Под сенью девушки в цвету: «Магия лунного света» Вуди Аллена

«Мир скорее смешон, чем трагичен», сказал однажды Вуди Аллен, и в этом — зерно его фильмов: трагичные по существу, они облечены в форму легкой комедии.

Главный герой «Магии лунного света» Стэнли Кроуфорд (Колин Фёрт), напоминающий профессора Хиггинса из «Пигмалиона», состоятельный англичанин, воплощение тех черт островного джентльмена, которые вошли в каталог английскости по версии иностранцев: надменный, рациональный, скептичный. Он не стыдясь именует себя гением, а окружающие характеризуют его как «депрессивного типа, сублимирующего свои страхи в творчестве», и по этому описанию Стэнли Кроуфорд — альтер эго самого Вуди Аллена. Аллен скрывается под маской режиссера, иногда актера, Стэнли — под видом желтолицего китайского иллюзиониста Вей Линь Су. Кино — тот же иллюзионизм, так что сходство лежит на поверхности. В своих фильмах — «Бродвей Дэнни Роуза», «Проклятие нефритового скорпиона», «Ты встретишь таинственного незнакомца», «Сенсация» Аллен не раз обращался к теме цирковой манипуляции, окутывая сюжет туманом гипнотической мистики, что само по себе для него уже знак отстраненной иронии. На этот раз фабула — сеанс магии с последующим разоблачением, который, руководясь своими принципами, проводит Стэнли, что в соответствии с характерной для Аллена логикой оборачивается «разоблачением» самого Стэнли. Причем разоблачением в буквальном смысле слова, то есть сбрасыванием защитных одежд скептицизма, неверия и депрессии.

После преамбулы, когда Стэнли под видом китайского фокусника демонстрирует ловкость рук в интерьерах цирковой мишурной красоты, фильм погружается в подлинную красоту природы Южной Франции, в прошлое благословенной эпохи между двумя войнами, когда трава была зеленее, а вода прозрачней, что убедительно демонстрируется при помощи специальной, ныне почти забытой обработки пленки. А элегантные женщины тех времен на экране одеты в дивные наряды, частью обнаруженные в антикварных салонах или на блошиных рынках, частью реконструированные художницей по костюмам Соней Гранде.

В те времена беззаботности у людей был досуг задуматься о смысле бытия и о существовании Бога, если кто еще сомневался в том, что он умер, и проверить действенность молитвы. То, что Аллен впервые вводит в свое кино эпизод, когда его персонаж обращается к Всевышнему, свидетельствует о том, что для него пришло время последних вопросов. (А оно необязательно может нагрянуть на пороге 80-летия; возраст здесь ни при чем.) Конечно, атеист или по меньшей мере агностик Вуди Аллен решает их в ироническом ключе, иначе перестал бы быть самим собой, но тем не менее он их ставит. Их можно и пропустить, увлекшись магией красот и следя за развитием несложного, будто нарочно (скорее всего, именно нарочно) незатейливого сюжета под сладкий аккомпанемент мелодий Ричарда Роджерса, Кола Портера и прочих гениев эпохи джаза, но от этого они не теряют своей пронзительной настоятельности (подчеркнутой цитатой из Девятой симфонии Бетховена).

Депрессивности Стэнли бросает вызов не обманное искусство «ментальных вибраций» медиума Софи Бейкер (Эмма Стоун), а ее юная красота, власть которой режиссер, он же автор сценария, испытал на себе. Именно это и есть гипноз, под действие которого попал записной скептик-рационалист, и урок состоит в том, что только красота способна вернуть нам доверие к самой жизни. С подачи старого друга Говарда Буркана (Саймон МакБерни) Стенли выходит на поединок с красоткой Софи с целью развенчания ее дара ясновидения. К этому моменту Софи, подвизающаяся в усадьбе семейства Кэтлидж, уже подцепила на крючок богатого наследника Брайса (Хэмиш Линклейтер). Обладатель шикарной красной «Альфа-Ромео» и хлипкого козлетона готов к брачным узам и соблазняет красавицу обещаниями каникул на экзотических островах и пением самодельных серенад под аккомпанемент укулеле. Появление Стэнли слегка отодвигает Брайса и бросает вызов Софи: ей приходится выбирать, на кого делать ставку — на богатого и недалекого юнца или на траченного жизнью, но неотразимого в безупречно сшитом смокинге, харизматичного далеко не мальчика, но перспективного мужа, эффектно сыплющего философскими афоризмами в ироничном духе Оскара Уайльда. Война принципов облекается в любовную игру. Беспечная, улыбающаяся красотка и мрачный меланхолик сражаются на поле любви, где, как известно, неизвестно — кто охотник, а кто добыча; во всяком случае, они постоянно меняются ролями в подлинных декорациях живописной усадьбы. Гиперболически романтическая обстановка в неменьшей степени, чем поведение героев, служит переакцентировке позиций. Вопреки воле Стэнли, не принципы, а чувства выстраивают траекторию отношений. Лунный свет — атрибут любовного романа, а не философского эссе; природа играет на стороне Софи, определяя исход игры.

Можно упрекнуть Вуди Аллена в том, что задуманное как главный «магический» трюк в самом развитии действия не сработало. О том, чем все закончится, начинаешь без сомнений догадываться уже на первых минутах фильма. Но не стоит припечатывать работу мастера тривиальным вердиктом «Акела промахнулся»: смысл его фильма — в наслаждении его смотреть, исподволь полируя собственную жизненную философию; 44-я картина великого иллюзиониста — удовольствие для глаза и, может быть, еще большее для слуха.