Мамины таблетки: «Матрица: Воскрешение» Ланы Вачовски

Экран колышется от пятен света и перевернутых человеческих контуров. Легко догадаться, что такая картинка — лишь иллюзия, отражение реального мира, увиденное через поверхность воды. Но мираж плотно обволакивает восприятие, до последнего мгновения удачно обманывая глаз, так что разрушает фантазию лишь грубое движение — ботинок наступает в лужу, по поверхности экрана проходит рябь, пространство опрокидывается. Так, первым же кадром сочиняя самую короткую экранизацию платоновского мифа о пещере, «Матрица» и далее станет беспощадно эксплуатировать мотив двойственности. Как на визуальном уровне, так и словесном, отчаянно рассыпая шутки разной степени постыдности о разноцветных таблетках и небинарности. Что менее предсказуемо — сам фильм примерно на середине хронометража раскалывается на две части, две не слишком похожие друг на друга истории.

Первая отнимет у вас лишь час реального времени, успевая за это время наметить весьма красочную ревизию культового фильма 1999 года. Сеанс начинается с того, что нас заставляют почти буквально пересматривать и разбирать по секундам вступительный эпизод из первой «Матрицы» — только на сей раз увиденный с иных ракурсов, буквально из закадрового пространства. Или же пространства монтажного, ведь, как вскоре выяснится, эта сценка — петля, loop, то ли оригинальная запись, поставленная на бесконечный повтор свихнувшимся фанатом франшизы, а то ли симуляция, смоделированная, чтобы при помощи научных инструментов разобраться, что же в самом деле представляет собой та знаменитая «Матрица». Далее кадры из прежних фильмов станут спонтанно вторгаться в повествование секундными флешбэками, а затем и вовсе разорвут ткань новой истории и займут физическое место рядом с героями 2021 года. Вот лучшая мизансцена «Воскрешения», на которой можно смело обрывать просмотр: кинотеатральный зал, в который сквозь отверстие в экране заходит Киану Ривз, на поверхность за его спиной проецируется кадры из оригинальной «Матрицы», а в зрительном зале ждет реквизит для реэнактмента того самого эпизода с синей и красной таблетками. Такое нескрываемое галлюцинирование образами прежнего фильма, буквальное приглашение старых образов войти внутрь продолжения срабатывает не только как приступ ностальгии, но и слабо намечает критический потенциал — разрешая рассмотреть различные итерации «Матрицы» в буквальном сравнении. Устанавливая между ними не самую простую взаимосвязь — какой из фильмов вложен в какой? Это мы из 21-го года пользуемся старыми сценками как кусочками для новой мозаики или сама современность — один маленький сбывшийся фрагмент из фильма Вачовски, из томика «Симулякры и симуляция» в ящике стола Нео?

Наконец, главный сюжетный ход первого часа — сделать героя Киану Ривза геймдизайнером, разработчиком игр про Матрицу — хоть и лежит на поверхности, но при всей банальности срабатывает как верная догадка. Не так ли ощущает себя любой мифический герой, которому суждено дожить до пенсии? Усталым распорядителем легенд о собственной жизни, превращенных в симуляцию. Симуляцию, до сих пор поражающую воображение, но проигрывающую в реалистичности (которая здесь когда-то была?).

Дополнительное значение этой версии, согласно которой Нео все время был лишь дизайнером, сочиняющим видеоигры про Матрицу, придает то обстоятельство, что за последние годы сам Киану Ривз в значительной степени из персонажа кинематографического стал героем цифровым. Томас Андерсон в «Воскрешении» мучается психическими проблемами, напоминающими деперсонализацию, и его легко понять. Ведь лицо Ривза сегодня — не только памятная роль Нео, но прежде всего Джонни Сильверхенд, виртуальная модель и один из ключевых героев громкого игрового релиза Cyberpunk 2077. А буквально на днях он же появлялся как электронный аватар на игровой церемонии The Game Awards, презентуя не только будущий фильм со своим участием, но прежде всего игровой движок Unreal Engine 5, делающий акцент на фотореалистичной графике. В современном мире статус актера претерпевает изменения — Уиллем Дефо и Эллиот Пейдж исполняют роли в видеоигровой драме взросления Beyond: Two Souls, Петер Стормаре и Рами Малек в хорроре Until Dawn, а Кевин Спейси в боевике Call of Duty: Advanced Warfare. Что ж, космология «Матрицы» могла бы стать идеальной средой для разговора про новые реалии.

