Община-на-крови: «Подельники» Евгения Григорьева

Сельское поселение Кын где-то в Пермской области (впрочем, никаких географических ориентиров в «Подельниках» названо не будет, они считываются только внимательным глазом, вплывая в кадр из морозного марева) засыпает снег. Зима здесь кажется вечной — как свет звезд, равнодушно глядящих с холодных небес на село, реку и бесконечный лес; как фигурки птиц и зверей, отлитые в бронзе в незапамятные времена и так похожие на эти созвездия; как полуосыпавшаяся церковь на пригорке и стоящий напротив нее Ленин, который в этом окружении кажется, скорее, языческим идолом — и относятся к нему соответствующе. В этом глухом краю, соединенном с цивилизацией только проезжающим пару раз в сутки старым тарахтящим «пазиком», время и человеческое бытование подчиняются своим собственным законам, непонятным залетным пришельцам с Большой земли. Их можно принять и остаться, навсегда вмерзнув в эту землю душой и телом, или отторгнуть и сбежать не оглядываясь — и этот выбор предстоит сделать каждому герою игрового дебюта режиссера-документалиста Евгения Григорьева. Фильм основан на реальной истории, однако в нем использованы не только воспоминания автора о событиях из собственной жизни, но и элементы хорошо знакомой ему уральской дохристианской мифологии.

Картина стартует с милой семейной сценки: ранним утром мама и папа везут на санках ребенка. Она тихонько напевает, он говорит что-то о ее красоте — но идиллия длится недолго, на третьей фразе разговор перерастает в негромкую ссору, которая явно началась не сегодня и закончится не завтра. Сын, закутанный по глаза в шарф и шапку, безмолвный свидетель родительских препирательств, слушает, впитывает, запоминает.

Через семь лет. В селе снова зима. Мальчик Илья (дебютант Ярослав Могильников), тогда ребенок на санках, теперь десятилетний школьник. Утром, выбегая из дома, где мама-учительница (Марина Маныч) включает классическую музыку и говорит по-немецки, он получает от соседа на дорожку кружку с кровью только что освежеванной свиньи — своеобразная инициация, которая станет предвестием последующих событий. Мальчишка кровь отважно выпивает, но за ближайшим углом выплевывает в сугроб — по воспитанию и душевному складу он все же «интеллигенция» (как насмешливо называет его сосед), а не суровый северный мужик. Пока еще нет.

Тот самый промерзший «пазик» с заиндевевшими стеклами везет по дороге мимо елок и лагерных заборов — обычный в здешних местах пейзаж — отца Ильи художника Саню (Константин Балакирев) и двоих приезжих, молодую пару. Петр (Юра Борисов) вообще-то местный, когда-то подававший надежды биатлонист, так и не сделавший спортивной карьеры, теперь возвращается на малую родину, чтобы начать новую жизнь учителя физ-ры, от которого никто не будет ждать свершений и рекордов. Для его жены Насти (Лиза Янковская) все это путешествие в самое сердце русской хтони — забавное приключение: шутки про декабристок и исследование мужниного «биоценоза», как и модная шубка из искусственного меха и изящный розовый чемоданчик на колесиках, выдают полное непонимание городской столичной штучки, во что она на самом деле ввязалась.

Перпендикулярно трассе, по которой пробирается автобус, следует своим путем не замеченный никем медведь-шатун. Это один из многих знаков, которые Григорьев старательно расставляет по всему фильму и которые станут понятны позже, когда сложатся в цельную картину: здесь даже фигурируют несколько совершенно буквальных ружей, каждое из которых выстрелит в положенное ему время. В «пазик» же забирается еще один кынский житель: Виктор (Павел Деревянко), охотник и знахарь, бобыль с дурной репутацией по прозвищу Людоед (нет, конечно, людей он не ест, это просто слух, связанный с товарищем, пропавшим на охоте, — или не просто?). Слово за слово — и от недельной Саниной трезвости не остается и следа, его куртка перекочевывает на плечи Витька, а Илья так и не дождется отца на остановке. И пока Петя и Настя обживаются в щелястой избе, где от пробирающего холода можно спастись только в объятиях друг друга, мужские посиделки в доме Людоеда заканчиваются трагедией. Саня, который еще в первых кадрах говорил о том, как ему тошно в тесном сельском мирке, в отчаянном самоубийственном порыве все-таки вырывается из него — сразу на тот свет.

