Россия против интерпретации: Зинаида Пронченко о том, что видят «Чики», когда открывают глаза

Каждый разговор об отечественной сериальной продукции начинается с перечисления референсов или откровенных заимствований. Дело тут не в торжестве компаративистики, а в том, что народ и партия едины в стремлении во чтобы то ни стало «повторить». Чужие успехи своими словами. «Чики» открывают глаза и видят, что Кабардино-Балкария или Краснодар обладают не меньшим мифологическим потенциалом, чем Северная Дакота или Миссури с Оклахомой. Что можно «снять» решительно Николаем Васильевичем шинель наброшенную и выйти наконец в глобальный мир — навстречу братьям Коэн и Андреа Арнольд.

Впрочем, «Чики» вполне могли бы называться и «Страх в маленьком городе»: вместо Сары Джессики Паркер — Ирина Горбачева; вместо Нью-Йорка — административный центр Прохладненского района; вместо Маноло Бланик — наверное, «найки»; вместо эмансипации — эксплуатация: обществом — личности, мужчинами — женщин, метрополией — глубинки, сценаристами — темы. 

«Чики» вроде бы проект инициативный и даже активистский, деколонизация дремучей России от столичных культурных клише в восьми сериях. Подробная пошаговая инструкция по феминизму. А ну-ка, девочки, сойдите с трассы, по которой мчатся денно и нощно груженые патриархатом фуры, посмотрите на себя со стороны, не мы такие — жизнь такая, долой вуайеризм и фетишизм, даешь визуальное удовольствие от нарративной телепродукции, даешь всем сестрам — хоть по-малому, хоть тихонечко.

Что за методы переопределения бытия четверым подругам предлагает сюжет? Первый и главный — родом из 90-х, утраченного времени, потерянного рая. Будем делать бизнес — говорил старший брат Багров. Аналогичной риторикой Жанна пробуждает субъектность Люды, Марины и Светы, провинциальных милашек, отважившихся, несмотря на дураков и дороги, казаков и сутенеров, разруху в головах и в клозетах, строить фитнес-клуб. Незамысловатая метафора — в здоровом теле здоровый дух. Идущей на поправки стране нелишне поправить и здоровье, ибо дорога до дома (казенного) долгая и ветреная. Перемен требуют сердца ведомых, откатов в прошлое и на карман загребущие руки слепых поводырей.

Дорогого стоит наивная мечта об индивидуальном предпринимательстве как путевке в лучший из миров, в котором женщина — человек, а человек — демиург собственной ипотеки. Трофейной красной машины, пригнанной из Москвы, той самой, в которой хотела мчаться возлюбленная «курьера», или горьких слез, которым и в Прохладном не верят, поддельной шубы блэкглама, что носили интердевочки, и приступа отца, несмотря на все старания, не уберегшего ни себя, ни маленькую Веру. Перестроечный канон жив, хотя так ничего и не перестроили.

Второй и вечный метод — родом из нулевых, истекшего времени, привидевшегося рая. Будем строить любовь, каждой бабе по хорошему мужику, каждому плохому мужику — по лицу. В качестве лобного места тут и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок — это Родина моя, Россия — щедрая душа. Рыночные прилавки ломятся от пресноводной рыбы и филея нежвачных парнокопытных. Через простодушное умиление региональными экзотизмами все же проступает символическое. Избравший особый путь народ мечется между Спасителем и Искусителем, не знает к чему припасть — к святой воде или крови нечистого животного.

Дай всем счастьечка! Дай здоровьечка! Дай им, Боженька, дай немножечко. Но не в этом сезоне и не в этой жизни. Финал «Чик» якобы открытый. Дети своей новой искренностью и гендерной флюидностью подведут бессмысленный бунт родителей под беспощадную статью. Полыхнет в ночи принадлежащий злым нацменам автосервис, Ромка с одноклассницей двинутся на камеру, как Антонио Бандерас c Сальмой Хайек в «Отчаянном», а ангел их неземной, блудница по имени Жанна встретит рассвет в темнице сырой. Молитвы батюшки Сергия и его проповеди неразумная паства не услышит. Неудивительно. Власть — животное. Народ — расходный материал. Россия — наше отечество. Смерть — неизбежна. 

Как бы не хотелось авторам «Чик» вырулить с ***[секс-работы] на братство, с контекста на манифест, увы, привычное туристическое отстранение дает о себе знать. Я не мы, мы не они, Москва приходит и уходит, о, Русь остается в уединении собственной обреченности. Эта страна — не наша страна. Это картинка в букваре и взгляд с телеэкрана. Россия «Чик» просит о помощи, а не о займе, прогрессивными мантрами Россию не пронять, ибо Россия однозначно против глобальных обобщений и ангажированных интерпретаций.