посреди которых намертво застыл корабль, где и обитают местные бедняки. «Железный остров» (2005), разумеется, можно трактовать как политическую аллегорию. Однако нищета, доверчивость людей, их безынициативность и отчаяние их существования обрамлены яркими отвлекающими этнографическими деталями быта этого региона Ирана, удаленного от эпицентра общественной жизни страны, да и интонация притчи сглаживает протестный характер фильма.

Безусловный шедевр Расулофа — фильм «Белые луга» (2009). Возможно, лучшая картина самого режиссера и одна из лучших картин иранского поэтического кино, смонтированная Джафаром Панахи. Действие разворачивается на северо-западе Ирана в районе бессточного соленого озера Урмия. Фильм безысходной красоты о жизни и смерти. Фольклорные мотивы погребальных обрядов в совокупности с завораживающими ландшафтами отсылают скорее к магическому реализму, нежели к итальянскому неореализму, идейной близостью к которому так славилось иранское кино.

После «зеленой революции» Расулоф резко меняет стилистику и тональность. Все фильмы — «Прощай» (2011) о личной свободе в репрессивном государстве, «Рукописи не горят» (2013) о политических заключенных и «Неподкупный» (2017) о коррупции в стране — были представлены на Каннском кинофестивале в программе «Особый взгляд» и завоевали там различные призы. Именно с этими тремя работами связаны обвинения Расулофа в пропаганде против государственной системы и уголовными преследованиями.

Наиболее цельной и сильной из них кажется «Прощай». Эта картина перекликается с фильмом Джафара Панахи «Круг» (2000) и актуализирует вопрос гендерного неравноправия в иранском обществе. Пусть в художественном плане Расулоф не может превзойти самобытный фильм коллеги, тем не менее он смелее артикулирует проблемы, все называет своими именами, прямо указывает на существование практики нелегальных абортов, ограниченного передвижения женщин по городу и стране, смертной казни, политических репрессий. Как и в «Круге», пространство вокруг главной героини спрессовано и герметично, подобно ее собственному ощущению себя в этом государстве и в социуме, где она чувствует себя чужой и в опасности. Нет ничего удивительного, что после этого фильма у режиссера начались серьезные проблемы с властью.

В 2017 году Расулоф взял главный приз в номинации «Особый взгляд» Каннского фестиваля за фильм «Неподкупный», чем еще больше разозлил органы власти. После возвращения из Канн у него отобрали паспорт и запретили вести съемки. Режиссер ослушался приказа и тайно начал работу над следующим проектом «Зла не существует», снимая его короткими отрывками и на расстоянии давая указания съемочной группе. Лента была представлена в этом году в Берлине и получила главный приз. Реакция власти не заставила себя ждать. Через несколько дней режиссеру было предъявлено обвинение. Ситуация усугубляется тем, что фильм, и так снятый без официального разрешения, к тому же затрагивает болезненную тему смертной казни, показанную в фильме глазами не чиновников, а людей, которые становятся заложниками своего долга.

Впрочем, жизнь и самого Мохаммада Расулофа все больше напоминает судьбу героев политического детектива. Режиссер далек от активистской деятельности, но имеет четко сформулированную гражданскую позицию, поэтому его привлекают сильные персонажи, способные бороться, как герои его собственных картин «Прощай» или «Рукописи не горят». За свои взгляды Расулоф подвергается преследованию властей — слежка, допросы, запрет на творчество. Хотя сам режиссер как будто искренне удивляется тому, что последние годы его с заведомой регулярностью обвиняют в преступлениях, к которым он не имеет никакого отношения, так как в своих фильмах он не затрагивает напрямую политических вопросов (жизнь элиты светской власти и духовенства, интриги или шантаж в правительственной верхушке), а раскрывает сугубо социальные проблемы, накопившиеся в его стране. И тем не менее травля продолжается.

Читайте также:

Кинофестивали призвали освободить из тюрьмы иранского режиссера Мохаммада Расулофа