Виновным в его смерти скучающий полицейский, приехавший из города наутро, соглашается признать безответного «придурковатого» брата Витька, хотя всем, конечно, известен настоящий убийца. В том числе Илье, на чьи плечи ложится поистине гамлетовская задача отомстить за отца; его матери, которая погружается в отрешенное молчание, и Пете с Настей, видевшим из своего окна ночью последние минуты жизни Сани и теперь оказавшимся повязанными заговором молчания со всем селом. Чтобы спасти парнишку, чтобы он не загубил свою жизнь вслед за отцовской, Петр предлагает Илье научить его стрелять — тогда он сможет отомстить Людоеду. «Подельники» — название многомерное: ими становятся и Витек с его братом, и мужики, молча вышедшие из избы, зная, чем закончится пьяный спор Людоеда и Сани, и Петр с Ильей, и все безмолвные соседи, спокойно продолжающие жить своей жизнью, как будто не заметив произошедшего.

На первый взгляд, картина выстроена по стандартной формуле: нарывающее неизбежным конфликтом противопоставление наивных, честно верующих в закон и порядок горожан с одной стороны и темной грубой деревенской массы — с другой; этакие «Соломенные псы» в глубоком замкадье. Сельские жители, существующие в сложной и одновременно простой до примитивизма системе координат, где смешались суеверия, обрывки народных представлений о мировом устройстве, полустершиеся советские уроки патриотизма (даже на поминках внезапно звучит песня о войне) и тюремные «понятия», действительно особой симпатии не вызывают. Молодой физрук, уже вкусивший других, более современных ценностей, мечтающий организовать лыжную секцию и взявший под крыло осиротевшего Илью, на этом фоне кажется носителем всего светлого и правильного.

Однако настоящий расклад сил здесь не так прост, и границы между добром и злом чем дальше, тем менее отчетливы, как будто их тоже, как и все в этом фильме, заметает снегом. Соучастие во лжи и молчании постепенно разъедает отношения Петра и Насти, а у деревенских, как ни трудно в это поверить, обнаруживается своя правда. Кроме того, несмотря на точность бытовых деталей, схваченных беспристрастным взглядом опытного документалиста, «Подельники» — не социальная драма и не бытовая зарисовка. Пространство фильма почти сказочное, лежащее на стыке реальности и фантазии. На создание этого ощущения некоторой потусторонности работают и визуальный ряд (оператор Антон Анисимов), по замыслу создателей отсылающий к картинам Питера Брейгеля-старшего, который тоже был одновременно и бытописателем, и фантастом; и активное использование местных легенд; и сцены масленичных гуляний, на фоне которых разыгрывается один из ключевых эпизодов фильма; и образ трех старух-сестер, выступающих в роли то ли Мойр, то ли макбетовских ведьм, то ли ангелов смерти, непременно провожающих в последний путь местных покойников.

Людоед же и вовсе являет собой тип какого-то совершенно фэнтезийного злодея, вышедшего из нездешней тьмы, умеющего разговаривать с духами и наделенного мощной отрицательной харизмой. Одолеть такого не помогут ни Уголовный кодекс, ни законы уголовной чести — только слияние с силами, более мощными, чем отдельный человек, и способность стать их частью. Это, по сути, очень консервативный взгляд на мир: общинность в итоге одерживает разгромную победу над индивидуальностью. Но консерватизм этот не политического толка, он глубоко врастает корнями в здешнюю холодную почву — ведь, когда девять месяцев в году зима, поодиночке не выживают.