Впрочем, этого не происходит. Многие элементы из первой половины фильма выглядят как фансервис и агрессивное заигрывание с непритязательным зрителем. Летучки игровой компании, на которой дизайнеры-гики кривляясь разыгрывают мемы из оригинала, а маркетологи рассуждают об «эффекте Матрицы»; упоминание Warner Brothers, в чьей власти заставить актеров сниматься в бесконечном континууме сиквелов; резиновая уточка из трейлера на голове Киану Ривза. И все-таки Лана Вачовски, пускай наудачу, но в общих штрихах намечает тот адекватный 2021 году формат, в котором возможен разговор о франшизах детства и юности. Рецепт, следуя которому сегодня можно будто бы ощутить тот самый заповедный 1999-й. Названий у такой синей таблетки может быть множество — визуальный коллаж, ремейк, перемонтаж, а то и вовсе список лучших фильмов и покупок в супермаркете. В нашей памяти, как и в реальности, «Матрица» разбилась на тысячи осколков, разлетелась на бесконтрольное множество отдельных сцен, залитых на YouTube, фанатских теорий и шуток, академических текстов и коубов. Поэтому даже грубо сшитые между собой кадры фильма 2021 года, наложенные на сцены из 2000-го выглядят как самая логичная изо всех возможных картинок, отражающая положение вещей. Все блокбастеры современности — эхо, но «Матрица» берется визуализировать этот сюжет. Буквально воспроизвести на экране тот маленький внутренний кинотеатр и одновременно монтажную комнату, которая перемешивает десятилетия друг с другом, а воспоминания с реальностью.

Но, лишь притронувшись к любопытным мотивам, «Матрица» на середине ломает двусмысленность, пробуждая своего героя ото сна и возвращая в безрадостную реальность. И правда в том, что за продолжения фильма 1999 года всем братьям-сестрам Вачовски не удалось ни развить, ни даже удержать в руках те удачные интуитивные образы, найденные в оригинале (кто-то скажет — списаны у Жана Бодрийяра, Джона Ву и японского киберпанка). В «Воскрешении» от такого запустения некуда скрыться — вторая половина фильма встречает нас не слишком убедительными машинами-инсектоидами, странным дизайн костюмов, отсылающий к аборигенам Америки, а главное — вратами в постапокалиптический город людей. Он выглядит как растраченное наследие «Метрополиса» и «Бегущего по лезвию» — помимо пары пейзажей мы увидим несколько коридоров, одну комнату и, кажется, всего с десяток героев, которые населяют фантастический мегаполис. Именно в сценах с местной городничей Ниобе просыпаешься окончательно — происходящее напоминает тематическую вечеринку гиков, сдуревших на почве «Матрицы», но никак не блокбастер. Смутную догадку, что ты угодил не на свою вечеринку, лишь усиливает своеобразный юмор, вынутый откуда-то из интернет-форумов и «гостевых книг» нулевых. В иные моменты актеры начинают неестественно хихикать, поглядывая друг на друга, словно они персонажи видеоигры, у которых на мгновение сломалась лицевая анимация. Та же неряшливость и полное отсутствие чувства ритма сопровождает почти что все экшен-сцены — огненные букеты покрывают собой экран, пули почтительно замирают перед лицом Нео, но в этих эффектах, увы, не разглядеть даже оммажа 1999 году, только невоздержанное копирование того, что считается «эффектом Матрицы».

Воспользовавшись вечной классификацией Грейс Слик, перебирающей таблетки домашней аптечки, — «one pill makes you larger and one pill makes you small» — о воскресшей «Матрице» приходится констатировать, что она не способна ни на то ни на другое. Ее «эффект» похож на то, что случается от таблеток, которые «дает тебе мама»:

Don't do anything at all.