Будь осторожен в своих желаниях: «Носферату» Роберта Эггерса

Молодая пара, Томас (Николас Холт) и Элен (Лили-Роуз Депп), припеваючи живут в Германии 1838 года. Их любовь чиста и безоговорочна, но не всесильна. Окончание медового месяца вынуждает мужа вернуться к работе маклером в агентстве недвижимости. Тем более предстоящая командировка в Трансильванию сулит серьезное повышение. Элен болезненно переживает предстоящее путешествие возлюбленного, а удручающие сновидения лишь усиливают ее беспокойство. Опасения эти не беспочвенны, так как новоиспеченный клиент фирмы, граф Орлок (Билл Скарсгард), живущий «одной ногой в могиле» среди Карпатских гор, фигура эксцентричная и таинственная. Быстро выясняется, что он — Носферату, не то демон, не то вампир, не то зомби, но при любом из этих раскладов, чистейшее Зло.

Эггерс, пожалуй, самый известный режиссер-фольклорист на сегодня. Его фильмы пропитаны народными сказаниями, а среди действующих лиц присутствуют монстры, боги и ведьмы. Приход к образу вампира, важному мифологическому персонажу народов Восточной Европы, был лишь вопросом времени. Особенно учитывая неприкрытую любовь режиссера к классике немецкого экспрессионизма, выражаемую им во многих интервью. По его словам, посмотрев фильм Мурнау в возрасте девяти лет, он был впечатлен игрой Макса Шрека и гнетущей атмосферой фильма.

Эту же подлинную атмосферу ужаса постановщик попытался воссоздать в ремейке. Сохраняя верность готическому антуражу оригинала, Эггерс балансирует между натурализмом и стилизацией, создавая мрачный образ Европы первой половины XIX века. Сомнамбулическое настроение обеспечивают сверхкрупные планы и мягкие движения камеры, медленно усыпляющие бдительность. Скрытый в продуманных переходах монтаж создает ощущение бестелесности, позволяющей плавно перемещаться между локациями. Оператор Джарин Блашке полностью уловил гипнотический ритм древних замков и темных улочек вымышленного Висборга. Наиболее отчетливо это проявляется в эпизоде прибытия Томаса в замок Орлока, наполненном обволакивающим мистицизмом.

Сам румынский граф получился по-настоящему самобытным вампиром, чей утонченный аристократизм остался далеко в прошлом. Руинированное жилище служит напоминанием о прежнем величии и отражает его состояние полуживого отшельника, съедаемого червями. Несмотря на всю жестокость кровососа, в нем чувствуются усталость и покинутость. Финальный чумной марш на Висборг является следствием личного бессилия перед невозможностью любви, но никак не зловещим планом по порабощению мира.

В таких деталях чувствуется стремление режиссера протоптать собственную тропинку к раскрытию замысла канонического сюжета. Введенная режиссером предыстория отношений Носферату и Элен создает пространство для любовного треугольника. Граф Орлок — энергетический вампир и абьюзер, обладающий природным магнетизмом; Элен — примерная девушка, вкусившая плотские утехи, а потому неспособная сопротивляться своему демоническому воздыхателю; Томас — верный и любящий муж, обреченный остаться ни с чем. Патологическая любовная связь между красавицей и чудовищем оживляет сюжет 1922 года, усложняя отношения героев.

Эта любовь, граничащая с животной страстью, выливается в предельный эротизм картины. В прологе молитва приводит к завуалированному изнасилованию, а финальный кадр смешивает любовь и смерть в эстетизированном образе. Конфликт этих двух изначальных сил преодолевается Элен актом самопожертвования. Альтруистический жест героини побеждает ненасытную страсть демона, ядром которой является не чувство, а голод. Природа Орлока заключается в эгостическом изъятии в свою пользу, в понимании любви как эксплуатации. Молодая девушка, наоборот, приходит к любви-дару, обращенной ко всему человечеству. Элен, растворяясь в своем любовнике, добровольно убивает себя, давая, однако, жизнь окружающим.

Этот религиозный мотив искупительной жертвы прорастает из упомянутой неточности Элен при обращении к сверхъестественным силам. Сможем ли мы в случае чего отличить Бога от Дьявола? Эта едва уловимая грань между истинным и греховным прослеживается еще с «Ведьмы», дебютной работы режиссера. Там дьявольские силы не просто разрушают пуританское семейство, а совращают одного из его членов, девушку Томасин. В этом им помогают царящие в семье лицемерие и мнительность, катализирующие рождение греха. Праведная жизнь, призванная защитить человека от Зла и обеспечить беззаботное существование в райском саду, создает благоприятную почву для грехопадения.

Пограничное положение занимает и Элен из «Носферату». Регулярные припадки и случаи лунатизма отчуждают героиню Депп от общества викторианской эпохи. Из раза в раз ее пытаются усмирить, используя как материальные, так и вербальные ограничители новейшей медицины. Диагнозы «патологические галлюцинации» и «бред» идут вкупе с серьезными дозами эфира, узлами на кистях и кровопусканием. Эффективность такого прогрессивного метода лечения близка к нулю, так как природа заболевания имеет сверхъестественные корни. Происходит скачок от физиологического к духовному — Психея отмежевывается от Логоса, не способного найти внятное решение. Находясь в человеческом мире, Элен генетически связана с миром демоническим, о чем и говорит граф Орлок: «Ты не из рода человечьего». Борьба между порочным и возвышенным обобщается в этической дилемме: «Зло таится внутри нас или вовне?»

Мурнау, в свою очередь, лишь заигрывал с моральными противоречиями, ставя в один ряд на титульном листе «Книги вампиров» призраков, магию и семь смертных грехов. Такое смещение подчеркивает, что Эггерс расставляет другие акценты, прочитывая тривиальный вампирский сюжет с другой интонацией. Это же касается персонажей второго плана. Заметно прибавив в экранном времени, Фридрих Хардинг (Аарон Тейлор-Джонсон) и доктор Сиверс (Ральф Айнесон) встали в один ряд с тройкой главных героев, в то время как в оригинале 1922 года, по сути, не играют значительной роли.

Происходит подобная фокусировка на периферийных героях и их сюжетах не без потерь. Всевозможные отклонения слегка расшатывают повествование, делая его скачкообразным. В связи с этим любовный бэкграунд Элен и графа Орлока уплощается, ограничиваясь метафорическим значением. Семейство Хардинг существует лишь для показательной экзекуции, призванной развеять все возможные сомнения относительно существования Зла. Профессор фон Франц (Уильям Дефо) остается персонажем-функцией — очевидным и предсказуемым. Вытаскивая второстепенных героев на свет, Эггерс придает картине дополнительную динамику, но, по мере ускорения, особенно ближе к концу, нагнетаемый ужас постепенно рассеивается.

Эта буквальность в конечном итоге приводит к дисбалансу в тщательно проработанной образной системе фильма. Иррациональная составляющая Зла затмевается излишней конкретностью и озабоченностью формальными изысками. Страх, наполняющий человеческое сознание при столкновении с фундаментальной необъяснимостью мира, во многом был упущен в этом стильном произведении. Увлекшись конструированием привлекательного фасада тьмы, Эггерс забывает о ее внутреннем содержании. Досконально продуманный, подчеркнуто эстетский аудиовизуальный ряд не несет в себе какой-либо тайны. А поэтому напрочь лишает нас подлинного страха.