Творимый и неповоротливый мир: «Американское чтиво» Корда Джефферсона

Еще недавно Телониус «Монк» Эллисон был просто неудовлетворенным профессором, который читал студентам курс американской литературы и тщетно пытался выбить публикацию своего нового романа, который, по мнению издателей, был недостаточно «черным». Но вот, после очередной стычки со студенткой, его отправили на саббатикал, и Монк поехал в родной Бостон. Проведать агента, а заодно и семью — сестру и мать. Тут и начались злоключения. Сестра скоропостижно скончалась, матери диагностировали прогрессирующую деменцию, а денег на сиделку, равно как и шансов на публикацию, не прибавилось.

Что делает разъяренный и отчаявшийся темнокожий мужик в опасной близости от кризиса среднего возраста? Конечно же, пишет книгу. Хотели «черное» чтиво — получайте. Пародийный «автобиографический» роман об очень «черной» жизни Стэгга Р. Ли готов. Только вот никто не воспринимает этот жест агрессии всерьез, зато всерьез воспринимают книгу. Какая там пародия, издатели в восторге от этого вымышленного бандюгана. Монк вне себя. Правда, круглая сумма, которую ему сразу же предлагают за книгу, примиряет его с действительностью. Тем временем подтягивается Голливуд: продюсер Вайли хочет лично повидаться со Стэггом, и Монк отправляется на встречу. Ему даже не нужно маскироваться, его прежняя литература настолько высоколоба, что у молодого голливудского продюсера просто нет шансов знать Телониуса Эллисона в лицо. 

Самая большая проблема Монка даже не в конъюнктурности издательств, которые обслуживают повестку. Дело в том, что Монк стареет и совсем не поспевает за происходящим. Он отважно переступает границу между модерном и постмодерном, но его литературный акционизм не работает в новой метамодернистской реальности. Он не успевает ни за новой чувствительностью своих студентов, ни за новой искренностью в творчестве коллег. Ко всему прочему он окончательно запутался в собственных социальных запросах. Этот темнокожий upper-class-писатель с образованием и несколькими опубликованными романами живет в мире высоких надстроек. Ему кажется, что прошли времена «Имитации жизни», где героиня кричала в истерике, что никакая она не черная. Сам Монк тоже кричит, что никакая она не черная — только уже о собственной литературе. И права его не попраны, и проблемы у него такие же, как и у всех остальных. И снова он катастрофически не поспевает, на сей раз за собственным статусом, который летит в тартарары. Интеллектуальные запросы оказываются второстепенными там, где провисает базис. Монку необходимо бабло. И чтобы его получить, ему придется кричать совсем другие вещи. Например, «Я — черный!»

Он страдает, он брыкается, но деньги берет. И есть в этом что-то очень смешное и очень человеческое. Джеффри Райт филигранно отрабатывает все оттенки раздражения, потерянности и матерого превосходства на лице Монка. Герой огрызается, срывается, без удержу менсплейнит, и каждый раз ему за это «прилетает». Очень хочется, чтобы уже хоть что-нибудь у него получилось. Ведь даже его блокбастер становится великим разочарованием. Точно таким становилось для темнокожего Пьера Делакруа, героя фильма Спайка Ли «Одураченные», его телевизионное «Менестрель-шоу». Делакруа пытался освободиться от контракта и был уверен, что его задумка приведет к увольнению. Но шоу взлетело — вместе со всеми его грубыми шутками и неприкрытым расизмом. В обоих случаях выигрывал истеблишмент, а темнокожие парни истекали кровью под градом пуль. Правда, Корда Джефферсона такая концовка не устроила, и он предложил альтернативный вариант. Даже несколько. 

Фильм и вправду удивительно вариативен, но при этом не превращается в жанровые игрища. И история академика-неудачника, и семейная драма, и критика капитализма с маккеевскими пике, и даже парочка искрометных комических пикировок, которые происходят между Монком и его еще живой сестрой Лизой, — все это сплетается в едином и беспорядочном движении. Фильм то и дело норовит остановиться на каком-то одном жанре, но, благо, так и не делает этого до самого конца. Вслед за драматичным молчанием всегда находится место шутке. А от удушливого абсурда литературных прений Монк спасается девушкой и семьей. Даже максимально условные сатирические пассажи — как та ночная сцена, где Монк пишет книгу, и его герои перекидываются репликами прямо перед ним, — истаивают под напором нового жанра и нового дня. И такое обращение с реальностью для фильма принципиально, ведь это в первую очередь история о писателе, а значит, мы оказываемся на территории творимого мира (в оригинале фильм называется American fiction, что куда ближе не к чтиву, а к вымыслу).

Удивительно, но «Анатомия падения» Жюстин Трие, которая на пару с «Чтивом» взяла на прошедшей оскаровской церемонии статуэтку за сценарий («Американское чтиво» — за адаптированный, «Анатомия падения» — за оригинальный), при всей жанровой разнице, обратилась к очень схожей проблеме — идентичности писателя. Во французской судебной драме вопрос о том, способна ли авторка совершить убийство, если она описывает его в своей книге, — это попытка провести границу между вымыслом и реальностью. Довольно беспомощная, ведь граница в фильме Трие так и остается размыта. «Американское чтиво» с границами работает ювелирно: мы совершенно точно знаем, что автор, Монк, вовсе не совершал ничего из написанного, хоть и выдает свою книгу за автобиографическую. Корд Джефферсон не стирает границы, он их множит. Отсюда и многочисленные жанры — параллельные миры доктора Монка и мистера Хайда. 

Поворотный момент в борьбе Монка за собственную идентичность наступает вместе с рождением Стэгга. С этих пор Хайд крепнет, а Монк все глубже впадает в отчаяние. И ведь Хайд тут не единственный. Весь фильм — сплошные двойники. Стэгг Ли — это и Монк, и молодая и успешная темнокожая писательница Синтара Голден (в идеальном исполнении Иссы Рэй). Сам Монк — отражение отца. Мать Монка — двойник всех матерей, воспитанных в консервативных традициях и требующих от детей браков с себе подобными (по классу и цвету кожи). А брат Монка — двойник всех трудных детей, которые никак не хотят взрослеть (он развалил брак, употребляет наркотики и ведет беспорядочную половую жизнь). И все они продолжают жить своим жанром, кроме разве что «белых» персонажей. Слишком уж последние карикатурны, характерны. 

Оказывается, Джефферсон снимает очень «черное» кино. И хотя это его дебютный фильм, уверенности ему не занимать. Он идет наперекор всей задумке фильма: какая же тут сатира на современные медиа, если даже сам режиссер распределяет степень условности героев по цвету кожи. Но это она и есть. Усиленная самоиронией, особенно отчетливой в финальной сцене — там Монк с продюсером как раз обсуждают, как бы закончить фильм, а Хайд-Стэгг окончательно набирается сил и позволяет Монку, наконец, разогнаться и запрыгнуть в собственную историю. И пока неповоротливый мир, который совсем не хочет меняться и всегда подкидывает дополнительные проблемы, остается нам. Герои — Монк с братом — уносятся на тачке в закат.