Кто-нибудь видел Сергея Добротворского(?): критика критики кинокритики в фильме по роману Карины Добротворской

«Кто-нибудь видел мою девчонку» снят по одноименному автобиографическому роману Карины Добротворской. Возвращаться к книге и сравнивать литературный источник с его экранной версией мы здесь не будем. Ведь не разбирают же «Анну Каренину» Толстого каждый раз, когда кто-то перетащил несчастье отдельной семьи со страниц в кадр. Но отметим, что, в целом, реальные события давно минувших дней в трактовке Ангелины Никоновой не сильно дальше отстоят от здравого смысла и хорошего вкуса, чем у непосредственной их участницы —Добротворской. Вся разница по сути сводится к трем буквам (в фамилии протагонистов).

Россия, Петербург, начало девяностых. Кинокритик Сергей Добровольский (Александр Горчилин) смотрит в «Авроре» «На последнем дыхании». А Кира (Анна Чиповская), студентка театрального, в котором Добровольский преподает, смотрит не на Бебеля, а на Сережу, примеряя мысленно на свои изящные ключицы матроску Джин Сиберг. Триумф, так сказать, эмоционального интеллекта и образного мышления. Если очень любить кино, то и жизнь однажды станет фильмом.

Так и случится, ведь так и заведено — в дамских романах и в их адаптациях — под громкий шепот июльского дождя Кира отдастся Сереже прямо на письменном столе. Со стены на них с укором будет взирать Ален Делон: в отличие от героев, он пьет только бурбон, а водку с пивом не мешает.

Любовь наших синефилов будет протекать на фоне постперестроечной чумы. В книге, кажется, много внимания уделялось пище — в Петербурге девяностых пропитание было трудно достать — рацион Добротворских состоял исключительно из вяленых бананов, кефира и Годара. У Никоновой бананы пропали, все остальное на месте. Поэтому первые сорок минут себя и нас актеры потчуют бифидосуждениями и бактериями, тщательно выдерживая кислотно-щелочной амбьянс.

Добровольский безэмоционально поет осанну то Цыбульскому, то Гриффиту — ему вторит хор интеллигентных статистов в лице Лизки и Мишки (безынтересно сыгранные Марией Шалаевой и Василием Буткевичем — Любовь Аркус и Михаил Трофименков). Крутится кино и сопли на палец. Розовые, ностальгические сопли. 

Крушение любовной лодки об убогий быт показано глазами Киры. Сначала она находит рваные обои и битую посуду сексуально привлекательными, а посему активно отдается посреди богемных декораций неуемному Сереже. Затем диссонанс между внешней нищетой и внутренним богатством делает привлекательным для Киры ровные обои и целую посуду большого газетного начальника Максима. К нему она в итоге и переедет, наплевав и на Цыбульского и на сенбернара Боню, обеспечившего, хоть и ненадолго, новую волну в отношениях с Добровольским.

Повесть о турбулентном браке с проклятым поэтом оформлена в рамку из гламурных ламентаций о том, что прошлого не вернуть. Сделавшая знатную интернациональную карьеру в глянце, Кира (Виктория Исакова) в Париже будущего, в котором они с Сережей, увы, не оказались, плачет у окна без потерь для макияжа, кормит нормандскими устрицами другого Сережу (Юра Борисов), перебирает в уме, словно луки для дефиле, былое и думы.

«Кто-нибудь видел мою девчонку» обладает предсказуемо всеми недостатками, свойственными жанру поп-байопика, — модель не дается художнику, хоть и берут ее в разных позах. Про Добротворского из фильма ничего непонятно, зато в Ленинграде белые ночи, а в Нормандии бескрайние дали. В этом кино кинокритика — профессия и призвание — показаны, как вид вредительства и паразитизма. Феномен токсичной любви тоже подан пресно и остывшим, подернутым, как вчерашняя манная каша, пленочкой из клише и благоглупостей: после секса тут натягивают джинсы, не подмывшись, а в душе, конечно, закрывают глаза; по улицам бегут, а не ходят, и еще у всех кружится голова — от восторга и от похмелья.

Похмелье обычно сопровождается легкой тошнотой. Тошнота — горьким послевкусием. А оно, в свою очередь, неприятным запахом изо рта, то есть душком. «Кто-нибудь видел мою девчонку» именно по этой траектории и развивается. Как эстетически, так и этически. Перезаложив за воротник накануне, поутру мы обычно задаем себе вопрос — зачем я пил? Кино Никоновой настолько выпуклое в своей 3D-вульгарности, что себя мы спрашиваем: зачем я смотрел? 

Два других вечных русских вопроса — кто виноват и что делать — в данном случае сугубо риторические. Вы, работавшие над фильмом, и виноваты-с, пожалуйста, больше такого не снимайте — вот и вся кинокритика.