Русский стандарт: «Реальная любовь в Нью-Йорке» Лоне Шерфиг оглушительно плоха

Из тихого домишки в Баффало под покровом ночи улепетывают трое. Выбравшись из-под мужниной руки, молодая мать Клара (Зои Казан) покидает супружеское ложе, будит сыновей, и на семейном хэтчбеке покидает гнездо. Они едут в Нью-Йорк, в самое его ядро — Манхэттен, который видели в кино и мечтах. Как выяснится позже, бегут они от домашнего насилия: муж Клары — полицейский Ричард (Эсбен Смед Енсен) — ее поколачивает, а может, и не только ее. В Манхэттене им не на что рассчитывать: они подворовывают одежду из бутиков и еду с помпезных приемов.

На контрасте выстроен центр роскошества — расположенный рядом с консерваторией русский ресторан «Зимний дворец», основанный в 1910 году. Его лениво держит человек по имени Тимофей (Билл Найи), чье настоящее имя Тим Мортимер, а зубодробительный акцент — деланный. Помогает ему мужчина с мрачным прошлым по имени Марк (Тахар Рахим), который разучился верить людям после смерти брата, а среди завсегдатаев — медсестра и немного святая Элис (покрашенная в блонд Андреа Райзборо). Она спасает больных, кормит бездомных и ведет анонимные заседания людей с психологическими проблемами. Дороги Клары и названных персонажей обязательно пересекутся. Здесь все встречаются в самый подходящий момент, на пороге отчаяния.

Тонущий в подробностях сюжет «Доброты незнакомцев» Лоны Шерфиг довольно точно описывает поговорка «наводить тень на плетень», а лаконичное, если не сказать куцее, послание картины сводится к сентенции «мир не без добрых людей». Шерфиг, когда-то открытая Берлинским фестивалем, прославилась романтическими мелодрамами. И здесь она не отказывается от трехслойного добродушия даже на территории драмы социальной. Мимикрируя под невероятно популярные в последние годы психотерапевтические нарративы, ее фильм оказывается скорее неуместным поучением: в любой непонятной ситуации Шерфиг призывает не ожесточаться и верить в лучшее.

Лучшей иллюстрацией режиссерского интереса к внутреннему миру героев оказывается линия с «Зимним дворцом», где гостей закармливают черной икрой под водку «Русский стандарт», а вечером потчуют балалаечными каверами на Тома Уэйтса и House of the rising sun (в тексте песни откуда-то появляется город Волгоград). Квазикомичный набор штампов нужен постановщице не только для глуповатого экранного примирения США и России, но для эффекта международности: на пресс-конференции Шерфиг подчеркнула, что ансамбль у нее подобрался самым пестрым по географии прописки. Интересно, правда, что в этом мире нравоучения не нашлось места для афроамериканцев, если не считать эпизодического появления 50-летнего мужчины, которого везут в операционную с серьезными увечьями.

Живописуя на экране бездомный быт Клары и ее сыновей, Лоне Шерфиг будто бы борется со стигматизацией лиц без определенного места жительства. Все профессиональные бомжи здесь показаны без малой толики симпатии, с опасливой, брезгливой дистанции. Тем ироничнее, что именно такая картина открывает Берлинский кинофестиваль, славящийся обостренным чувством справедливости и социальной обеспокоенностью.

Шерфиг намечает, в частности, проблему бессилия перед властью. Муж-полицейский способен отследить жену, ему обязательно помогут и доложат из любого участка или больницы (так положено). Клара же может лишь сверкнуть большими глазами: у артистки Казан — самый беспомощный взгляд в Голливуде. В сущности, белобрысый Ричард выглядит как синоним гиперопекающего государства, равнодушного к реальным потребностям граждан. Вот им и приходится рассчитывать только на себя и товарищей по несчастью. Помимо этой незамысловатой параллели, не забывает датчанка Шерфиг и другой важный для США образ — статую Свободы. Ее очень подробно рассматривает на экране библиотечного компьютера младший сын Клары. Когда-то Америка казалась раем для униженных и оскорбленных, местом нового старта и новой надежды. И искусство кинематографа к этому мифу тянулось с младых ногтей: например, во многих фильмах Чарли Чаплина европейские нищие прибывали в Нью-Йорк, чтобы переродиться. К перерождению стремятся и все обитатели «Доброты незнакомцев» — славные, в сущности, люди, покореженные мрачными ситуациями и опасными связями.

Однако, говоря о власти, «Доброта незнакомцев» остается верна тоталитарному строю мелодрамы, где все должно закончиться хорошо. Все герои неумолимо движутся к причинению счастья, проходя череду болезненных и гротескных неудач, разыгранных в благостной и поучительной интонации. Остается только гадать, какую терапевтическую или гражданскую пользу может принести такое лицемерное и оптимистичное похлопывание по плечу. Если это успокоит чью-то совесть — na zdorovie.