Бессилие бесстрашия: «Смелость» Алексея Полуяна — рассказ о страхе без конца

Ночь. День. Спать лень. Есть дым — черт с ним. Сна нет — есть сон лет. Песня группы «Кино» — «Перемен» стала гимном прошлогодних протестов в Беларуси. Но, честное слово, когда смотришь фильм Алексея Полуяна «Кураж», то думаешь, что ранняя, еще ученическая песня Цоя «На кухне» во всех отношениях описала бы происходящее гораздо лучше. Человеческое цунами, накрывавшее девятым валом улицы Беларуси по вечерам (и по выходным), и затаенность ожидания, с которой связан наступающий день. Каждое утро жизнь на время замирает, вроде бы возвращаясь в состояние нормы. И каждый вечер сомнительное сонное спокойствие прерывается — на улице начинается противостояние.

«Если начнется гражданская война, то, конечно, я пойду воевать за свою страну. Не за Лукашенко. А если же не начнется, то ходить …. (удары) получать, ну…»

— говорит ветеран-афганец одному из героев документального фильма и пожимает плечами. В протест он не верит, боится за себя и сам с собой спорит: говорит о том, что надо поднимать ветеранов-афганцев, но снова возвращается к мысли, что у него есть ребенок и биться по ночам с ОМОНом ему не с руки. Что это — страх, самоуспокоение или неуверенность в собственных силах? Скорее всего, все сразу — происходящее по ночам уже вполне напоминает гражданскую войну, о которой говорит афганец. Звучат выстрелы и взрывы, льется кровь, улицы заволакивает дым. А утром — снова голубое небо, сомнительная надежда на лучшее будущее и временами — тишина.

Выбранные режиссером герои — актеры Белорусского свободного театра — кажутся идеальными для заданной цели: на сцене изображают эпизоды современной белорусской истории то перевоплощаясь в страшных милиционеров, то в жертв режима, то в насильников, то в убийц. По ночам они протестуют, бегая от ОМОНа и сливаясь с огромной толпой протестующих. А днем, сидя по домам, обсуждают, что будет, если на улицу выйдут миллионы (приходят к мысли, что, вероятно, ничего) и прикидывают, куда уезжать — в Киев или в Лондон, потому что для свободного театра в Минске времена точно не самые подходящие (впрочем, а были ли другие).

Сам режиссер Алексей Полуян говорит, для него «Смелость» — это история людей, которые идут от страха к бесстрашию. Такая точка зрения, конечно, имеет право на жизнь, но для стороннего наблюдателя есть еще одно измерение этой борьбы со страхом. Бесстрашие героев выковывается не столько на улицах, сколько на кухнях, где они осмысляют недавние события, — например, когда Павел Городницкий, артист и участник группы «Разбiтае сэрца пацана», говорит, что время для условностей и эзопова языка прошло и пора говорить прямо, что в стране тирания, и те, кто ей служат, — недостойны обсуждения и диалога.

Бесстрашие оказывается вещью в себе, внутренним стержнем, который помогает лишь отчасти, но уж точно не ведет к победе. Два самых пугающих, почти безысходных эпизода картины показывают бесстрашных людей, вдруг оказывающихся бессильными. Первый — это перекличка в лесу у тюрьмы на Окрестина, в которой содержались те, кого арестовали во время ночных протестов. Люди, надеющиеся хоть что-то услышать о родных и близких, со всех сторон окружены милиционерами в черных масках: из-под прорезей балаклавы мы видим их глаза. Они слушают и наблюдают за людьми, собравшимися в лесу и, кажется, не питают к ним никакого сочувствия — если им поступит приказ, то в тот же миг они всех схватят, невзирая ни на какое бесстрашие и сопротивление. Бесстрашие не придает сил для победы, а, вероятно, лишь для перенесения тягот и испытаний.

Второй такой же страшный по силе и воздействию фрагмент — это марш протестующих к зданию парламента. Люди довольно быстро понимают, что здание пусто — и все, что их от него отделяет, это небольшая цепочка военных и милиционеров. Люди требуют, чтобы милиционеры перестали выполнять преступные приказы и перешли на сторону народа. Силовики безмолвствуют и просто смотрят на своих противников. Еще один немой свидетель сцены — памятник Ленину, опершемуся на кафедру. На постаменте написаны лозунги предыдущей эпохи, также не подразумевающие никакого продуктивного диалога: «Октябрьская революция», «Защита Родины», «Индустриализация страны» и «Коллективизация сельского хозяйства». Тишина — и обоюдное понимание, что стороны зашли в тупик.

Сплетая свое документальное повествование из небольших фрагментов, Полуян рассказывает историю, которая не заражает оптимизмом, а подавляет своей безысходностью. Шаг вперед — два шага назад. Мечты о лучшем будущем и о том, что после этих выборов жизнь-то точно изменится, — и призраки проигранных протестов 1996 и 2010 годов, когда жизнь действительно преобразилась, но совсем не так, как на то надеялись люди, выходившие на площади. Театр и искусство дарят ощущение свободы, но на сцене этой ставят спектакли про тиранию, насилие, силовиков и убийства. Попытки объединения и демонстрации силы противопоставлены разобщенности и одиночеству, где каждый сам за себя, где театром руководят по зуму из Лондона и ощущение скорой победы утекает сквозь пальцы. Ночные надежды и заряд самых разных эмоций — дневные сомнения, страхи и неуверенность. Так шаг за шагом выстраивается история проигрываемого сражения.

В интервью Deutsche Welle Полуян говорил, что «беларусы сейчас ощущают себя покинутыми. Они забиты под ковер, чтобы их никто не слышал и не видел»; по его мнению, именно искусство может дать им голос и «приподнять ковер». К сожалению, картина, которая открывается зрителю под этим ковром, чрезвычайно печальна и безрадостна. Бесстрашные люди, жертвующие здоровьем, временем, а то и жизнью, сталкиваясь с иерархично организованным насилием, теряющие надежду и веру. Крики, которые никто не слышит, и официоз, который давит собой все.

А надо всем царит фигура силовика. В финале картины мы наблюдаем за постановкой белорусского театра, в котором рассказывается история убийства оппозиционных политиков в Беларуси 1990-х. За спиной у них — фигура омоновца в черном, в балаклаве, с хлыстом в руках, по-садистски радующаяся мучениям убиваемых людей.

У фильма Полуяна, по сути, нет финала — как нет его сейчас и у драмы, разыгрывающейся в Беларуси с прошлого лета. Это лишь одна из многих глав, которые следуют друг за другом в мрачном рассказе о постсоветской истории, о путешествии от оптимистических надежд к бессильному бесстрашию.